Судьба – тени прошлого

– Всё, с меня хватит! Меня выводит из себя вся эта чушь, неурядица! Это звучит дико! За кого вы меня держите? – взбеленился Адияль и поспешно вышел.

Все озадаченно посмотрели ему вслед. Эйдэнс хотел было пойти за ним, но рука Джеймса его остановила.

– Пусть обдумает всё, – сказал он. – Поверь, так будет лучше.

– Думаю, так начинать не стоило! – буркнул Эйдэнс.

IV.

Многим ранее…

В поместье Лузвельтов прибыла карета в сопровождении нескольких повозок с элитными невервилльскими воинами. Барон, не ожидавший визита столь значимой персоны, пригласил гостя к столу, но тот отказался.

– Господин Лузвельт, я приехал по деловому вопросу, мне ни к чему сейчас тратить время на вино, – гордо и манерно произнёс толстый мужчина с несколькими золотыми перстнями на пальцах, мундир у него был роскошный, с синей лентой, он, ко всему, ещё был украшен драгоценными камнями и многочисленными орденами.

Назар Лузвельт, не став перечить гостю, провел его в свой кабинет, где обычно и проходили деловые встречи.

– Я вас слушаю, господин Изельгаам.

– Вопрос деликатный, но не терпит отлагательств. Я спешу, – так же уверенно говорил полководец. – Я желаю приобрести вашу франшизу, господин Лузвельт. Хочу купить все ваши кузнечные мастерские со всеми формальностями. И…

Реплику Норберта Изельгаама перебил внезапно возникший громкий хохот.

– Вы что? Шутите надо мной? Да чтобы я отдал вам всё моё наследие? Мою гордость и честь? Чтобы я лишился детища всей своей жизни?! Вы, должно быть, с ума сошли, господин Изельгаам! Убирайтесь из моего дома! Здесь не место вам и вашим алчным предложениям! Нет, я, конечно, был осведомлён о том, что вы усиливаете свое личное влияние путем покупки практически всех частных дел на территории Невервилля, но чтоб вам хватило наглости заявиться ко мне! Это, извините меня, нонсенс… Вы мне противны. Я под угрозой смерти не отдам вам ничего! – высказал барон. – Я уже однажды имел с вами дело. На этом все! Более вашей персоны видеть не намерен.

Норберт Изельгаам принял позу поудобнее, усевшись на кресле, далеко вытянув свои ноги, положив руки на подлокотники, откинув голову на спинку, высунув свой длинный острый язык, подлизывая губу. Словно бы прозвучавшие слова не произвели на него ни малейшего впечатления. Кроме того, он будто был готов к этому с самого начала разговора, а может, и ранее, ведь он и зрачком не пошевелил, выслушивая столь нелестное мнение о себе.

– Ваша воля, – спокойно произнёс он. – Тогда я прибегну к таким мерам, которые, вероятно, вам придутся не по душе. Господа, войдите! – было сказано довольно громко.

В это же мгновение в доме раздался крик служанок снизу, многочисленный топот, затем прерывистое: «Отец!» И уже спустя минуту в кабинете стояло четверо амбалов. Лузвельт опешил, он был огорошен происходящим и весьма смутно понимал, что будет дальше.

– Давайте так. Теперь я буду говорить, вы же не возражаете? – Изельгаам противно усмехнулся. – Ну как же вы в таком положении сможете возражать, не подумал совсем. Тем не менее приступим: на столе у вас лежат бумаги, – он подошёл ко столу и положил несколько листов, – вы их подпишите. По первому договору вы передаёте в моё владение все ваши виноградники, плантации и фермы на островах Баго. По второму вы переписываете на меня всю вашу многочисленную сеть кузнец и мастерских. Но мне ведь нужны гарантии… Да и ходить в холостяках не так уж и занимательно на деле, как оказалось. Потому: по третьему договору вы даёте свое отцовское благословение на помолвку вашей дочери со мной. Думаю, это даже вам на руку…

– Всё сказал? Ещё, может, тебе сразу дворец построить? Подлый крысенок – вот кто ты! Да ничего из тобой перечисленного я в жизни не исполню! Ни одной бумаги не трону! Выметайся из моего дома! Раз ты смеешь так нагло шутить надо мной, моей честью и более того – над моей дочерью, то ты и гроша своего состояния не стоишь. Будь уверен, король будет оповещен о твоих проделках и угрозах. Я лично сделаю всё, чтобы увидеть тебя на висельнице! Забирай своих дружков – и вон! Вон – я сказал! И наш прошлый договор я разрываю! Златогривый будет осведомлен о твоем предательстве…

Изельгаам лишь указал своим подчинённым схватить барона.

– И четвёртый документ: по нему ты согласен с тем, что находишься в полном здравии, благоразумии, уверенности в своих действиях. В противном случае, ты зря зарекался о смерти…

– Да мне твои угрозы не страшны! Думаешь, я на свете недостаточно повидал, чтобы не бояться смерти? Смешно! Да хоть в прах сотри – мне по боку!

– Да тебя никто трогать бы не стал. Это было бы слишком явно и очевидно. Я такими методами работать не привык. А вот твой сын может стать важным противовесом, не так ли?

Барон, скрученный двумя амбалами, на мгновение выпал из мира. Мысль о том, что человек, стоящий перед ним, способен причинить вред его ребёнку, как остроугольный камень поместился поперёк горла, перекрыв доступ к кислороду.

– Подонок… Ты заплатишь за это… – с болью вырвалось из уст Лузвельта.

– Пока платить мне не за что. Всё зависит от тебя, барон. Я же был добр и учтив к тебе, хотел купить твою франшизу, но ты сам отказался. Теперь пожинай плоды своей ошибки. И запомни: любой, кто смеет обходиться со мной без уважения, в конечном итоге горько платит за это, а долг закрывают уже его дети. Так я действую. Так меня запомнили. И потому меня боятся. Потому моё имя – эталон силы.

– Боязнь лишь порождает ненависть… ты – змей, а на любую змею найдется свой хищник!..

– Мне дела нет до этой ненависти, если одним моим словом можно уничтожить карьеру или жизнь любому. Ныне власть – это и есть ключ к успеху. Трусость и слабость – прямой путеводитель в мир нищеты.

– Смотри-ка, оба пункта к тебе относятся!

– На твоём месте я бы помалкивал, – сказал полководец, после чего сказал ещё одному пришедшему солдату: – Пусть покажут.

И в комнату завели сына барона, которого заковали в цепи и одели намордник, как псу дикому.

– Всё, довольно! Отпустите его, всё подпишу, подпишу! Подпишу, твою мать! – орал сквозь слезы Лузвельт.

V.

Адияль сидел на песчаном берегу океана, глядя вдаль. Дождь не прекращался ни на миг и поливал нещадным потоком всю округу, включая и побережье, но это не волновало Леонеля. В руках он держал стопку собственных писем, которые так и не решился отправить той, для кого они были предназначены. Дабы капли не попадали на листы, Адияль слегка накренился. И с надрывом читал последнее им написанное:

«Дорога, пути которой ведут не туда…

Это вновь я и вновь с пером в руках. Я хочу признать, что заплутал. Моя жизнь давно утеряла какую-то определённую стезю, к которой меня готовила судьба. Наверное, я просто плохо внимал указаниям свыше. Вполне вероятно, это и не моя вина. Я же солдат с пелёнок. Мой отец никогда не был приверженцем религиозных взглядов. Скорее, таковой была моя мать. Но её я не знал и воспитания от неё не получил, потому Бог сейчас мне не поможет.

Сейчас я сижу возле моря… Здесь дух захватывает. Мы с тобой немало времени проводили на берегу. На этом самом берегу… Я помню твой аромат, который смешивался с запахом солёной воды и витал в воздухе. Мне было тогда хорошо. Мы сидели, прижимаясь спинами друг к другу. Ты читала вслух книги, а я наслаждался твоим безмятежным равномерным произношением. Это было прекрасно. Это было моё счастье. В глазах по-прежнему мелькают твои пятки в мокром песке. Тогда мы мечтали о том, что скоро война подойдёт к концу, а мы с тобой наконец заживём счастливо, заведём деток, соорудим огород… Говорят, война скоро закончится. Зельман Златогривый вроде бы как готов к полномасштабному наступлению. Впрочем, меня это уже мало касается. Если меня призовут на фронт, я откажусь. Вполне возможно, меня за это будет ожидать трибунал. С другой стороны, мне терять нечего. Я потерял всё и всех.

Ты, верно, устала бы читать эти письма, в которых я раз за разом прихожу к тому, что просто жалуюсь на жизнь и веду себя как последний слабак. Но ты это никогда не прочтёшь. Не знаю, где ты сейчас. Может, дома с семьёй. Может, ты нашла нового жениха, и вы готовите свадьбу. Во всяком случае надеюсь, что с тобой всё хорошо. И я люблю тебя. Буду любить всегда. Если даже солнце покрылось льдом, я готов терпеть эту ношу до скончания времен.

Право, думаю, по ту сторону океанских просторов, где не ходила нога человека, где нет войны и смерти, где всегда светло, где живут даже мёртвые, я наконец найду свой покой.

Люблю, и прости…»

Адияль взял всю стопку листов с бесконечным текстом, аккуратно перевязал с двух сторон нитью и, прижав эту стопку к груди, помчал навстречу бушующей воде под аккомпанемент грома и плесканий волн.

Однако как бы ни старался Леонель занырнуть вглубь, водный поток выталкивал его. Все его письма безвозвратно канули в синих просторах, а он, уставший и измученный, стоял на берегу в мокрой одежде. Именно в этот момент он ненавидел весь мир сильнее, чем когда-либо ещё. Он заорал, что оставалось мочи, обращаясь куда-то вдаль:

– Ну почему?! За что мне даровали такую никчёмную жизнь! Что я, сука, сделал! Кому я причинить мог столько зла! Всё время! Раз за разом! Я не успел и слова «мама» произнести, как её не стало! Затем лагерь дяди Эверарда, где я не видел собственного отца по несколько месяцев, а по итогу потерял того, кто мне его заменил! Потерял почти всех моих друзей из-за этой проклятой войны! Думал, на этом хоть мои страдания окончатся… Но нет! Нет, сука, нет! Мало ведь я натерпелся! Судьба позволила мне познать счастье в имении настоящего друга, счастье в познании любви! Но кто бы мог подумать? Этого ведь слишком много для меня! И вот, лови: гибель отца! Уход любимой! Гибель брата и гибель, сука, моего лучшего друга! Спасибо, мать вашу, за такую увлекательную и яркую жизнь! А теперь, когда я наконец решился со всем этим покончить, мне не позволяют даже этого! Я не могу даже хоть просто потонуть! ЗА ЧТО МНЕ ЭТО ВСЁ?!

И в эту же секунду ослепительная вспышка молнии ударила прямо в водные глубины, а затем огромная волна унесла Адияля аж на несколько аршинов от береговой линии. И вот он тянется вниз с неистовой силой. Леонель ощущает боль в груди, голова трещит от стремительно возрастающего давления, он чувствует, как последние силы начинают покидать его, вот-вот организм сдастся и пустит поток солёной воды в лёгкие…

Но в последнее мгновение он увидел силуэт отца в пучине вод. За ним стоял Зендей, Артур, Дэрек, дядя Эверард, дядя Фирдес. Все они протягивали ладони к Адиялю, но не затем, чтобы утащить за собой. Нет. Они выталкивали его обратно, на поверхность, в мир живых, в мир, где царит война и хаус, в мир, где живут те, кому он ещё нужен, где живут его клятвы и обещания.

Адияль выплыл, но его лёгкие уже приняли какое-то количество воды, а сил не осталось, чтобы добраться до берега. Его красные от соли глаза увидели свет. Не было ни дождя, ни грома, ни блеска молний, ни туч, ни слез. Был лишь солнечный луч. И была радуга, своей красочностью способная затмить горе даже самого отчаявшегося человека.

На берег юношу вытащил Эйдэнс, проследивший за ним до самого побережья. Он же проделал манипуляции для спасения его жизни, выкачав всю воду из дыхательных путей. Откашлявшись и отдышавшись, Адияль кое-как осилил произнести:

– Я видел мою семью…

– Вот и славно, потому что к ним тебе не скоро предстоит вернуться… Господи! Да я сам чуть не ушёл ко дну, вытаскивая тебя!

Добравшись до ближайшей ратуши, Адияль и Леонардо Эйдэнс продолжили разговор, уже будучи высушенными и согретыми.

– Что намерен делать дальше? – поинтересовался Эйдэнс. Его глаза цвета янтаря уже смотрели иначе, нежели в предыдущий раз. Если в первую их встречу королевская десница относился к этому голубоглазому своенравному сынку знатного генерала, скорее, снисходительно, то сейчас смотрел уже близко к тому, чтобы назвать сочувственно.