Судьба – тени прошлого

Зендей притормозил коня и холодным взглядом посмотрел на возлюбленную. Его взгляд так и твердил: «Не ври!» 

– Я, мать твою, не желаю это обсуждать! Что тебе не понятно?! Хорошо… Раз так хочешь узнать… Клянешься ли ты в искренней и настоящей любви?

Ариэль замялась. Этот вопрос она никак не ожидала услышать. Пар, выходящий изо рта в такой мороз, стоящий в этой части страны, на мгновение прекратился. Она ответила:

– Конечно! Как ты вообще мог спросить такое? Усомниться…

После этого наш диалог окончательно прекратился, хоть она и пыталась проявлять разные знаки внимания, то кладя голову на мои плечи, то гладя мои волосы под капюшоном тулупа. Я чувствовал неприязнь к ней на ментальном уровне. И вызвана она была первостепенно тем, что какой-то потайной голос в чертогах моего сознания убеждён был: доверять этой девушке опасно. Но в силу неопытности моей или затуманенности разума я не доверялся голосу до конца.

Приезжали мы в этот город лишь только для того, чтобы купить её матери подарок. Женщина она была глубоко верующая – это значило то, что Зендей, как избранник её дочери, обязан был по религиозному обычаю приподнести дар госпоже Эрл в знак уважения и образования вечных уз с её родом. На этой же почве уже по прибытии в город разгорелся между нами спор:

– Какой подарок считаешь достойным? – сухо спросил Зендей. Ариэль стояла рядом, не произнося ни слова: сказывалась обида. – Я тебя спросил. Ответь. 

– Не знаю. Сам решай, – интонационно грубо прозвучало из уст девушки. 

– Будешь так со мной разговаривать – я уеду. 

Ариэль ничего не ответила, но к её горлу уже подступал ком, глаза увлажнялись. 

– Значит, выберу самостоятельно. Куплю какую-нибудь затхлую курицу. 

– Ты не обнаглел ли?! Почему ты так жесток? Что с тобой случилось? 

– Я не жесток. Просто ты меня бесишь. 

Этого уже Ариэль стерпеть не могла: она поставила звонкую оплеуху с кристальной слезинкой, неспешно бегущей по левой щеке девушки. 

Зендей воспылал: всё его существо отторгло в этот момент человеческие нормы морали, и – что даже более важно – его душа отторгла Ариэль. Он схватил её за запястье, сжав его так сильно, что рука посинела. Он с пеной у рта завопил: 

– Сука! Да какое ты имеешь право… Я тебя спрашиваю! Ты как посмела сейчас меня ударить, тварь? – он повалил её на землю. Она плакала. 

Знаю, что ты думаешь сейчас обо мне. Да, я этого заслуживаю. Я поступил унизительно низко. Совершил отвратительный поступок. Мне нет оправданий. Вскоре я попросил прощения у Ариэль за это, но далеко не сразу – увы. Купил я в итоге её матери хорошую шубу из бобрового меха.

V. 

Думаю, хватит с тебя, читателя, слушать эту утомляющую историю моей первой любви. Просто расскажу о том, как самый строгий наставник на свете стал таким нежным и добрым.

Дело было уже весной. Где-то в первых её числах. Мы с Ари виделись реже, но я уже извинился перед ней и мы вновь нормально ладили, но я хотел не об этом писать, кажется…

– Что это ты? Устал уже? Адияль уже второй круг бежит, а ты только первый пробежал… Не стыдно? Он младше тебя на шесть лет! – остановил Зендея Эверард, пока тот бежал по «тропе».

– Я давно не занимался… Можно, я передохну?.. – спросил изнывающим голосом Леонель, надеясь, что Эверард сжалится над ним.

– Отдохнуть? А ну-ка круг дал, я тебе не добрый папаша! Забыл уже, с каким дьяволом говоришь? Беги! – грозно приказал Медбер.

И пробежал он эти два круга. И свалился с ног перед наставником, который уже гонял Адияля по канатам.

– Я больше не могу…

– Чего? Ты что разлегся? Думаешь, твоя тренировка окончена? Тебе ещё предстоит поединок с братом.

– Какой ещё поединок? Учитель… Зендей же меня побьёт… – возмутился Адияль, который не мог себе представить честный бой между ним и братом, который старше его на шесть лет.

Внезапно учитель закашлялся. Он резво отпрял в сторону и начал выплевывать кровь. Он уронил его любимую трость, которую он стал часто носить с собой последнее время.

– Дядя, что с вами? Что случилось? – запаниковал, быстро подбежав к наставнику Адияль.

– Эй, народ! Бегом, Медберу плохо! – заорал на весь лагерь Зендей.

Вскоре к Эверарду подбежал абсолютно весь лагерь. Все были в панике. Никто не мог представить, что с этим непробиваемым стариком, который может одолеть каждого солдата здесь, может что-то случиться. Именно поэтому, скорее всего, многие, заметив подозрительное состояние Эверарда в последние недели, да и саму трость, которая не казалась ненужной ему, поначалу не отдавали этому должного значения. 

Так оно и происходит. Мы часто боимся признать, что с нашими близкими может что-то приключиться. И в итоге, мы получаем этот удар совершенно неожиданно и больно. Этот старый ворчливый и жестокий порой учитель был для многих здешних ребят самым близким человеком. Кем-то вроде отца: как и для меня, как и для Адияля, так и для Джеймса, Ольгерда и остальных. Для нас с братом он был вторым отцом, для ребят – единственным. В этом лагере многие оказались лишь потому, что их родители уже не могли обеспечить свои семьи, или же родителей и родных просто не оставалось. Детей раннего возраста можно отправить в «Звериные академии», а тех, что старше семи лет уже не принимают. И они остаются на обочине жизни. Никому не нужные, голодные и обиженные. Но дядя в своё время собирал таких детей с улицы и обучал. Лагерь Медбера – это не просто лагерь разведчиков, а дом для сирот и брошенных, где они могут обрести семью.

Много ли встретите вы таких людей? Я не думаю, что со временем что-то изменится. Эверард Медбер – герой множеств сражений, один из самых почётных и выдающихся воинов всех времен, гениальный тактик и разведчик. Для меня долгие годы эти статусы ничего не значили, как и для него. Когда я заходил к нему в дом, я видел много разных мечей на стене, видел гобелены с его братом, иные портреты совсем не знакомых мне людей, но ни одной награды не видел. Может, он и просто хранил их где-то в укромном месте, но теперь я точно знаю, что он ими даже не дорожил, хотя было их у него крайне много – это наверняка. Для меня он был в первую очередь внимательным учителем и строгим, но честным и в душе добрым отцом.

Поверить в то, что он на грани смерти, представлялось невозможным. А мы ведь даже не знали, сколько ему лет на самом деле.

– Дядюшка, я могу зайти? – спросил, слегка высовываясь из-за двери, Зендей.

– Заходи. Даже не спрашивай. Теперь уж я не могу быть тем же дьяволом, что раньше… – ответил скованно лежащий в постели Эверард с ужасными синяками под серыми глазами, платком на шее, испачканном кровью.

– Учитель… Как вы?

– Эх, парень, ты не расстраивай меня своей глупостью. Как я могу быть? Я ведь помираю… – хрипло проговорил наставник, вновь закашляв кровью.

– Не говорите так… Я… Все будет хорошо… – еле сдержав слезы, уже не стоя на ногах, сказал Леонель.

– Конечно, всё будет хорошо… Подойди ко мне… – сказал учитель, всё сильнее кашляя, указав на место рядом с ним.

Зендей подошёл и сел, вцепившись в его руку. Учитель также взял его руку своей второй и сжал.

– Мальчик, всё будет хорошо… Я знаю, что вы с братом справитесь…

– Простите меня… Я так много вам грубил… Вы очень дороги для меня… Я… Чёрт! – уже не сдержав солёные струйки, произнёс Зендей.

– Время идёт. И ничего уже с этим не поделать. Не надо проливать слезы из-за меня… Я прожил долгую и счастливую жизнь. Смотри выше, сынок! Смотри на то, какое наследие я оставил! Я рассчитываю на тебя. Я хочу, чтобы ты исполнил свою мечту. Я верю, что ты станешь великим рыцарем, или как ты там писал в своей книжке. Просто помни мои слова. Важно не то, какие статусы или звания получал, а то, человеком ли ты стал… В жизни ценнее те люди, которые ценят своих товарищей, друзей, а самое главное – родных… В жизни ценнее те люди, что честны перед собой и остальными. В жизни ценнее те люди, которые не сдаются. В нашем мире это сложно… Но помни мои слова. Я прожил так. И я тебе это вверяю… – договорил Эверард и вновь выкашлял алую жидкость на платок. В его добрых, но мудрых очах на сей раз промелькнула искорка печали, хотя ранее в них ничего, кроме уверенности, стойкости, гордости, рассудительности не было и в помине. – Я бы не сказал, что свой век прожил достойно. Были на плечах моих ошибки. В том числе связанные с любовью. В тебе я вижу то же, что когда-то было и в моей душе. Страсть. Ты, мальчик, послушай… Кх… послушай: я столько лет тебя обучал и могу судить. Ты юноша с израненным сердцем, которое жаждет того, чтобы его вновь зажгли. Ты не в гармонии с самим собой лишь потому, что думаешь, мол… кху-кхэ… ты сам виноват в своём одиночестве – ты замкнулся. Но это тяготит… Кхэ… В общем, твои глаза, мой мальчик, печальные с того момента, как я тебя увидел. Травма детства будто бы забыта, но на деле лишь подавлена, убрана в сторону. Но ты должен её откопать. Я, правда, не могу сказать, как ты это сделаешь. Очевидно, никто не властен над своим подсознанием и сердцем. Но иногда всё-таки что-то может помочь… кхэ… справиться… Просто не ищи вину в себе вечно: иди вперёд… Боже… мне бы поспать. Чертовски вял я. Вот что, дитя моё: ты справишься с собой. Ты всё же мою школу прошёл, ха-ха!.. кху… 

Зендей уже не сдерживал эмоций. Он ревел. И горячие капельки падали на руки наставника, на постель, на одежду Зендея.

– Ступай уже, мальчик. Хватит водопадами плескаться…

– Разрешите… Адияль тоже хотел поговорить с вами… И Джеймс, и Ольгерд, и все остальные.

– Вы как неблагодарные детишки тупых богачей, которые ринулись делить наследство… Не дождётесь! Всё завещаю первому попавшемуся пьянчуге…

Зендей натужно рассмеялся хриплым после рыдания голосом.

Вы, вероятно, даже не загрустили, прочтя этот маленький отрывок из моей жизни. Однако, его не рассказать я не мог. Он был очень важным для меня человеком, а я это понял слишком поздно…