В объятиях греха

Она сделала еще шаг ко мне, и я невольно отшатнулся, будто опасаясь, что одно лишь ее приближение способно сжечь дотла остатки моей добродетели. Взгляд против воли скользнул по ложбинке меж ее грудей, по гладкому животу, по стройным ногам, которые при каждом движении обнажались до бедра через разрез мокрого платья.

– Тристан, – прошептала она, и в ее голосе звучала та же грешная нота, что и в моих снах. – - Я хотела… мне нужно…

Но я уже не слушал, не мог слушать. В ушах стоял оглушительный стук моего сердца, разум заволокло красной пеленой вожделения. Я должен был уйти немедленно, или я за себя не ручался…

– Нет, – выдохнул я, зажмурившись. – Мы не можем. Я не могу.

Я резко отвернулся, чувствуя, как все мое тело дрожит от напряжения. Это было слишком – слишком сильно, слишком соблазнительно. Я должен был уйти, пока еще мог, пока не натворил того, о чем буду сожалеть всю оставшуюся жизнь.

– Это… это неправильно, – произнес я, стараясь вложить в эти слова всю свою угасающую убежденность. – Мариель, – произнес я, собрав последние крохи самообладания. -Ты должна уйти. Сейчас же.

Я слышал ее сдавленный всхлип, но не позволил себе обернуться. Вместо этого я заговорил, отчаянно цепляясь за привычные истины, как за спасательный круг:

– То, что происходит сейчас – это испытание. Для нас обоих. Мы не можем поддаться искушению.

Каждое слово давалось мне с трудом, но я заставлял себя продолжать, понимая, что только так смогу сохранить свои обеты, свою веру – все то, что определяло мою жизнь.

– Мы все совершаем ошибки, Мариель. Важно то, как мы на них реагируем. Сейчас ты должна вернуться в монастырь и молиться. А я… я должен серьезно подумать о своем пути.

Я помедлил, глядя в ее полные слез глаза, и добавил, понизив голос:

– И еще кое-что, Мариель. Будь осторожна с Изабеллой. Я знаю, она тебе друг, но… Но что-то в ней меня настораживает. Ее идеи, ее влияние на тебя… Прошу, держись от нее подальше. Не дай ей сбить тебя с истинного пути.

Мариель хотела что-то возразить, но я покачал головой, давая понять, что мое решение окончательно.

– Мы все совершаем ошибки, Мариель. Важно то, как мы на них реагируем. Сейчас ты должна вернуться в монастырь и молиться. А я… я должен серьезно подумать о своем пути.

С этими словами я ушел, оставив ее одну у озера.

Каждый шаг давался мне с трудом, словно я шел по битому стеклу, но я заставлял себя двигаться вперед.

Я знал, что это испытание веры – самое сложное в моей жизни. И я молился, чтобы Господь дал мне сил преодолеть его.

Но даже погрузившись в молитву, я не мог избавиться от образа Мариель, соблазнительной и недоступной, словно само воплощение искушения. И где-то в глубине души я понимал, что этот образ будет преследовать меня, испытывая мою решимость, мою веру. Но я был полон решимости выстоять. Ради себя. Ради наших бессмертных душ.

***

Я спряталась в своей келье, сказавшись больной. Не могла заставить себя встретиться лицом к лицу с остальными обитателями монастыря, особенно с Тристаном. Стыд и смятение не отпускали меня.

К обеду я услышала тихий стук в дверь. Думая, что это сестра-травница пришла проверить мое состояние, я слабо произнесла:

– Войдите.

К моему удивлению, в келью проскользнула Изабелла. Ее глаза блестели от возбуждения, а на губах играла загадочная улыбка.

– Мариель, дорогая, – сказала она, присаживаясь на край моей постели. – Расскажи мне, что произошло. Все до мельчайших подробностей.

Под ее настойчивым взглядом я начала рассказывать о встрече с Тристаном у озера. Когда я закончила, Изабелла неожиданно вскочила, ее лицо исказилось от гнева.

– Этот упрямец! – воскликнула она, едва сдерживая голос. – Как он смеет отвергать такой дар? И как он посмел предостерегать тебя от меня?

Я была поражена силой ее реакции.

– Изабелла, может быть, нам стоит оставить эту затею? Я не хочу больше…

Но графиня прервала меня, схватив за руку.

– Нет, Мариель. Мы не можем сдаться сейчас. У меня есть еще один план. Последний и решающий.

Ее глаза горели каким-то лихорадочным огнем, который одновременно пугал и завораживал меня.

– Какой план? – спросила я с опаской.

Изабелла наклонилась ближе, понизив голос до шепота.

– Я не могу рассказать тебе все детали сейчас. Но знай: этот план сработает наверняка. Тристан не сможет устоять.

– Но что, если… – начала я, но Изабелла снова перебила меня.

– Никаких "если", – твердо сказала она. – Ты должна мне довериться, Мариель. Полностью и безоговорочно. Только так мы сможем добиться успеха.

Она вздохнула и продолжила уже мягче, почти умоляюще:

Пойми, я же забочусь о тебе, о твоем будущем. Разве ты не помнишь? Через несколько дней за тобой приедут. Времени совсем не осталось. Это наш последний шанс, Мариель. Неужели ты упустишь его?

Изабелла пристально смотрела мне в глаза, и я чувствовала, как моя решимость тает под ее напором.

– Жду тебя в полночь возле кельи Тристана, – бросила она напоследок. – И прошу, не опаздывай.

Остаток дня прошел для меня как в тумане. Я механически выполняла свои обязанности, но мысли мои были далеко. Слова Изабеллы не давали мне покоя. Что она задумала? И действительно ли я готова довериться ей полностью?

Когда монастырь погрузился в сон, я тихо выскользнула из своей кельи. Коридоры были пусты и тихи, лишь тусклый свет факелов освещал мой путь. Сердце бешено колотилось, пока я пробиралась к келье Тристана.

Изабелла уже ждала меня там, прячась в тенях. Увидев меня, она улыбнулась, но в этой улыбке было что-то хищное, почти пугающее.

– Ты пришла, – прошептала она. – Хорошо. Пойдем…

Глава 6

Келья Тристана была крошечной и аскетичной, как и подобает жилищу монаха. Грубые каменные стены, лишенные украшений, давили своей монументальностью. Единственным источником света было узкое стрельчатое окно, пропускающее в комнату лунные лучи. Скудная обстановка состояла из низкой деревянной кровати, покрытой темным шерстяным одеялом, простого стола с глиняным кувшином и миской для умывания, а также грубо сколоченного молитвенного аналоя в углу. В воздухе плавал запах вощеной древесины, старых книг и едва уловимый мускусный аромат мужского тела.

На постели, слишком короткой для его роста, возлежал Тристан. Даже во сне он казался большим, мощным, едва умещающимся в тесных границах монашеского ложа. Тристан спал в простой белой рубахе из грубого полотна, доходящей до середины бедра, и свободных штанах, перехваченных плетеным поясом. Во сне он сбросил одеяло, и теперь лунный свет очерчивал контуры его тела под тонкой тканью – широкие плечи, мускулистые руки, длинные ноги.

Я застыла на пороге кельи, не веря своим глазам. Изабелла подошла к его кровати, склонившись над ним, словно коршун над добычей.

– Изабелла! Что мы здесь делаем? – прошипела я, подлетая к ней. Паника и смятение накрыли меня удушливой волной. – Если он проснется…

Изабелла отмахнулась, ее темные глаза светились торжеством и какой-то пугающей решимостью.