Бык и бабочка

Мои слезы такие же соленые, как она и море.

Слезы – это всего лишь способ побыть чуточку с ней.

Но Море ушло, и все ушло.

А я, как и ты, – смотрит он на проволочного человека, -

Устал быть.

Жан поднимается с пола и подходит к проволочному человеку, расправляя руки в разные стороны. Элона остается сидеть на полу. Занавес.

29

Лена подносит ко рту сигарету и делает затяжку. Она знает, что беременным курить нельзя, и потому она затягивается с особым цинизмом. Для Лены теперь сигарета синоним свободы, поэтому делая затяжку сигаретой, она как будто бы делает затяжку свободой. Слово «нельзя» на нее действует, как красная тряпка на быка, поэтому Лена затягивается все больше и больше. Ей слишком много сейчас чего нельзя, эти «нельзя» сейчас выстроились для нее в ряд, и она очень хочет его проредить. Она считает своим долгом нарушить если не все запреты, то хотя бы их часть. Она хочет, чтобы ей стало можно хотя бы что-то.

Лена стоит возле служебного входа в театр, накинув на плечи легкую куртку. Лена стоит и курит. Иногда она кивает своим знакомым, приветствуя их. В театре очень многие курят, но сейчас Лена стоит и курит одна. Сигарета ей кажется горькой и сладкой одновременно. Лене нравится ее кристально чистое одиночество, и она не хочет, чтобы ей кто-то мешал, хочется побыть с собою наедине, почувствовать дух свободы. Лицо у Лены выражает безмятежность и наслаждение, но внезапно она ее лицо искажается. Лена понимает, что для нее сейчас одиночество невозможно в принципе, ведь в животе у нее сидит еще один человек. Ее ребенок.

Лена начинает думать о том, что думает ее ребенок о ней. Может быть, ему тоже соседство с ней не нравится. Лена не знает, умеет ли он думать, но как человек, причастный к искусству, она уверенна, что душа тоже умеет думать. Лена пытается представить своего ребенка. Она напряжена и улыбается, потому что она представляет своего ребенка недовольно морщащимся оттого, что ему приходится сидеть у нее внутри. «Наверное, он тоже сейчас не прочь закурить, – думает Лена, – но только кто ему даст».

К своему положению теперь Лена относится по-философски, хотя она предпочла бы к нему не относиться совсем. Вначале она игнорировала свою беременность, но потом она заметила в какой-то момент, что беременность стала игнорировать ее. У Лены наступила легкость, она стала даже иногда забывать, что беременна, токсикоз прекратился. В больницу Лена не шла по принципиальным соображениям, потому что она хотела, так как хотела периодически считать свою беременность не существующей. Лена даже не могла сказать, какой у нее срок. Четыре, пять, три или шесть месяцев.

– Стоишь, куришь? – неожиданно слышит Елена знакомый голос, который вырывает ее из пространства собственных мыслей, где ей было очень уютно. – А почему одна? – спрашивает ее женщина с очень большими не выщипанными бровями.

Эту женщину зовут Алиса, ей около сорока лет. Она очень крупная и темпераментная. Работы для нее в театре нет, но она то и дело забегает в театр, чтобы о ней окончательно не забыли. Брови Алиса не выщипывает по принципиальным причинам, потому что она это считаешь своей индивидуальностью, своей, так сказать, фишкой.

– Стою, – отвечает сухо Лена, – курю.

Лене не очень хочется болтать со своей старой знакомой, потому что они никогда с ней не были близки. Да и вообще у Лены никогда не было подруг, и она не знает, что такое дружить. Ей понятно только слово любовь, но она умеет любить только искусство и Еву. Ева для Лены – это больше, чем человек, поэтому Ева в понимании Лены – это тоже искусство. Особой же любви к обычным людям Лена не испытывала никогда, она считала, что для нее это слишком мелко и не хотела тратить энергию любви понапрасну. Она могла любить только искусство, которое ассоциировалось у нее с небом, и людей искусства, которые ассоциировались у нее с небожителями. Жителей же Земли она презирала.

– Я тоже не люблю с кем-то курить, уж лучше одной. А то так теряется ощущение себя, – говорит с вызовом Алиса. – Когда куришь с кем-то, то убивается чувство индивидуальности. А в нашей профессии это очень ценно. Говорят, ты беременна?

Лена не понимает, почему Алиса к ней прицепилась. В глубине души Лена не считает Алису актрисой, потому что у Алисы есть только образование, а никакой значимой роли она так и не сыграла и ничем не запомнилась. Среди актеров очень много людей несчастных, потому что не они выбирают роли, а их выбирают для ролей. Поэтому говорят, что все актеры – невесты до пенсии. И Алиса одна из этих несчастных, потому что ее в очередной раз не выбрали. А она все ждет и ждет, как Ассоль, выходя каждое утро к берегу. Только этой Ассоли далеко уже не семнадцать и даже уже не тридцать восемь. Ева обычно жалеет актеров, которые остаются не у дел в силу разных причин, а Лена испытывает к ним неприязнь, потому что многие из них от долгого ожидания лишились гордости.

– Есть такой момент, – скептически отвечает Лена, давая своим тоном понять, что она лезет не в свое дело.

– И ты куришь…, – хмыкает Алиса.

– И я курю, – отвечает с вызовом Лена, готовая перейти в наступление, если Алиса продолжит ее расспрашивать.

– Молодец! – вдруг неожиданно произносит Алиса. – Когда я была беременной, я тоже курила. Мне все говорили: «Хватит курить!». А я все курила и курила, и остановиться не могла, как ненормальная. И чем мне больше говорили «не кури», тем больше я небо коптила и потолки, – произносит Алиса и смотрит на Лену, ожидая от нее какой-то реакции.

Лена уже давно докурила, выкинула окурок и хочет уйти, но Алиса – одинокий человек, и ей хочется поболтать хотя бы с кем-то.

– Ясно, – отвечает Лена, не глядя на Алису. – Мне пора, – говорит она, не утруждая себя даже улыбкой.

– И ты даже меня не спросишь, что стало с ребенком? – произносит Алиса, надеясь продолжить их диалог.

– Мне без разницы, – произносит Лена, кинув пронзительный взгляд прямо в глаза Алисы.

Алису выбило из колеи поведение Лены. Оно очень обидело ее, задело за живое.

– Понятно, – говорит Алиса тихо, стараясь не выдать свою обиду. – Пока, удачи вам со спектаклем. Говорят, вы там готовите с Евой что-то экзистенциально-прекрасное?

– Готовим, – произносит Лена уже на ходу, не обращая внимания на Алису.

– А с ребенком все нормально, – говорит с отчаянием Алиса через плечо. – Только он вырос и бросил меня, – говорит с отчаянием она. – Вырос и бросил. К отцу жить ушел. А я плохая, – говорит Алиса с дрожью в голосе, видя, как хлопает за Леною дверь, как железное крыло птицы по имени Не-сложилось.

30

– Ты не вернешься, я знаю, – произносит Элона, пронзительно глядя на Жана, который, обувается у двери.

– Куда опять ты задевала губку для обуви, – бурчит недовольно Жан, как будто бы не слыша и не понимая того, что ему говорит Элона. – Я недавно купил целых три, а сейчас ни одной не вижу. Все как всегда.

Жан вышел. Жан и Элона не разговаривали почти две недели. Они жили каждый сам по себе. Иногда Жан иногда оставался у Евы, а потом приходил, иногда выходил в магазин и возвращался, и это не вызывало со стороны Элоны никаких эмоций. Но когда в очередной раз Жан решил пойти в магазин, чтобы купить себе пива, она выбежала за ним в коридор босая, как будто в последний раз. Элона настигла его возле лифта.

– Нет, я знаю, ты не вернешься, – говорит Элона, как будто не слыша и не принимая того, что ей говорит Жан. Она перед ним стоит босиком на холодном бетонном полу, одетая в простую цвета слоновой кости комбинацию. – Я уверена, ты сейчас уйдешь и не вернешься, – тихо и трепетно произносит она. – Я знаю, как люди уходят и не возвращаются. Я помню, мой отец также ушел от моей матери и от меня. Я помню, как он обувался, а потом взял и ушел. Я слышала, как пришел вызванный им лифт, и он уехал на этом лифте. И не вернулся. И потом я еще долго думала, что он вернется, и ждала его, но он не вернулся. И сейчас я знаю, что ты тоже уходишь. Я это чувствую.

Жану не хочется что-то доказывать Элоне. Ему даже не хочется разговаривать с ней, потому что между ними столько всего произошло за последнее время. У него даже мелькнула мысль, что Элоне не честна с ним, а просто что-то репетирует, проверяет на нем свои актерские способности. Он не мог понять, почему она столько времени не общалась с ним, а сейчас выбежала за ним ни с того ни с сего.

– Расслабься, – произносит с недоверием и подозрительностью Жан. – Я скоро приду.

Элона и вправду играет, но только она играет не для Жана, а для себя. Она знает, что они скоро расстанутся, потому что все к этому идет. Или они уже расстались. Но Элона не хочет расставаться так, она очень хочет расстаться по-другому, как будто между ними была большая любовь. Потому что в противном случае их совместная жизнь не стоила и выеденного яйца, а Элона хочет, чтобы она стоила хотя бы чего-то.

– Я помню, что когда я была маленькой, меня часто бросали, – говорит Элона, прислонившись к холодной стене. – Очень часто бросали. Сначала меня бросил отец, потом лучшая подруга нашла себе новую лучшую подругу, потом меня бросила мать, потому что она вышла замуж и родила себе еще одну дочь. В какой-то момент я поняла, что меня бросают не только люди, но и вещи. Я быстро вырастала из них, и они как будто смеялись надо мной, говоря, что я больше не подхожу им. Я помню, как я забыла в трамвае зонтик, когда шел дождь. Точнее, это другим бы показалось, что я его забыла. А на самом деле, это он бросил меня во время дождя. Меня даже бросали дни и года, потому что они уходили от меня. И никогда больше не возвращались. С тех пор все, что я имела, стало вызывать у меня недоверие. Я знала, что меня снова бросят. И вот ты уходишь, и, значит, бросаешь меня.

Жан смотрит на Элону, и ему ее жаль. Она так убедительна в своей роли, что ей не хочется мешать. Жану легче почувствовать себя действительно бросающим ее и уходящим от нее навсегда, чем начать говорить, что он просто идет за пивом, потому жизнь без алкоголя уже с ней скучна и безжизненна. Сейчас для Жана убедить Элону в том, что он просто идет за пивом, это значит сказать ей, что у них есть будущее, дать ей надежду. Он знает, что на фоне ее полной пафоса речи, любые его слова приобретут символическое значение. А он не хочет никакого символического значения. Он просто хочет сходить за пивом, когда поход за пивом – это просто поход за пивом, и больше ничего, никаких знаков, символов и потаенных смыслов.

– Все будет, как должно быть, – говорит тихо Жан. – Все будет так, как надо, – грустно улыбается он.

– Я знаю, что уже ничего не будет, – смотря Жану в глаза, произносит Элона. – Я это знаю.

Жан понимает, что ему нужно уже уходить, но ему хочется напоследок обнять Элону. Роль затягивает его и ему хочется прижать к себе теплое и трепетное тело Элоны в это прохладной цвета слоновой кости комбинации. «Вот и сходил за пивом, – думает Жан».

– Пока, – вырывается из уст Жана.

Роль ведет Жана. Роль берет на себя ответственность за все происходящее между ним и Элоной. Роль, которую ему навязала Элона, заставляет Жана чувствовать боль. И в какой-то момент как настоящий актер Жан понимает, что он проживает эту случайную роль и что она реальнее жизни. Дожидаясь лифта, Жан думает, что ему нужно будет купить новую одежду и бритву, потому что он уже не вернется домой. Лифт идет, как назло, очень медленно, а осознание конца их отношений наоборот – слишком быстро. Уже пришло, а лифт еще не приехал.

БЫК И БАБОЧКА

(часть вторая)

1

– Иногда мне кажется, особенно когда выдается свободная минутка подумать после напряженного дня, если при этом я, конечно, не задрыхну…. Ну так вот, я отвлекся, иногда мне кажется, что в моей душе борются бык и бабочка. И иногда побеждает бык, а иногда бабочка.

Для Игоря взаимодействие быка и бабочки носит философский характер. Он считает, что война быка и бабочки происходит в душе человека. Бык – это олицетворение напора и грубости, а бабочка – нежности и трансформации. Но Вера этого не понимает.

– А тебе кто больше нравится? – спрашивает девушка в красных чулках, лежащая головой на животе Игоря.