– Нет, не об этом, – коротко ответил подруге Бран и стал смотреть куда-то в сторону.
– А стоило бы. Ты сам не замечаешь того, как ложь затуманивает твое сознание и чувства, – с трепетом в голосе произнесла Ниса и, взяв Брана за руку, продолжила: – Может быть, у меня нет ни малейшего права это говорить, но ты стал другим, словно в тебя что-то вселилось и…
– Ниса, ты знаешь, что я делаю все возможное для того, чтобы спасти нас, – печально выдохнув, ответил Бран. – И ложь, сказанная мною Лейле, имела смысл.
– Что ж, тогда расскажи, о чем думаешь сейчас? – Ниса коротко взглянула на Арин, которая сладко сопела, видя очередной сон, и пускала тонкую струйку влажной слюнки на деревянную лавочку.
– Об Ардстро и о твоих родителях, в частности, – ответил Бран и, с секунду подумав, продолжил: – Знаешь, иногда мне кажется, что от нас ускользает суть происходящего. Весь лес – это декорации, внутри которых кроется нечто большее – необычайно огромное зло.
– Ну уж нет, – покачала головой Ниса. – Я знаю, к чему ты ведешь, и это совершенная глупость. Совет просто подумал, что нас уже не спасти, тогда на кой черт отправлять за нами кого-то, тем самым жертвуя большим количеством жизней?
– Согласен, – коротко ответил Бран. – Тогда объясни мне, как именно мы оказались здесь, кто оставил нас связанными под деревом?
– Ты и вправду на слово поверил той колдунье и ее сказкам про то, что она нашла нас связанными? Ложь, да и только!
– Допустим, но как мы могли оказаться в запретном лесу?
– Не знаю, Бран. Когда вернемся домой, то обязательно обо всем расспросим у старших, – сказав это, девочка улеглась на сосновую лавку и крепко заснула.
Еще некоторое время Бран сидел в полном молчании, а затем одними губами произнес:
– А стоит ли возвращаться вообще?
Юноша пожал плечами, словно отвечая самому себе на этот нелегкий вопрос, затем, подобно подругам, стал укладываться на широкую деревянную поверхность. Не успел он поднять ноги и закрыть глаза, как откуда-то издалека раздалась чудесная мелодия. Чарующие ноты одна за одной проникали в его голову, не давая сосредоточиться на сне. Бран без промедления поднялся и, тихонько приоткрыв скрипучую дверцу, удалился из комнаты.
Зервар спал. В мрачных каменных домах не горела ни одна лампада. Тролли не любили спать при свете, а потому всегда тушили свечи и лучины перед тем, как отправиться почивать. Заметив это, Бран весьма удивился тому, что один из троллей все же не спит и на свой страх и риск играет на каком-то чудном и загадочном инструменте.
«Сатир!» – внезапно пришло в голову Брану, и он тут же ринулся со всех ног к предполагаемому источнику прекрасной мелодии. В ночной темноте под кронами густых деревьев и пышными ветвями багряных кустарников восседал крепкий силуэт знакомого Брану Одвала. Подбежав к нему, юноша с опаской остановился:
– Что ты тут делаешь, Одвал? Зачем явился?
Брану стало невыносимо страшно. Ему казалось, что Одвал является лишь тогда, когда юношу ждет очередная потеря или ужасная беда. Но в Зерваре все было иначе. Лейла обещала помочь путникам, спасти их из заключения и выпустить на волю. Отчего сатир явился именно сейчас, в самое спокойное время за все их нелегкое приключение?
– Хороший вопрос, – с усмешкой ответил Сатир. —Ты, должно быть, считаешь мое появление плохим предзнаменованием?
Бран замешкался, но ничего не ответил.
– Знаешь, а в этом есть доля правды, – вновь едко усмехнувшись, сказал Одвал и поманил Брана огромной шершавой рукой. – Присядь-ка рядом.
Юноша послушно уселся на землю и внимательно глядел на сатира. Тот лишь беззаботно рассматривал собственную флейту.
– Сегодня на рассвете свершится кое-что ужасное. Не то, чтобы это касалось тебя лично, но то, что принесет это событие, будет по-настоящему неприятным, – начал вещать Одвал.
– Прекрати говорить загадками! – неожиданно воскликнул юноша, а затем, прикрыв себе рот, чуть тише добавил: – Разве ты не можешь сказать все напрямую?
– Могу, но разве загадки решать не более приятно, чем пользоваться готовыми ответами?
– Моя жизнь и жизни моих друзей висят на чертовом волоске! И ты действительно думаешь, что у меня есть желание разгадывать твои глупые ребусы?
– Ну нет так нет, – глухо ответил сатир, а затем добавил: – Тогда буду говорить кристально чисто. Сегодня на рассвете Лейла умрет в родах. Драйк, как и весь Зервар, останется без матки, а потому ты должен будешь уговорить Арин стать их следующей женой.
– Что?! – воскликнул Бран, ошарашенно глядя на Одвала.
Юноше сложно было понять, насмехается сатир или говорит серьезно.
– Если ты не сделаешь этого, то Девин умрет. Я проведал его перед приходом сюда и могу сказать наверняка: эликсиры, что Тайзети украла у Мары, совершенно бесполезны. Болезнь прорастает в его теле, как сорняк, и по моим подсчетам у вас остались сутки для того, чтобы сохранить ему жизнь.
Бран молча смотрел в маленькие хитрые глаза собеседника. Казалось, что все это нелепость, какая-то глупейшая ошибка. Почему именно он, Бран, должен решать, кому жить, а кому умирать? Почему именно на его плечи легла ответственность за общение с сатиром и почему он не может спасти разом всех?
– Но она же умрет, если…
– Если вы вовремя ее не спасете, определенно да. Сначала ты жертвуешь одним ради иного, а потом наоборот. И все по кругу. Раз за разом. Смерть за смертью. Важно в этом круговороте понять лишь одну простую истину, – задумчиво вещал Сатир, – сможешь ли ты в этой суматохе успеть спасти хоть чью-то безвинную жизнь?
С этими словами Одвал буквально растворился в воздухе, оставив Брана одного среди ночной темноты Зервара, среди приближающейся бури, способной унести жизни двух его верных друзей.
Когда занялся рассвет, Бран слегка приоткрыл глаза. Он не помнил, как оказался в покоях, как лег в постель и заснул, но четко осознавал, что что-то должно случиться или уже случилось.
Юноша поднялся с лавки и, стараясь не разбудить своих подруг, отправился в сторону покоев жены вождя Лейлы. Зервар изменился. Тролли, что были все это время на охоте вместе с предводителем Драйком, вернулись домой и вовсю хвастались добычей перед теми, кто остался охранять русалку.
– Посмотри, какой жирный! Я собственными руками оторвал ему голову, – покачивая на весу огромную тушу дикого кабана, произнес один из уродливых жилистых троллей. – Кажется, он был обжорой при жизни!
– О, да чем ты хвастаешься, Туд! Всего лишь жалкий вепрь! Посмотрите, какого волка я прибил копьем! Вот она, настоящая добыча! – кричал другой, стараясь впечатлить братьев собственным уловом.
Но тролли не обращали внимания на принесенные дары, словно сейчас это не имело абсолютно никакого значения.
– Где вожак Драйк? – серьезным тоном спросил Морн, глядя на братьев.
– Он отправился в свои покои. Хочет подготовиться к встрече с наследником, – безропотно отвечал Туд. – Почему ты спрашиваешь?
– Лейла мучается в родах. Мы не знаем, сможет ли она… – не успел закончить Морн, но Агроб, медленно топающий в сторону собравшейся толпы, хмуро покачал головой и сразу же разрыдался.
– Агроб, что стряслось? Она родила? – со страхом спросил Морн.
– Лейла… кровь… смерть, – всхлипывал Агроб. – Наследник смерть. Все смерть.
Бран, стоящий чуть поодаль троллей, припомнил слова сатира и, громко охнув, побежал в комнату, где только что проснулись Ниса и Арин. Затворив за собой дверь и как следует отдышавшись, Бран стал рассказывать подругам о том, что услышал в центре Зервара.
– Господи! – выдохнула Ниса и в ее глазах появились слезы.
Арин ошеломленно глядела на юношу. Ей было страшно. Лейлы больше нет, а значит, нет и спасения для заблудших путников.
– Мы должны бежать, иначе… – с пылом в голосе начала Ниса.
Но дверь в их уединенные покои тут же с треском отворилась и к подросткам бесцеремонно вошел Морн.
– Собирайтесь. Драйк прибыл в Зервар и ждет вас у себя, – он немного повременил и со скорбью в голосе добавил: – К слову, наша дорогая Лейла ушла. Умерла в родах.
Добравшись до здания, где расположился вожак стаи троллей, подростки со страхом вошли внутрь. Комната была довольно схожа с той, в которой они видели Лейлу, за одним лишь исключением: на каменном троне восседала не дивная русалка, а толстый уродливый тролль с торчащими кверху клыками и кучей золотых сережек и колец, небрежно свисающих с его огромного носа и ушей.