Судьба – тени прошлого

– В таком случае Джеймс способен на это. Его чин в развед. корпусе не столь важен, а значит, он может принять батальон, – предложил Леонель.

– Хорошо. Свяжитесь с ними, – заключил Златогривый.

Где-то в конце пути…

Любимой Лисан Лузвельт.

Дорогая, я долго не решался написать тебе такое письмо, которое бы смог отправить, хоть и получил миллион таких писем от тебя… Я не читал их. Боялся. А сейчас я слишком далеко от того места, где оставил их. Но знаешь, я исписал не одну стопку листов, где обращался к тебе. Я трус, признаю. Но сейчас многое изменилось. Последние дни многое изменили в моей жизни. Я вновь встретил людей, которых, думал, никогда не встречу. Мои друзья из лагеря дяди Эверарда. Она прелестные, я бы хотел вас познакомить. Я чуть не совершил ужасную ошибку, но мне помогли вернуться на правильный путь. Я пока не знаю, чего хочу добиться, но уже понимаю наверняка, что обязан жить. Ныне моя цель – освобождение моей страны, а затем и поиск чего-то нового.

Я виделся с отцом. Да со всеми виделся. Я вспомнил всех. И наконец вспомнил все свои клятвы и обещания. Все свои долги. Но это все не столь важно, сколь то, что я наконец понял. Главное в моей жизни сейчас – прожить её так, чтобы был доволен не только я, но и те, что за неё отдали свои души… Мне ещё очень многое предстоит тебе рассказать. Да и столько всего написать стоит заново…

Скажи мне, где ты сейчас? Счастлива ли ты? Как много огней окружает тебя? Как много людей окружает тебя? Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Столько ещё всего… Столько всего! Но будь уверена: это не последнее письмо.

P. S. Я люблю тебя ничуть не меньше, чем тогда. Прости за всё.

От Адияля Леонеля.

VII.

Прошедшая ночь для короля и его десницы оказалась весьма изматывающей. Они, словно сорвавшись с цепи, осаждали друг друга, доказывая с пеной у рта свои позиции, перемалывали все те недавно сложившиеся обстоятельства. Более всего доставалось Златогривому по поводу решения отложить начало боевых действий. По мнению Эйдэнса, это решение может плохо сказаться на конечном результате, несмотря даже на то, что, в общем и целом, был солидарен с королём в моральном плане. Златогривый же по истечении своих запасов терпения стал отвечать довольно грубо и резко, затрагивая в некоторых моментах происхождение Леонардо Эйдэнса. В конце концов, оба пришли к единому мнению, что изменить ничего уже нельзя. Однако самым тяжелым для короля Невервилля перед столь значимым и волнительным днем стало увиденное во сне.

– Лео, извинись сейчас же перед сыном короля! Иначе тебе придётся иметь дело со мной!

– Всем известно, что ты мне ничего не сможешь сделать. Так что не зарывайся, Норберт.

– Ребята… Пожалуйста, не ссорьтесь, это же всего лишь игра… Я уверен, Норберт не хотел меня обидеть. Ведь так? – своим детским лёгким голосом пытался замять распрю между друзьями Зельман.

– Зел, ты бы помалкивал. Таких трусов, как ты… я давно не видел.

– Лео, ну перестань, право дело!

– Почему вы ссоритесь?! Нельзя было без конфликтов обойтись?

– Зел, это всё Лео… Ты же видишь!

– Посмотрим, что ты скажешь. Ну? – настаивал холодным тоном Леонардо. Его взгляд был настолько ледяным и пугающим, что все, включая других ребят, с которыми они играли, пытались как можно меньше смотреть на него. Кроме Зельмана.

– Я хочу, чтобы вы оба извинились.

– Да чтобы я извинился перед ним? Зел, ты, должно быть, шутишь? Перед этим оборванцем, чья мать ходит по вельможам, а отец пьёт да шутом при дворе выступает? – размеренно и намеренно громко произнёс Леонардо.

– Это всё брехня! Моя мама – лекарь, а отец болен, и потому пьёт лекарства на спирту, а не алкоголь! Зел, докажи ему! Я же прав!

Зельман отвечать не стал, а лишь умчался со двора. После он громко и звучно рыдал во весь голос. И никто не подходил к нему, хотя он точно знал: все слышат. Когда отец вызывал в свои покои девиц, всё было прекрасно слышно, потому и сейчас при том, как он ревел, вероятности, что крик души ни до кого не доходил, не было. Всем было просто безразлично. Даже у его сводного брата, который точно был у себя, в соседней комнате, не было ни малейшего интереса, что стряслось на сей раз. И всё по той причине, что Эстороссо Мудрейший не терпел, когда мужчины плачут, а если этого мужчину поддерживает или успокаивает другой мужчина, он прямо говорил, мол, во дворце нет места мужеложцам. Если же дело касалось кого-то из его детей, то лучше было бы, если все сделают вид, что никто ничего не слышит. Мало кто решался перечить сумасбродному правителю, в чьём расположении вся стража. В том числе и наследник трона младший сын Вэйрад. Единственный, кто мог себе позволить зайти и поинтересоваться, что стряслось, был Мариус Ольд. И тогда зашёл Мариус Ольд.

– Хотелось бы знать, почему юный принц плачет? Да так громко. Не боитесь ли вы отца своего?

– Да пусть хоть четвертует! Он давно хочет избавиться от меня…

– Не говорите так. Ваш отец… скажем, довольно занятой человек. На его плечах целое государство, поэтому ему не всегда удаётся быть добрым и ласковым отцом.

– Да он в жизни своей таковым не был никогда!

– Неужели причина твоих слез вновь в отце? – спокойно осведомился Мариус Ольд, присев рядом.

– Почему мои друзья постоянно ссорятся… Они вообще не могут найти общий язык…

– Думаю, дело в том, что они друзья тебе, но не друг другу. Это грустно, но бывает и так. Ты же про Леонардо и Норберта?

– Да… Но почему они не могут подружиться… В чём же их проблема?

– Люди все разные, и не всем суждено дружить друг с другом. Вот Леонардо, к примеру, – мальчик своенравный, крайне умный, смышленый, уверенный, сильный. Одним словом – гений. А вот Норберт совсем другой: он скромный, терпеливый, наивный, добрый и совсем тихий по сравнению с тем же Леонардо. Ему трудно даётся общение со сверстниками, потому что он другой. А для Леонардо, думаю, просто не интересны другие ребята.

– А мне-то что делать?

– Ничего, друг. Рано или поздно тебе придётся сделать выбор между твоим друзьями. И ты его сделаешь. Ну а пока, мне кажется, в той или иной степени вы будете уживаться вместе, хоть и с переменными проблемами.

Зельман проснулся, проспав всего несколько часов. Вообще, многое он уже вспоминал, нежели чем видел во сне. И на фоне собственных мыслей он сделал ещё один вывод из своего детства:

А ведь брат в этом плане оказался гораздо успешнее… Во всяком случае он был достаточно умен, умел здорово шутить, был очень силён да и красотой его не обделила природа. Он был, можно сказать, лучшей версией меня. Наверное, потому ему всегда легко удавалось находить друзей, общаться с окружающими. Если бы не его… гордость? он бы был счастливым человеком. Хотя, думаю, он погиб счастливым. – Зельман пустил слезу. – Прости меня, брат. Несмотря ни на что.

Король встал с постели и под хор утренних пташек отправился наружу. Осмотреться и прийти в себя.

Погуляв какое-то время по полям Невервилля, осмотрев палатки, где ожидали своего часа воины, король вернулся к стенам крепости Фридом, которая располагалась на некоторой возвышенности, вздымаясь на холме высотой в несколько футов над основным уровнем равнины. И благодаря этому с неё открывался грандиозный вид на гористо-лесные степи вдали, которые служили естественной границей между Невервиллем и Игъваром. И там Златогривый обнаружил Адияля, который, задумавшись над чем-то, устремлял свой взор на горизонт. Его длинные кудрявые волосы цвета выжженного колоса развевались от ветра, а голубые глаза были необычно ярки, наполняясь светом солнечных лучей. Когда король присел рядом, Леонель даже сперва не заметил его.

– Дух захватывает, не правда ли? – обратился Зельман Златогривый.

Адияль будто пробудился ото сна, но даже не посмотрел в сторону короля. Он лишь небрежно ответил в своей манере некоторой безразличности:

– Сложно отрицать.

– Думаю, твои надежды по поводу предстоящего боя соответствуют моим.

– Вы не можете этого знать.

– Нет, но я могу сделать вывод, исходя из того, что мы с тобой практически одной крови. Да и сидим в такой час здесь, вместо того, чтобы спать и набираться сил, – с лёгкостью в голосе парировал Златогривый.

– Одной крови… – с ухмылкой на лице и насмешкой в голосе произнёс Леонель. – Если только на четверть. Знаете, я ведь вас не простил. Вы убили мою мать. Это факт. Я себя ненавижу, что сейчас могу беседовать с вами, хотя стоило бы придушить.

Какое-то время король молчал.

– Да, может и так. У тебя есть возможность отомстить, я даже не буду сопротивляться. Знаешь, Адияль, я ведь смерти не боюсь. Возможно, это тебе ничего не говорит, но на этой войне я готов отдать свою жизнь, не заглушая свое сердце сомнениями.

– Это похвально. Однако я ведь знаю, каково ваше настоящее отношение к своей стране и к тем людям, что в ней живут и при вас страдают и голодают.

– Лживое представление. Я мог бы легко ответить, но нет никакого желания. В последние годы я стал другим человеком. При том уровне накала, в котором мы находились в начале конфронтации с Югом, сейчас мы держимся более чем достойно. Да, всем тяжело. Но лишь по сравнению с тем, что нас ждёт дальше… Мир скоро изменится. Я изменю его. Я поклялся самому себе, что воплощу в жизнь свою мечту.