Бык и бабочка

Леночка не знает, что ей ответить Еве, потому что она всем может врать, а Еве не может. Еве ей хочется говорить правду и ничего кроме правды.

– Я беременна, – произносит почти шепотом Лена, опустив глаза в пол. – И я даже не знаю, на каком я нахожусь месяце.

Еве говорить о беременности было опасно, потому что она органически не выносила беременных актрис, которые своей беременностью отвлекали ее от работы.

– Беременна говоришь, – произносит Ева таким тоном, как будто для нее это уже не новость. – Ну что ж, такое бывает, – добавляет она, как будто это нечто само собой разумеющееся, как будто Леночка ей сообщила о легкой простуде, которая вот-вот пройдет. – Нет, ты только посмотри, как он играет глазами, какая грация, какой азарт, какая страсть в каждом вздохе! – произносит Ева совсем с другой интонацией, наблюдая за Жаном. – Он – гений, чистый человекообразный гений, но его счастье, что он не знает об этом.

Леночка не понимает, почему Ева ей ничего не сказала конкретного по поводу ее беременности, ведь как помощница режиссера она привыкла получать указания от Евы и исполнять их на совесть. Когда Леночка сказала Еве о своей беременности, она надеялась услышать о том, что ей дальше делать. Но Ева ничего не сказала, и это заставило сердце Леночки биться сильнее.

– Да, мне тоже очень нравится, – говорит Лена обескураженным голосом, все еще надеясь услышать от Евы вердикт для своего сидящего в ее чреве ребенка. – Очень интересный. Очень. А ведь никто и подумать не мог, что он будет делать успехи. Никто, кроме вас…

– Да, я это сразу поняла, как только его увидела, – произносит Ева, продолжая наблюдать за игрой Жана. – Ну как тут было не понять, – произносит она с легкой иронией. – Может оттого он и черный, что в нем слишком высока концентрация солнца и жизни. Аж обуглился, улыбается она.

Леночка чуть не плачет, понимая, что их разговор ушел совсем в другое русло. Она не понимает, что по поводу ее беременности думает Ева, и думает ли она об этом вообще. Леночка держит в уме несколько вариантов развития событий. В первом варианте она спрашивает напрямую у Евы, что она думает по поводу ее беременности и возможном аборте. Во втором варианте Ева сама говорит, что ей делать. И в третьем варианте, Лена просто делает аборт, оповестив Еву постфактум. Лена не видит никакой реакции на лице Евы по поводу беременности, а если реакции нет, то как бы и беременности не существует. Поэтому когда Ева рядом, то беременности не существует, а нет беременности – значит, нет и головной боли по поводу нее. Но Лена знает, что как только она потеряет из поля зрения Еву, беременность наступит вновь, и, кроме как при помощи аборта, с ней ничем больше нельзя будет справиться.

– Ева, – почти дрожащим голосом произносит Лена, опустив голову. – Как вы считаете, мне нужно делать аборт? – чувствует она, как вспотели ее ладони, лежащие на ее коленях. Что бы вы сделали на моем месте? – спрашивает Лена, не смотря на Еву, а видя ее только боковым зрением.

Лена в ужасе от своего голоса, который дрожит. Она буквально ненавидит свой голос за то, что выдает все ее внутренние страхи и опасения. Лена боится смотреть на Еву, она одновременно боится ее ответа и не может без него продолжать дальше жить. Именно от Евы сейчас зависит, сделает Лена аборт или нет. Потому что Еве Лена доверяет больше, чем своему мужу и больше, чем даже самой себе. Только Ева может решить – быть этому ребенку или быть.

– У нас, – немного иронично начинает Ева, – когда я еще была маленькой девочкой жил в подъезде дядь Лева. Хороший был мужик, царство ему небесное. Ну так вот, он славился тем, что отстреливал бродячих собак, которых тогда было ой как много. В нашем районе участились случаи нападений собак на людей, поэтому дядь Лева вышел на охоту. По утрам он отстреливал бродячих собак из охотничьего ружья, а по вечерам пил валерьянку и корвалол. По утрам он стрелял, а по вечерам пил. У него она всегда была с собой, во внутреннем кармане пиджака, он сам мне показывал. Однажды я спросила у него, зачем он стреляет в несчастных животных, ведь собак убивать нехорошо. Собака – это же друг человека. И тогда он мне сказал, что стрелять в них все равно кому-нибудь нужно. Но стреляет в них именно он, потому что не хочет, чтобы их убивал кто-то, кому от этого будет не больно.

Лена, выслушав рассказ Евы, тихо посмотрела на нее, чтобы не сбить образовавшуюся от ее низкого тембра голоса атмосферу умиротворенности. Ева была немного отстранена. Почему-то Лене показалось, что Ева в этот момент прекрасна, но она так и не поняла, как ей связать рассказанную Евой историю с беременностью. И как ответить на мучающий вопрос жизни и смерти.

22

Элона садится на корточки и привязывает за ручку своими колготками сковородку к спинке стула. Элона улыбается, она приматывает ручку сковородки к спинке стула очень тщательно. Она настолько увлечена, что она не слышит, как в комнату входит Жан.

– Что ты делаешь? – с изумлением спрашивает она, явно не ожидая увидеть такую картину. – Что это за ерунда?

Жан уже привык к выходкам Элоны и по возможности старается не обращать на них внимания. Он и сам не знает, почему он к ней так старается приспособиться. Жан принципиально не хочет отвечать себе на этот вопрос, потому что боится услышать ответ, который будет заключаться в тихом слове привычка, вместо того, чтобы пребывать в таинственном слове любовь.

– Знакомься, это аналог Кузи, – обернувшись, отвечает с лукавой улыбкой Элона. – И сейчас мы будем репетировать.

Элона Кузей называла проволочного человека, который стоял на сцене. И это не нравилось Жану, он не любил такие упрощения. Жан видел в проволочном человеке поэзию, а в стуле с привязанной к нему сковородкой глумление на ней.

– Я не хочу репетировать, – с изрядной долей неприятия произносит Жан. – Я не вижу в этом ничего общего с человеком из проволоки.

– Ну не стоит понимать все так буквально, – поднимаясь с корточек, говорит, расплываясь в улыбке, Элона. – Это его физиономия, – показывает Элона рукой на сковороду, – а это как бы туловище, – показывает, смеясь, она на стул. – А это, – Элона садится на стул, – я сижу на коленках у Кузи! Если бы это сейчас увидела наша старая мерзкая жаба, она, наверное, умерла б от инфаркта! Думаешь, стоит ей показать?

– Не называй ее так, – говорит в строгом тоне Жан. – Она не жаба.

Жану не важно, как Элона называет Еву. Ему больше хочется задеть Элону, а задеть Элону можно только при помощи упоминания Евы. Жан хочет досадить Элоне, потому что ему не нравится такое пренебрежительное отношение к искусству, какое демонстрирует Элона.

– Может быть, и не жаба – произносит Элона, прекратив смех и косо поглядев на Жана. – Но зато старая и мерзкая, и еще квакает, – говорит она. – Короче, хватит тратить время напрасно. Давай уже репетировать. Черт, мне лицо Кузи напоминает гонг. Надо чем-нибудь ударить в него. Так и хочется чем-нибудь ударить в него.

– Она не старая и не мерзкая, – настаивает на своем Жан, понимая, что только таким образом он сможет вывести из себя Элону. – Для своих лет она неплохо сохранилась и вполне может дать фору любой молодой женщине.

Элона понимает, что Жан хочет вывести ее из себя, поэтому она держится из последних сил. Жан может вывести ее из себя по любому поводу, но только не тогда, когда он этого действительно хочет. В такие моменты Элона будет держаться из чувства протеста и не давать ей эмоций.

– Подать сюда уста, что говорят неправду! – произносит, театрально корчась, Элона слова из сценического монолога Жана. – Я поцелую их. О, если бы вы знали, как мне нужна сейчас эта неправда. Мне нужно знать, хотя бы на словах, что ты, моя любовь, еще не в прошлом! – Элона обнимает стул и, тихо прикрыв веки, прислоняется щекой к сковородке.

– Это мои слова, – произносит с обидой Жан. – Зачем ты произносишь мои слова? Или ты хочешь поменяться со мной ролями?

– Как жаль, что тебя нет! – опять произносит Элона, улыбаясь, слова из роли Жана. – Потому что без тебя я могу заключить в объятия только воздух! – заканчивает Элона сценический монолог на тревожной ноте. – Ну что же ты, – говорит она своим обычным прозаическим голосом, – Жан, как я могу поменяться с тобой ролями, ведь мне не к лицу будет роль неудачника.

Жан смотрит на сидящую в обнимку со стулом Элону и не может поверить, что это все говорит его женщина, его будущая жена и мать его будущих детей.

– Я спал с ней, – вдруг произносит он, не веря своему голосу. – У нас все было. И она в постели гораздо лучше, чем ты. Поверь мне, гораздо лучше, чем ты. В миллион раз лучше, чем ты.

Элона замолкает. Ее глаза начинают бегать.

– Ты врешь! – не выдерживая, срывается Элона. – Ты это говоришь, чтобы вывести меня из себя. Тебе просто хочется потрепать мне нервы, – произносит Элона, желая услышать от него подтверждение. Она смотрит на Жана и как будто бы умоляет взглядом сказать, что все это неправда.

Жан держит паузу. Он сам не знает, что он скажет сейчас. Он слишком напряжен. Его мысли путаются, а, собравшись воедино, жгутся.

– Это правда! – говорит с яростью Жан, как будто выносит приговор Элоне и их отношениям, зашедшим в тупик. – Все, что я сказал, это правда.

Элоне хочется кричать, ей хочется сокрушить вселенную. Ей так хочется кричать, что она не может издать ни звука. Внутри ее душу разрывает от крика, но физически она не может открыть даже рот, чтобы произнести хоть что-то. Ком подкатывает к горлу, как только она осознает, что сидит стуле, к которому привязана сковородка. Это уже не смешно. Элона чувствует себя идиоткой. Униженной и оскорбленной. Могучая лавина реальности накрывает ее с головой. Элоне неловко перед самой собой, потому что именно по своей воле она оказалась сидящей на стуле, к которому при помощи ее черных капроновых колготок привязана сковородка. Элона, потупив, взгляд, медленно встает и выходит из комнаты, не глядя на Жана.

Жан оказывается стоящим напротив стула, к которому привязана сковородка. Это настолько напоминает ему абсурд, что он не в силах поверить в то, что это сейчас существует. В то, что он признался Элоне в несуществующей измене.

– Подать сюда уста, что говорят неправду, – вдруг машинально и тихо произносит Жан, думая о чем-то своем. – Я поцелую их. О, если бы вы знали…, – говорит он, осознавая, что произносит текст роли. – О, если б вы знали, – с ужасом в глазах добавляет он, как будто не в силах остановиться.

23

Ева кладет очередную вишню в рот, и через мгновенье на ее губах изо рта появляется косточка. Вишня не очень хорошего качества, но это для Евы не имеет значение. Главное, что у вишни есть косточка, ядро, как у планеты Земля, или как у хорошего человека. Ева могла бы купить вишню и без косточки, но это было не то. Ей важен сам факт появления косточки на ее губах. В вишне, как и в человеке, обязательно должно быть что-то твердое, на что можно опереться языком или зубами. За вечер Ева может съесть до двух килограммов вишни, а потом сложить картину из косточек, как из мозаики. И каждый раз картины бывают разные. В зависимости от настроения.

Ева и раньше, в детстве, была большою любительницей вишни. Иногда она случайно глотала косточку, то ждала, когда у нее внутри вырастет вишневое дерево. Она представляла, как оно будет расти у нее внутри, а по весне зацветет. Это ее радовало. Это была та самая тайная радость, которой не хочется делиться с другими, потому что это чересчур личное. Потом, когда Ева стала постарше, косточка иногда попадала к ней между грудей, и Ева вынимала ее пальцами, по ходу дела делая замечание, что между грудей может храниться все, что угодно. Но косточка от вишни, попавшая в эту заветную ложбинку, как нельзя символичнее подчеркивает сущность женщину. Потому что женщина – это такое существо, которое должно чувствовать, что за пазухой у нее есть что-то важное. Что-то, что может дать плоды, урожай. Из чего Ева сделала заключение, что любовь – это тоже вишневая косточка, которая умеет прорастать изнутри.

Для Евы очень важно время, которое она могла бы провести сама с собой. Побыть с собой наедине, подумать. Вишни, семечки, сигареты – это способ развлечь себя, рассказав при помощи них себе о чем-то важном. Сигареты больше подходят для меланхоличного настроения, которое у Евы бывает достаточно часто. Но сейчас ей по медицинским показаниям их нельзя. Ева плевать хотела на медицинские показания, но сейчас речь идет не о ее жизни, а о жизни ее детища – спектакля, и она готова жить для него. Поэтому Ева слушает докторов и не курит. Она решила, что не будет курить до окончания работы над постановкой, а то, что будет потом, ее не очень волнует. Еву не очень волнует смерть, ее больше волнует жизнь сейчас, в эту секунду. Она хочет дожить до окончания спектакля, не омрачая и осложняя его своими приобретенными вследствие необузданного нрава и скорости жизни болезнями.

Семечки Ева щелкает очень часто, не слишком заботясь о порядке вокруг себя. Она позволяет себе засорять шелухой пространство вокруг себя. Все это, по мнению Евы мелочи, которые не достойны ее внимания. Семечки Ева ест, когда у нее буднично-заурядное настроение, заставляющее ее размышлять о практическом применении своих навыков режиссерской работы. Косточки же от вишни – это поборники страсти. При помощи них Ева выплескивает наружу и оформляет в слова свои потаенные женские желания. Ева никогда не задается вопросом, какой будет ее следующая картина из вишневых косточек, вложенная на ее рабочем столе. Она просто медленно есть вишни и ждет, когда это картина настанет.

Звонит телефон.

– Слушаю, – берет Ева трубку телефона, понимая, что ей не удастся закончить картину, не ответив на звонок. – Не знаю, ничего не знаю. Это Ваши проблемы, – говорит она твердым голосом, а потом высокомерно молчит в трубку, выслушивая то, что ей говорит собеседник. Когда Ева не в духе, она со всеми переходит «на вы», даже с теми, с кем была многие годы «на ты». Это ее способ отстраниться от человека, сделать дистанцию между ним и собой как можно большей.

Еве не нравится, что ее отвлекают, она этим недовольна. Но еще больше она недовольна своим голосом. Она только сейчас поняла, насколько ее физический голос далек от ее внутреннего голоса. Ее внутренний голос нежный игривый тонкий, а фактический, тот, которым она разговаривает, прокурен, груб и невежественен. Он не может выразить всех тонких оттенков ее настроения. По сути, он никакой. Причем, Еву даже не смущает, что он хриплый и низкий, это ей даже скорее нравится. Но ей категорически не нравится, что он как броня на ее чувствах. Как будто так устроила сама природа, чтобы никогда никто не догадался, о чем Ева думает, когда она говорит, чтобы никто не понял ее настоящие чувства.

– Меня не стоит тревожить по таким пустякам, – отвечает Ева, раздосадованная несовершенством своего голоса. Ей хочется поскорее закончить разговор, чтобы перестать слышать свой голос, абсолютно не способный подарить ей эстетическое удовольствие. Она хочет поскорее предаться внутренним размышлениям с их поэтической интонацией и текучестью. – Хорошо, хорошо, если так, то я вы можете приехать прямо сейчас, – говорит она тяжелым и неподатливым голосом, сквозь который не может прорваться желание увидеть этого человека.

Это звонок был бы очень важен для Евы, если бы она не собирала картины из косточек вишни и была настроена на разговор. Потому что это звонил Жан. У него был очень обеспокоенный голос, и он хотел поговорить с Евой. Если бы Жан позвонил после того, как бы Ева закончила свою картину, то она явно бы обрадовалась его звонку и желанию приехать. Но сейчас для нее важнее было закончить картину, чем увидеть Жана. Потому что страсть к искусству и своему внутреннему миру для Евы была всегда важнее похоти. И она не любила когда ее отвлекают от ее любимых занятий, которые были для нее занятиями первостепенной важности. Потому что она обретала в ним сама себя. А со всеми остальными она себя снова теряла.

Ева выкладывает несколько косточек на стол и пытается составить из них картину. Косточек мало, потому что Ева не успела до звонка Жана съесть много вишни. Ева смотрит на косточки, которых не больше десятка, и пытается в них что-то увидеть. Ева пытается выудить из своего подсознания нужную картинку, но ничего не выходит, потому что косточек слишком мало. Тогда Ева накрывает их ладонью и считает до десяти. Ева договорилась сама с собой, что как только она досчитает до десяти и уберет ладонь, она увидит под ладонью нужную картинку. «…Шесть, семь, восемь, девять, десять, – мысленно произносит Ева и убирает ладонь». Прямо перед собой Ева видит сжавшиеся в ласковом поцелуе губы. Ева смотрит на них еще, и чем больше она смотрит, тем больше убеждается, что это и есть губы. Их немного подправить – и получатся губы. Ева улыбается, потому что ей кажется, что Жан едет сюда не зря, и что-то будет. Будет что-то, – застывает она в предвкушении.

24

– Нет, если ты, конечно, не хочешь, ты можешь не отвечать, – произносит Игорь немного натужным голосом, – но мне все-таки интересно, что ты намерена делать? Ведь я имею право знать, что намерена делать моя жена с моим ребенком? Я же все-таки отец этого ребенка. Это ведь мой честно выращенный сперматозоид сейчас колдуют над твоей яйцеклеткой, превращая ее в ребенка. Я ведь тоже значительно потрудился, чтобы вырастить этот сперматозоид, – иронизирует Игорь, потому что он не знает, что ему делать. – Я дал ему жизнь, а он дал жизнь, оплодотворив твою яйцеклетку, нашему ребенку.