Нечто большее

Спустя несколько минут ходьбы поворот вывел нас к небольшому трактиру или харчевне – в общем, к столовой, питейному заведению и хостелу в одном флаконе. На нём красовались тусклые фонари, потрескавшаяся резьба и замызганная, в последнюю очередь привлекающая внимание вывеска. Внутри горел тёплый свет, доносились шум, выкрики, смех, звон стекла и стук глиняных изделий о столы.

– А вот и «хрю»! – закричала Мышка и указала пальцем на вывеску. Пришлось подойти очень близко и прищуриться, чтобы прочитать: «Хрючевня».

– Харчевня «Хрючевня» – жри, как свинья! Чего уставились? – от резкого сиплого голоса мы вздрогнули и повернулись одновременно.

– Здравствуйте. Нам это… поесть бы, – скромно попросил Сват. Живот Алена, в подтверждение слов казака, громко заурчал.

– Понаехало иноземщины всякой… – усталый мужичок обречённо прошёл внутрь трактира. Видимо, это означало приглашение зайти. Как ощипанные, грустно торчали в стороны бывшие когда-то рыжими его бакенбарды. Даже пузико мужичка висело вниз и выглядело усталым.

Да, скорее всего, мы своим видом напоминали иностранцев-шпионов или сумасшедших с Каше-поля. А чужих нигде не привечают. Но – что поделать…

– Как усталым с войной и прочей неразберихой разбираться? Пойдём поедим. Заодно и спросим, можно ли заночевать, да как к князю экономичней доехать, – прогудел Ален, словно нас надо было упрашивать.

– Тебе лишь бы котлетикой позаниматься, – Рысь сделала глубокий вдох свежего воздуха и шагнула за ним в кислый бражный смрад. Шура тут же нырнул следом. Сват хлопнул в ладоши, довольно крякнул и отчаянно пропал в шуме вслед за ними. Кушать-то хочется, а запасы жалко тратить. Мы с Машкой и Барсом посмотрели друг на друга и, любопытно озираясь, ввалились внутрь.

Громкий, не самый добрый смех и беседы разных существ, именуемых общим словом «люд», звучали гомонящим фоном, дым от разных воскурений заставлял щуриться и кашлять, но не перебивал общего неповторимого амбре с яркими нотками кислятины, железа, пота, браги и шлейфом свежевыделанной кожи.

– Не изволим носа воротить, потому как неизвестно, имеются ли в округе другие заведения, – заметил нам мрачный тип с бакенбардами, заходя за липкую от разных напитков стойку. Сделана она была когда-то из добротного тёмного дерева, но, как и вся местная скудная мебель, была в сколах, порезах, кое-где виднелись зарубки от топора…

– Да, воротить нос некуда, – тихо проворчала я в сторону Свата, который плюхнулся за стол ближе к нам, девчонкам.

Скромным наш заказ был… бы! Если бы мы отправили заказывать не Алена с Шурой. А пока наша приметная группка старалась изобразить стандартные посиделки в московской забегаловке, рассаживалась по местам и тихо разглядывала досочно-деревянную обстановку вокруг, я задумчиво изучала огромные щели между кривыми необработанными досками наспех сколоченного стола. Видимо, столы здесь – расходный материал.

В общем шуме и суете вспомнила, как в своём мире, идя по улице среди многоэтажек, могла резко оглянуться прямо на смотрящего на меня человека из какого-то окна среди множества других окон. Так и сейчас: я вдруг подняла взгляд на то, что настойчиво, давяще смотрело на меня.

В глубине помещения, у противоположной его стены, в тусклом свете жирных ламп одиноко восседал некто, кого одновременно и проще, и сложнее всего было назвать «инкогнито».

«О, здесь водится жуткая смесь из дементора и восточного наёмного убийцы».

При всём тихом великолепии, персонаж был вполне себе непрозрачным человеком, с человеческими пропорциями, хоть и очень высокий. Лицо его, как водится, скрывала тень капюшона, но я точно знала, что наша компания даже среди пестроты местных посетителей привлекла его внимание. Я поспешила притвориться, что просто осматриваю всё вокруг, продолжая чувствовать тяжёлый взгляд.

«Тянет чудищ разглядывать. Чем меня вон те девушка и юноша краснощёкие не зацепили? А этот… И как он что-либо видит в капюшоне? Сама люблю этот головной убор, но при его эпичности есть недостаток – не видно ни черта».

Однако обладатель титула «ни разу незаметное скопище мрака» всё прекрасно видел. Вокруг него было пусто, даже самые отъявленные пьяницы не хотели такого соседства. Я тряхнула головой, стараясь думать о насущном.

– Один раз живём! – в своей позитивной манере воскликнул Шура. Кто-то из местных поднял за это кувшин. Вечный студент небрежно кивнул. – Несите на этот стол!

Рысь неодобрительно посмотрела на него. Осмелел парень. Похоже, просто надоело ему бояться всего и вся. Что ж, будем ожидать, сколько монет с нас запросит за всё это роскошество грустный владелец и слуга этого заведения. Но, недоверчиво потыкав всё двузубыми вилками, накинулись мы на еду без лишних комментариев. Здесь и птица какая-то пострадала и попала в печь, а затем вместе с овощами – в наши животы; и поджарка овощная; и рыба неимоверно вкусная – даже нечищеная и без специй; и лепёшки горячие с местным сыром; и компот с медовухой. От браги я наотрез отказалась – для меня это был запах лихих голодных девяностых.

Наевшись, что называется, от пуза, я попыталась снова, как бы невзначай, посмотреть, не несёт ли нам опасность кусок тьмы в капюшоне. Незаметно не получилось – он по-прежнему смотрел на нас, неспешно попивая что-то дымящееся из огромной кружки.

«В огромных сапогах и плаще. Точно – маньяк какой-то!»

Маньяк неожиданно аккуратно приподнял свою кружищу вверх и легонько кивнул мне. Я нервно дёрнула уголком рта и только сейчас заметила, что по лавкам за соседним большим столом бойко рассаживаются мелкие, самые что ни есть настоящие, классические, прямо гоголевские черти!

– Народ, не падаем в обморок, это они подсказали, что брать, – воскликнул Шура и принялся кормить свои гусли тайком – под столом. Но с моей стороны было видно, как они едва не откусили ему пальцы.

– Дурень, тебя проверяли, насколько ты богатенький мальчик… – прошептал Сват, опуская под стол чарку с медовухой и подливая гуслям, чтобы те успокоились.

– Что ж, посмотрим тогда, как они нас облапошивать будут! – не сбавляя громкости, сказал Шура.

Черти даже как будто обиделись. И от такой обиды, не сговариваясь, чокнулись маленькими стаканчиками и одновременно опрокинули их в свои красные глотки. Потом повторили процедуру. Потом ещё. Маленькие чёрные глазки засияли ярче, разговоры и сплетни полились рекой.

«Какой интересный информационный ресурс попался».

– Кто это? – едва слышно спросила я у них, еле кивая на чёрное пятно в том конце зала. Один из суетливых рогатых чудаков, конечно же, понял, кого я имею ввиду. Он с опаской оглянулся прямо на того, кто чуть склонил набок голову в капюшоне в дальнем конце зала. Чёртика передёрнуло.

– Это… – он получил от соседа тычок копытом под столом. – Кхе! Где? О чём ты?

– Сколько медовухи выпила? Дева, сознавайся! – встряли остальные рогатые.

– Какая я вам дева? – зашипела я. – Нисколько не выпила!

– Это и плохо! Отвратительно! Прийти в Хрючевню и не нахрючиться – оскорбить заведение!

Сват, смеясь над мелкими алкоголиками, подвинул мне наполненную кружку. Возникло ощущение, что маньяк, непрерывно наблюдающий за нашей компанией и невидимый остальными, тоже смеётся. Смеялась и наша команда – то ли от чертей этих, наряженных в яркие шаровары, то ли от моей трусости, то ли от всего сразу.

Я махнула кружку медовухи – она была мутноватая, вкусная и пилась легко, как компот. Но – компот-компотом, а забористо. Ноги расслабились, мышцы глаз как будто тоже, тело объяла теплота и нега. А настроения прибавилось. Даже не столько настроения, сколько отчаяния какого-то.

– Так что вы за черти такие? – поинтересовался Ален, ставя локти на стол и подпирая сложенными в замок пальцами подбородок. Мышка с любопытством разглядывала разнообразные «плохие примеры», что окружали нас и самих чертей тоже. Я незаметно кивнула ей в сторону – видит ли она маньяка? Она утвердительно кивнула и опасливо пожала плечами. Барс неспешно ужинал, на чертей посматривал брезгливо. Но постепенно брезгливость превращалась в смех над этими ряжеными. А мне надоело то, что расслабиться не представлялось возможным, напрягал этот тип. С моей тревожностью только его и не хватало.

– Мы? Отставить «черти», прошлый век. Мы – кизяки! – сиял гордостью самый крупный и пузатый из них. От ощущения собственной важности чёрное пузо его, плавно переходящее в шею, выпятилось ещё больше. – Добровольно охраняем покой жителей, за трезвостью и порядком следим. Черти – наши предки с чертогов разных, потому так и называются. Никто нам не указ!

«За опустошением бутылей и кувшинов – не только следят, но активно участвуют. Общее только одно: настоящие казаки тоже, кхм, с разных чертогов».

– А ты их атаман, значится? – Сват еле держался, чтоб не засмеяться.

Под разговоры о казачестве, политике и князе Карипупе, непонятно как перешедшие на тему о категорическом запрете бить женщин (о котором здесь, кажется, не знали), Шура, слава богам, не используя гусли, затянул: «На-а горе стоя-ал каза-ак!»

После народ стал по очереди говорить тосты – чем смешнее и забористее, тем лучше. Я никогда не умела сочинять пожелания, но, раз у нас такой душевный вечер складывался, встала и, мечтая избавиться от марширующих мурашек, посмотрела прямо на маньяка:

– Чёрный воин, мрачный жнец,
Полон скорби всех сердец.
Без племени и рода,
Без солнца и луны —
Язык без перевода
И древо без коры.

Казалось, что он напрягался всё больше с каждой прочитанной строчкой, а я издевательски продолжала:

– Меч из ножен – снова тьма.

Мы так схожи, мы – война.

Снова в путь – ничто не держит,

Где не ждут – явись небрежно.

– Вот, выдала! В честь чего? – хохотнула Рысь.