Судьба – тени прошлого

– Да бросьте! Это же абсурд! Преступность, бандиты, воры, разбойники… Как вы можете оставить и без того гнилые улицы городов без последней защиты, Ваше Высочество? – возразил Льюис Фоттейд.

– Да плевать мне на преступность! Мы воюем с самым могущественным государством континента за последнюю сотню лет! Мы на грани поражения! Народ голодает, ресурсов нет! Твоя полиция поможет восстановить экономику под гнётом южан? – взорвался Златогривый, но после его слов Фоттейд заткнулся. – И… к моему сожалению, Альтильда, Флот вскоре может быть расформирован… – Адмирал не подала никакой реакции. – Если мне удастся договориться с островами Баго и некоторыми другими государствами, то необходимости в твоих кораблях не останется. – Молчание. Её лицо, мрачное и томное, не дёргалось. Казалось, она умерла. – С вами всё хорошо, Альтильда?

В этот момент Норберт противно ухмыльнулся, высунув свой язык, прислоняя его к губе.

– Что ж. Заседание окончено. Через трое суток будет повторное. Я окончательно поведаю действия по внутренней политике на время возобновления войны. Все свободны… кроме Изельгаама.

Через минуту зал уже опустел. Остались лишь король, глава Высшего Гвардейского Состава и Леонардо Эйдэнс.

II.

– Ты отвратительное существо, Норберт! – кинул Зельман, грубо прижав к стене собеседника, надавив на его шею. – Оставь в покое моего брата! Он уже поплатился за свое! И, что более важно… не смей приближаться к Альтильде! Как ты мог воспользоваться трудными временами для женщины, чтобы надавить на неё! Ты, сука, не только надавил… Ты ещё избил…

– Да пасть свою закрой уже! – буркнул в ответ Изельгаам, оттолкнув в сторону короля. Леонардо насторожился. – Она это, мать вашу, заслужила! Эта шлюха не знала свое место. Я ей лишь указал, где оно!

– Заслужила?! За эти слова я бы лично сейчас обрубил тебе пальцы и гнилой язык… и я не погляжу на то, что ты мой давний товарищ! Нет оправданий тому, чтобы поднять руку на женщину! Она, к тому же, твоя бывшая жена!

– Кто бы сейчас пищал… мой давний друг, кто же, скажи на милость, отдал приказ несколько лет назад на убийство жены твоего брата? – Глаза Златогривого на мгновение опустились, потухли. – Это был твой приказ! Твой! По твоей милости подняли мечи на беззащитную женщину, мать двоих детей! И тебе ли говорить о чести и уважении к этим свиньям? Ну же, Зельман… очнись! Мы живём в мире, где господствуют сильные. А сильные – это всегда подобные нам с тобой.

– Не равняй меня с собой, урод… Да, я в тот день поступил ужасно… – речь короля изменилась, ему было тяжело говорить. Каждое его слово едва вырывалось изо рта без слез, но мысль его не изменилась. – Я поступил низко, бесчеловечно… но я не спал после ночами… я рыдал, каялся, молился, просил прощения! Я мечтал о скорой расплате за мои грехи. Но сейчас речь не обо мне. То, что сделал я, на моей совести и останется. Но ты совершил не единую ошибку… Да, мы через многое прошли вместе, были близки долгое время, стояли бок о бок, когда наставали самые трудные времена. Но теперь нет того Норберта… нет – ты не он! Ты его прогнившая до самых последних краёв подсознания оболочка… И я желаю, чтобы ты отныне добровольно ушёл из Высшего Гвардейского Состава и оставил все свои полномочия.

И раздался безумный смех. Изельгаам надрывал живот, чуть ли не валясь с ног.

– Ты меня выгнать вздумал? Щенок! Да у тебя кишка тонка… Я располагаю такой властью, что даже ты не сможешь так спокойно меня убрать. Да и к прочему, я слишком многое знаю, чтобы бояться твоего пыла. Я спокойно продам информацию Игъвару, если ты посмеешь пойти против меня, а мой клан защитит своего господина хоть от твоих лучших воинов, – произнеся эти слова, Норберт успокоился, подошёл к Зельману, наклонился к его уху и грозным хриплым тоном нашептал: – Так что, мальчик, не стоит лишних телодвижений совершать. Трудные времена настали. Помни об этом…

И Изельгаам покинул комнату. Зельман остался разгневанным, а Эйдэнс – разочарованным.

III.

– Холодает, однако, – заметил Зендей, укрывшись тулупом, сидя возле костра в компании младшего брата.

– Верно подметил, брат! Зима наступает, как ни удивительно. Каждый год так, оказывается, – решил съехидничать Адияль.

– Не умничай тут! Ишь какой наглый стал! – ответил старший, ухмыляясь.

Адияль лишь слегка улыбнулся.

– Чего ты такой печальный, братец? Всё из-за ребят?.. – поинтересовался Зендей.

– Всё такой же догадливый… Последние месяцы были… тяжёлые. Знаешь ли, я остался совсем один. В этом огромном мрачном жестоком мире. Я утерял дядю, который был мне словно отцом. Вы с папой покинули мою жизнь ещё раньше…

– Эди…

– Нет, я не осуждаю. Увы, но выбора особого не было. Да и это было моё вполне осознанное решение. К сожалению, факт остаётся фактом. Дяди нет, ребят из лагеря – тоже. Нет у меня друзей, нет родных, которым можно поведать самые печальные думы. Вы с отцом едва меня посещаете. И эти дни, что мы вместе, вы проводите вдвоём. Последние два человека, которым до меня есть дело, не замечают меня… И тем более вам так важно обсудить очередную новость об общих ваших знакомых, – пытался спокойно договориться младший, но его дрожащая губа и краснеющие глаза давали ясно понять, что всё отнюдь не так просто.

– Эди, прошу перестань нести эту чушь! Имей честь, совесть! Мы с отцом никогда не забудем тебя! Никогда не предадим! А ты такое тут смеешь говорить? – взорвался Зендей, гневными очами прожигая насквозь брата.

– Ты сейчас действительно хочешь выставить меня виноватым в том, что я делюсь своими мыслями? В том, что я в отчаянии пытаюсь тебе донести мою гореть? – Глаза Адияля уже заслезились. Он покачал головой и отвернулся, едва добавив из последних сил: – Прости…

Однако в душе юного парня по-прежнему осталась тоска, обида, боль, разочарование в себе, мире, судьбе… в близких.

– Хорошо. Но не говори так более. Мне это неприятно, – холодным безучастным тоном ответил Зендей.

Спасибо большое за столь великодушное прощение. Неприятно? Забавно. Мне ведь сейчас прям легко… Извинился я перед тобою не из-за чувства вины, а лишь потому, что не перенесу ссоры с тобой… И ещё этот твой холод в речи. Господи, за что… Говори уже так, как есть… – произнёс про себя Адияль.

Эти несколько недель для него и правда были отвратительными. После операции на Юге и потери в ходе неё практически всех своих друзей, получив психологическую травму и несколько тяжёлых физических, Адияль впал во мрак. Сначала он хотел поступить на службу, однако офицер не принял его в виду возраста. Далее он несколько дней гулял от одной гостиницы до другой, пытаясь разобраться в себе. Но письма отца и брата, всё преследовавшие его, заставили отречься от одиночества. Встретившись с семьёй, он присоединился к их похождениям, суть которых заключалась в сборе сведений по каждому частному батальону Невервилля.

IV.

Наутро они продолжили путь.

– Ночь уж больно холодной случилась! Чего мы не доехали до ближайшей гостиницы? – высказался Зендей.

– Не ной. В армии такое не приветствуется, – в своей манере ответил Отсенберд. – Кони уж вчера устали двадцать с лишним миль к ряду скакать без передышек, учитывая, что и до этого отдыха у них не было.

– Право, Фирдес, ты не перестаёшь удивлять меня своей грубостью… – заступился тоже привычным образом Нильфад.

– К чему вообще требуется заниматься нам подобным? Зачем Составу эта информация? – поинтересовался Адияль, всё зевая. Выглядел он тускло. Синяки под глазами, тощий вид, мутные глаза – всё свидетельство большого стресса, бессонницы, отсутствия аппетита.

Некоторое молчание. Это смутило Адияля. Ему всё более и более казалось, что его слова не имеют никакого веса в этом обществе, что его не слушают, не воспринимают.

– Видишь ли, парень… Когда в высшем свете кто-то не понравился, случается так, что его направляют на бессмысленные задания, дабы те не лезли не в свое дело. И вот уж вышло, что таковыми личностями стали мы, – растолковал Дориан.

Через продолжительное безмолвие заговорил Отсенберд:

– Кстати, знали вы вообще о том, что стало с нашим другом дорогим, – эти слова были произнесены с явной иронией, – Фердинандом Рушером?

– Это… который? – спросил Зендей.

– Не тот ли, который хотел от нас, чтоб мы глаза закрыли на наглое вранье о численности батальона? Тот рыжий мужик со шрамом на щеке и забавными усами? Предложил нам по дряхлому коню еще? – предположил Дориан.

– Именно!

– Так что с ним?

– Его взяли под стражу благодаря нашему докладу! – ответил наконец Фирдес.

– А ведь забавный был он… Мне нравилось, как он пытался раболепствовать пред нами, словно не изгнанники пришли, а господа уважаемые! А как он нам про жизнь свою печально рассказывал! Даже жалко немного, – прокомментировал Зендей.

– Да… Жаль, если закрыть взор на то, что в батальоне его числились давно умершие люди, некоторые из которых даже не служили, – выдал свое мнение Вэйрад. – И всё для того, чтобы лишние обмундирование, выдаваемое на заявленное число солдат, перепродавать, наживая себе кармашек покрупнее.

Адияль чувствовал в этот момент себя отстранённо. Будто он случайно встретил по пути этих людей. Его никто не замечал, он это видел.

Проехав приличное расстояние, компания остановилась в небольшом городке близ столицы, где они решили переночевать.

Наутро они продолжили следовать цели. Следующий лагерь они посетят уже через несколько миль.

Адияль всю поездку размышлял. Его товарищи все беседовали о своем, изредка задавая ему бессмысленные вопросы. Однако юноше не было никакого дела до их вопросов. Он уже давно уяснил для себя, что едва ли он чем-то их сможет заинтересовать в беседе. Нет, он был от них сейчас слишком далек. Его мысли, за последние несколько месяцев превратившиеся в мрачную обитель, сейчас вовсе не следовали вместе с остальными.