Бык и бабочка

Сидор очень галантен, он всегда старается чем-то порадовать Еву, потому что он чувствует в ней ту же любовь к театру, такую же неодолимую страсть к театру, какая есть у него.

– Если бы они были бриллиантовыми, я бы обломала все зубы, – произносит Ева.

– Нет, ты бы не обломала, – очень тихо произносит Сидор. – Ведь тебе по зубам даже искусство, так что какие уж там бриллианты.

Сидор уходит, его старая тень скользит по ступенькам. Эта тень оказывается тем, чтобы нужно было Еве увидеть, чтобы понять что-то очень важное. Сидор идет неровно и тихо, потому что старость, как бешеная собака, истерзала его плоть. Ева понимает, что на костях таких людей, как Сидор, и стоит искусство. Но Ева не станет ему помогать идти по ступеньках, брать его под руку, чтобы не унижать его своей поддержкой. Ева будет смотреть на него уходящего так, как будто бы он еще молод и полон сил, и он спиной будет чувствовать это. Когда Сидор уходит, Ева понимает, что взлет из тупика состоялся. И она слышит как невидимые ангелы, покровительствующие искусству, как болельщики на стадионе скандируют ее имя «Ева!».

12

Леночка делает пятнадцать шагов и восходит на сцену. В зале она одна, уже поздно, и все разошлись по домам, последней уехала Ева. Прежде чем подняться на сцену, Леночка долго сидела в зрительном зале и смотрела на сцену. Она не помнит, сколько она сидела час или два, а может всего лишь несколько минут. Когда она думает и смотрит на сцену, время летит незаметно, оно даже как будто перестает для нее существовать, поэтому она его не замечает. У Лены есть часы на руке, но она не хочет смотреть на часы. Это лишнее, потому что у нее сейчас другие задачи, другие планы.

Эти пятнадцать шагов до сцены Лене дались нелегко, она чувствовала, будто к ее ногам привязали пудовые гири, причем гири увеличивали свой вес по мере того, как она приближалась к сцене. Когда же Лена оказалось на сцене, она поняла, что не может даже пошевелиться. Лене нравится оставаться в зале одной, иногда она даже поднимается на сцену, чтобы что-то сказать на ней, но у нее ничего не выходит. Магии искусства не получается. И Лена просто стоит на сцене, осознавая свою беспомощность. Каждый раз она поднимается на сцену, чтобы что-то произнести на ней, произнести для себя, потому что в этот момент она как бы наблюдает за собой из зрительного зала. Но у Лены ничего не получается. Она слишком напряжена, чтобы у нее что-то получалось. Она не может отрешиться от себя самой, она не может позволить искусству овладеть собою настолько, чтобы стать часть его.

До того, как Ева, кумир Леночки, уехала, они обсуждали спектакль. Они разговаривали очень долго. Весь разговор длился около пяти часов, потому что нужно было обговорить многие организационные моменты, связанные с декорациями и реквизитом актеров. Ева рассказала Лене, что спектакль, над которым они все работают, будет называться «Сорок дней после любви». Его идея будет заключаться в том, что после смерти Любви в отношениях двух людей, любовь, подобно человеку, не сразу покидает эту землю, а ее душа его живет сорок дней. Ева решила, что в роли призрака любви будет очень стройная и высокая девушка в длинном красном платье со шлейфом. В первом действии она будет взбегать на винтовой лестнице, которую недавно только установили. Также в спектакле будут играть сорок мужчин в кирзовых сапогах, которые будут изображать сорок дней. Время от времени будут появляться на сцене и громко шагать, как солдаты. А еще в самом сердце спектакля и в центре сцены будет стоять проволочный силуэт человека с распростертыми руками. Его уже изготовили, привезли и поставили. Это пустота, обтянутая проволокой, была нужна Еве для раскрытия идеи. Кто из актеров будет главным героем, Ева еще не решила, но Лена поняла по ее глазам, что она это уже знает. Идея этого спектакля окончательно оформилась, когда Ева посмотрела на скользящую по степеням тень старого Сидора. Эта скользящая по ступенькам тень натолкнула ее на мысль о постепенном уходе из мирозданья и о тихом прощании с ним. Теперь оставалось только наполнить спектакль диалогами и живыми словами, и репетировать, репетировать, репетировать.

Леночка стояла напротив проволочного человека и смотрела на него и через него. По ее щекам текли слезы. Она понимала, что она ничего не может сделать ни на сцене, ни в жизни. Она как будто бы наблюдала за собой и видела, насколько она сама по себе бездарна. И ее бездарность отнюдь не заключается в отсутствии актерского таланта, ее бездарность гораздо шире – она бездарна как человек. Она не умеет жить. Лена понимала, что самого главного она в этой жизни не умеет и не имеет, потому что она не умеет жить. Жизнь включается в ней только в те моменты, когда видит Еву. Лена уже дано поймала на том, что если Ева идет куда-то, то ей хочется за ней идти. В Еве столько неувядающей жизни и страсти к жизни, что она переливается через край. Поэтому Леночке так важно быть рядом с ней хотя бы иногда, чтобы подпитаться ее энергией.

Леночка уходит со сцены в слезах, так и не произнеся на сцене ни слова. Она не смотрит на часы, ей не важно сколько времени, потому что она не спешит домой к мужу. Муж в ее жизни – это лишнее. Иногда она на полном серьезе забывает о нем, как будто его и не было никогда. И только столкнувшись с ним случайно в квартире или наткнувшись на него в своей постели, она понимает, что это он существует в ее жизни как неумелая правда жизни.

– Задерживаетесь допоздна, – говорит сторож, который тоже работает в этом театре, проходящей мимо него Леночке, – это неправильно. В это время нужно сторожить уже семейное счастье, – улыбается он.

Но Леночка не воспринимает его слова всерьез, потому что ей сторожить нечего. Счастья в ее семейной жизни не существует.

13

Белое трогает черное, а черное трогает белое. Белое с черным и черное с белым ласкают друг друга, целуют друг друга. Черное на белом и белое на черном. Белое и черное, а между ними физическая любовь. Элона под Жаном. Жан на Элоне, и Элона на Жане.

– Туда! – показывает Элона тонкой изящной поднятой вверх ногой в сторону кухни. Нога Элоны с вытянутым, как у балерины носком, напоминает Жану стрелку, показывающую в нужном направлении. – Принеси мне срочно воды, а то я умру от жажды!

Жажда – это ключевое слово, определяющее Элоны. У нее постоянная жажда практически во всех смыслах этого слова и на всех уровнях жизни. И после того, как эта жажда утолена, после нее сразу наступает другая жажда. Она все время чего-то хочет получить, при этом ничего не желая отдавать взамен.

– Не пойду, – отвечает Жан. Ему не трудно сходить, но эта стрелка, которую олицетворяет нога Элоны, его смущает. Ему не хочется идти и жить в том направлении, куда ему указывает вытянутая нога Элоны.

– Ах, так! Не хочешь идти?! – говорит Элона и, повернувшись к лежащему на спине, Жану бьет его подушкой по голове.

– Она похожа на твою мягкую попу, – произносит Жан. – Так что можешь ударить посильнее, мне понравится.

– А мне нет, – обижается Элона. Ей не нравится, что Жан сравнивает большую подушку с ее худосочной изведенной диетами задницей. – Немедленно извиняйся, – говорит Элона. – Ты только что назвал меня жирной.

– Что за бред, я не буду извиняться, – резко ей отвечает Жан.

– Это почему ты не будешь извиняться. Во-первых, ты не принес из холодильника мне попить, а потом еще и назвал меня жирной. Интересно, чего мне ждать дальше? Того и гляди, скоро будешь мне изменять. Да еще не с кем-нибудь, а с какой-нибудь старой жабой, вроде нашей Евы, у которой растут под носом усы. Да, чтобы унизить меня еще сильнее, нужно только изменить мне с такой чудо-юдо-женщиной. Интересно, если у нее под носом растут волосы, то что у нее делается там, что располагается чуть пониже, а? – прищуривает она глаза, смотря на Жана.

Жану очень неприятно слушать то, что говорит Элона. Ему было всегда неприятно слушать женские сплетни и глупости, и вдвойне ему было неприятно оттого, что это льется из уст его женщины. Он ведь и не помышлял об интимных отношениях с Евой.

– Мне кажется, что нам нужно ненадолго расстаться, – говорит Жан. – Минут на пять, поэтому закрой глаза и представь, что меня здесь нет. И я закрою глаза и представлю, что тебя здесь нет. Это новый способ не поругаться. Потому что если мы сейчас продолжим, то я боюсь, что я наговорю много того, что нас отдалит друг от друга. А сказать я могу многое, – говорит Жан сердито, и Элона чувствует, что он на пределе, и вот-вот взорвется.

– Окей, – отвечает через недолгую паузу Элона и закрывает глаза.

С закрытыми глазами Элоне лежать нелегко, потому что ей хочется двигаться и разговаривать. Элона начинает считать секунды, чтобы, как только пять минут истекут, открыть глаза. Вначале Элона считает до шестидесяти и загибает на руке один палец, потом еще раз до шестидесяти – и загибает другой палец. Как только у Элоны вся рука оказывается сжатой в кулак, она открывает глаза и смотрит на Жана. Он лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок.

– Ну что, полегчало? – спрашивает Элона у Жана.

– Да, – отвечает Жан. – Полегчало.

– А ты глаза закрывал на все пять минут? – спрашивает уже сидящая над Жаном Элона.

Жан молчит, потому что ему кажется, что он их еще не открыл. Ему кажется, что он живет с закрытыми глазами, и когда он их откроет, ему станет страшно. – Ну что молчишь, на все пять минут или нет?

– На все пять минут, – отвечает негромко Жан, смотря в потолок, как будто он смотрит в небо, от которого ждет спасенья.

– А ты, кстати, видел ее бородавку?

– Отстань.

– Нет, – поднимается над ним Элона, – ты видел ее бородавку вот здесь, – показывает она на плечо. Волосатую такую типа родинки. Фу-у, – брезгливо морщит она лицо.

– Отстань, ничего я видел.

– Как?! – возмущенно зависнув над ним как туча, восклицает она, а потом прищуривает глаза. – У вас явно с ней что-то было, – с подозрением произносит она.

– Нет, – просто говорит Жан.

– Да, – пристально, глядя ему в глаза, как на допросе с пристрастием, говорит Элона.

– Нет.

– Да.

– Нет!

– Да!

– Нет!

– Да-а!!

Жан смотрит на Элону непонимающими глазами и думает, что если Элона так настаивает, то… По крайней мере, тогда нападки со стороны Элоны будут заслуженны.

14

Жан произносит монолог на сцене театра. Он стоит, напросив силуэта человека, сделанного из проволоки. Вероятно, Жан думает, что это его бывшая любовь. Та женщина, которую он любил, но которая перестала для него существовать после того, как любовь прошла.

Ты и я – это теперь как лопнувший шарик, который когда-то надула Вселенная.

Ты и я – такого понятия больше не существует. Это место,

которого нет на карте жизни.