Сведи меня в могилу

Жена смотрела на мужа с необычным для неё выражением лица. Нечто среднее между Донном Карлеоне и казнённым на электрическом стуле. Кто-то умеет заглядывать в душу, гипнотизировать, как змея. Вини же будто всадила в голову Богата огромный средневековый меч и держала, как шашлычок.

«Вид у тебя какой-то… побитый», – этой непроизнесённой шуткой целованный смертью попытался сбросить с себя хоть толику напряжения. Из всего, что слагает личность, хихикнул только Ид.

Та будто услышала его мысли. В такой-то тишине. Расслабленно мотнула головой. В темноте зрачков качнулась пустота. Взгляд тут же растаял. Не похоже на напускное. Для человека с тараканьим мегаполисом в голове в сложившейся ситуации это не то, чтобы плохо… Это безнадёжно.

Без «Здрасте» с намёком на смешинку поинтересовалась:

– Как дела?

Глядя исподлобья, тот тихо, грозно произнёс:

– Зачем ты связалась с моей матерью?

– А мне капу на челюсть поставили, – прошепелявила она. – Сказали, будут резаться, как у младенцев.

– Зачем ты связалась… с моей матерью?

– Ты меня в чём-то подозреваешь?

Побои подходили под аргумент. Но больше – это чистейшее ядовитое негодование. Богат чуть расслабился. Да, Вини относится к той категории людей, кто может и заболтать, если это будет выгодно. Только беседа сейчас не имела бы смысла. Грохнула бы в коридоре, пока шла хвостиком. В конце концов, именно жёнушка позвала его в медвежью берлогу. Кто знает, что на умишках у этих чокнутых?.. Но, Боже мой, как это несчастное создание в теории может навредить ему? У неё и рук-то нет!

Одно счастье – ошиблись они. Оклеветали русскую полицию. Не охотится за Богатом Родина. Значит – не слышали стены, а полковник ФСБ, знойная красотка и, как выяснилось, добрая душа, сделала всё, чтобы не услышали. Жаль, что ошибка привела их к тому, от чего убегали. Первое покушение, по чудовищной случайности, загнало оленей в засаду. У Бога есть чувство юмора. Аж матушка обалдела от такого поворота событий. Ну ничего, пусть отдыхает теперь и не морочится по поводу денег ближайшие лет пятьсот. Дома-то у неё больше нет. Он превращён в улику, что покоится в отделении полиции. В ящичке стола, запертого на ключик. В камере-то всяко теплее, чем на улице, правда?

– Богат, – слова давались Вини с трудом. Уголок рта задёргался от спазма.

– Ты не ответила.

– Не надо. Не надо, дорогой, этого, пожалуйста. Я злая сейчас, – на одном выдохе выпалила она.

У супруга в боку закололо от вида, как её затрясло. В некогда непроницаемых глазах поселилось что-то живое, колючее, мерцающее.

– Мне не сообщили. Я опять дура. Но ты помоги. Скажи, прошу… За что меня… так?

На том словарный запас иссяк. Глядела снизу вверх, с открытым ртом, ожидая, как он сейчас все грехи ей отпустит. И Богат сказал:

– Не надо было ле....

Тут же сжался от звука выстрела, прикрыв ладонями макушку. Даже страха не осталось. Оно само собой происходит, будто защитная поза поможет. Третий раз ему не повезёт. Вот Богат и открылся.

Обнаружил, что это Вини ударила по вазе закованной в железо рукой. Расписной фарфор нашёл свою смерть на мраморном полу. Вселенная треснула, брякнула перебранкой осколков. Облик Вини преломился. Вскочила. Широко расставив ноги, пружинила, не зная, куда себя деть. Сгибалась, чуть не падая. Богат, измученный, рассвирепел от такой выходки. Тоже подорвался, всё держась за подлокотники, как приваренный. А то взлетит.

– Сука! – кричала она. – Сука, за что ты в моей жизни? Только сейчас, за что?!

– Да чего тебе надо, психованная?! – пучил глаза так, что, того гляди, лопнут. – Что ты лезешь ко мне постоянно?!

– Паскуда! Я спасла тебя! Дважды!

Языки адского пламени росли, рвались из камина в комнату.

– Да если бы…

– Меня никогда не били! Никогда! – Вини жестикулировала изувеченными руками, не замечая боли. – Это отрава! Ты – смерть! Я умираю!!!

– Я умираю!!! – Богат со всей силы топнул ногой. Схватился за волосы. Обзор застелила солёная вода. – Из-за тебя меня дважды пытались грохнуть! Зачем я тебе позвонил?! Этот союз проклят! Ты воронка, ты убьёшь меня! – не помня себя, захрипел. – Я же, правда, хотел помочь. Я же делал добро. За что? За что, лять?!

– Добро?! – Вини как крыльями махнула. – Вот твоё добро! Это случилось, потому что ты крысишь. Проворачиваешь за моей спиной!

– Кто бы говорил? Я тебя с убийцей не сводил!

– Конечно. Это я его к себе позвала! Пустила в дом, – девушка искала поддержки в окружении. – Меня все обманывают. Вся ваша семейка. Я ведь доверилась. Дура! Какая же я дура!

– Да.

Богат сказал это так тихо, так жестоко констатировал, что как отхлынуло.

– Мы возвращаемся, – подытожила Вини. – Завтра же. Потерпи недельку, и всё закончится.

– Да поскорее бы.

Испепеляющие взгляды в следующую секунду, как нож – масло, с обеих сторон прорезало что-то холодное. Болезненно-отчаянное, что навеки остаётся на сердце не шрамом – кровоточащей пробоиной. Оба вздрогнули, словно хлыстом стёгнутые. Разошлись.

Ещё минуту назад бушующий в камине огонь теперь теплился светящимися углями. Всеми оставленный, медленно умирающий. Вини не давала себе отчёт, когда крушила всё хрупкое, до чего могли дотянуться парализованные руки. Богат не понял, как оказался на улице, в незнакомом квартале. Как есть, в куртке поверх халата, в ботинках на босу ногу.

Вот и закончился медовый месяц.

Глава 8 – Свидание

Суд над Адали Чекан был назначен уже на следующее утро, однако потерпевшие его не дождались и быстренько «отчалили» под предлогом нездоровья мадам Степанчик. Их присутствие – скорее дань традиции, чем необходимость, и полицейский на том конце провода только пожелал им доброго пути.

Никаких отмен рейсов. Погода лётная. Даже автомобильные пробки чудесным образом рассосались. Париж недвусмысленно указывал гостям на дверь. Богат и Вини со вчерашнего дня почти не разговаривали. В метро, на таможне и в салоне самолёта их можно было принять за случайных попутчиков. Слова, сказанные друг другу, должно пересчитать по пальцам: «Курицу?», «Рыбу», «Я пройду?», «Угу», «А где?», «Чемодан? Вот». Беззлобно, неудобно.

На протяжении всего полёта девушка делала вид, что читает роман, купленный в той самой хвалёной книжной лавке. За три часа перевернула три странички. Бездумно разглядывала буквы – немудрённые узоры без смысла и содержания. Красные строки – ширма, за которой можно спрятаться от мира в собственных мыслях.

За последнее время Вини столько раз успела разочароваться в себе, что было уже не так горько. Как спортсмены не становятся сильнее физически стереотипно быстро. Просто учатся терпеть до предела, заходя всё дальше и дальше. А если это Божьи испытания? Каждый верующий знает, суицид – грех. Выходит, истинные праведники никогда не попадут на Небеса? В любом случае, если Он захотел так отговорить её – получается не очень. Скорее наказать. Репетиция перед прыжком в Ад. Как любезно с Его стороны… А чего, собственно, другого стоило от неё ожидать?

Винивиан не была замечена за страстью к науке, искусству, спорту. С маминой подсказки избрала состоятельность как жизненную цель. От рождения отчисленная из института любви шагала по карьерной лестнице, не спотыкаясь и не сворачивая. Обделённая главными женскими качествами – прелестью и ушлостью, отличалась усидчивостью и терпением. Когда опыт отсеял тех, кто садился на шею, трудолюбие стало приносить реальный доход. Хождение по головам при всей своей эффектности скрывает неоправданные риски. Та, кто «любит всех, а значит никого», предпочитала стоять на твёрдой земле. Тут она слушалась Церковь. Однако и на добрячков находится ненавистник. То нелепое покушение на корпоративе – дело дней минувших. Замглав уже простила клерка. Не стоит обижаться на дурачков… Да, на дурачков.

Вини смело может записываться в этот клуб. Хотя он её так злит. Так злит! Страшно раздражает человеческая тупость. Потому что не может быть, чтобы кто-то был глупее неё. Не может, слышите?! Знания её – зубрёжка, опыт – выведенные до автоматизма действия. Не харизмой и азартностью, так статусом и состоятельностью она представляет ценность для общества. А если ты не «девочка» крупной птицы, однако при деньгах – это какое-никакое свидетельство ума. Не дура же она, в самом деле! Глупая, но не дура. Иначе не смогла бы ворочать миллиардами долларов. Но поведение её роботоподобно. При всей охоте нести груз ответственности Вини не умеет принимать быстрые смелые решения. Пусть сии задачи перекладываются на отдел маркетологов и финансистов, для неё самой-то ничего не меняется.

Богат разрушил её идеальный долгострой. Сначала нейтральный образ тёмной рабочей лошадки канул в лету из-за грязных сплетен. Плевать даже на Тару Луз, растрепавшую журналюгам о случайной беременности новой жены её бывшего («Дружка-то своего, предполагаемого отца, не сдала ведь. Да, коза?»). Эта история растворилась в бульоне прочих. А всё из-за муженька. Из-за этих его посиделок с ФСБ-шницей. Помочь он, видите ли, пытался! Потом киллер… Оставалось только свалить. Переждать. Вини и правда рискнула, подорвалась. Глупое решение? Единственно верное. Но дальше… Матерь Божья! Ситуация с психованной свекровью – надгробный камень, проломивший Вини голову. Так нелепо повестись! Душевное истощение – дешёвое алиби. У замглавы на рабочем месте каждый день Конец Света, и как-то справлялась. Упёрлась рогами и вперёд. А все эти внезапные, отвлекающие манёвры – семейные перипетии Чекан и Громыка, недомолвки, поцелуй – кислотой разъедают её броню. Убивают. И, умирая, Вини протягивает Богату руку. Хотела как лучше, получилось как всегда.

Он едва не погиб. Из-за неё. Безрукая отвернулась к иллюминатору, чтобы муж не увидел мокрых глаз. Как это можно оправдать? Как простить?

«Господи, помоги продержаться. Ещё чуть-чуть. – Слезинка отразила солнечный лучик. Вот она – свобода, безмятежность. Голубая пустота. Только прикоснись. Но даже будь руки не закованными шинами, мешало проклятое стекло. – Посмотри. Запомни. Помаши апостолу Петру и катись к дьяволу!»

Если до Нового года Вини приняла решение сбежать от трудностей в другую страну, теперь задумала решить проблему кардинально. Перенести дату похорон на ближайший месяц. И уже озвучила своё решение, там, в каминной гостиной, распаляясь бранью, разбивая посуду. Смелая же! А признание собственных ошибок требует мужества. Не могла она так поступить с Богатом. Оставить без крыши над головой, как его похитители, с послевкусием израды. Её проклятие скудоумия без того здорово потрепало ему нервы и подставило под удар карьеру дамского угодника, а у них уговор. Старый друг всегда был к ней добр. Альфонс, а о завещании не вспоминал. На карманные расходы не тянул. Чуть не расстался с жизнью, потому что попытался найти чужую ему девочку, пропавшую по вине супруги.

«Я больше не буду для тебя проблемой. Обещаю», – молча клялась Вини, прожигая взглядом книжку. Будто страницы были зеркальными, и в них можно было бы увидеть того, кто сидит рядом.