Сведи меня в могилу

Что мучиться в неведении? Одно спасение – здравый смысл. Подпольный Баят – дефицитный товар. Чудо, что вояки не скупились и отписали для посвящённого целую ампулу! Крайне лестно, спасибо. Но куда проще было бы похитить и закрыть где-нибудь в глуши, повесив липовое дело. Но они так не сделали. Натравили бандюгу с пулькой. Это и без того считай аттракцион невиданной щедрости. А если по-прежнему ждут и примут по прибытии…

«Ай, к чему фантазии? Так можно кукухой поехать. Хватит и одной сумасшедшей».

Сконцентрировался на первостепенной задаче. Здесь всё очень хорошо. Рыбка прикормлена. Остаётся только ждать. И быть рядом.

В ту самую минуту, пока супруг направлялся в очередное злачное заведение, супруга грелась в неприметном ресторанчике баклакинской кухни на затворках Парижа. Не русской, ни в коем случае! Накануне войны гордая Баклакинская Республика отделилась. И годы спустя осталась маленькой копией матушки Русси. Язык, культура, мода. Да хотя бы это заведение в пример. Стены, отделанные брёвнами, берёзы, раскинувшие ветви с пластиковыми листьями над головами посетителей.

Главное сокровище баклакинской кухни – тыквенные баппе, стоит того, чтобы поехать так далеко. Чтобы натянуть на обе руки белые лечебные перчатки от ожогов. Интересная национальная черта есть у баклакинцев – они все как один на дух не переносят киборгов. Слишком велики были их потери в бою за человечество. Человек с металлическим протезом на видном месте в подобных заведениях столь же неуместен, как татуированный в общественной японской бане.

Официанты во всём мире из издержек профессии располагают отменным слухом. Оттого после вопроса Адали, мамы Богата, о здоровье рук, Вини решила играть больную. Святая простота, якобы разлила кипяток накануне. Да, так сидеть жарко. Да, она стала похожа на антропоморфного зверька из детского мультфильма. Но тыквенные баппе заслуживают всех неудобств. Лучше один раз попробовать, чем сто раз услышать. Ещё лучше – не один.

Вини болтала в пивной кружке местный аналог хлебного кваса. Богат болтался непонятно где. После той злополучной ночи их безмолвное перемирие с каждым днём приближалось к критической точке, где кто-то, в конце концов, взорвётся. Девушка ставила на себя. И без того в последнее время всё чаще накатывает приступообразная тревога, а сны всё чаще прокатывают глухую темноту. Морально готовясь к холоду земли, Вини щедро сыпала льда в «отношения». За искренность его симпатии и гроша бы ломаного не дала. Оттого ещё больнее. Её водят вокруг пальца, и она рада вестись. Она! На продажного Дон Жуана!

Сдавать назад поздно. Только вперёд, босиком по стеклянным осколкам. Пьеса идёт крахом – делай вид, что так и задумано. Беспросветную глупость можно бы было списать на чувства, если бы, наконец, пробудились. Мёртвое не оживает. А этот поцелуй… В фильмах с претензией на романтику подобная сцена пронимала разве что в юности, когда Вини ещё загадывала себе похожий сюжет. С годами любовь приобрела для неё равно такое же значение, как журчание воды в скальном разломе, как мах крыльев мельницы, как дробь града по канализационному люку. Есть где-то – пусть будет.

Тут как с наркотиками? Не просечёшь «фишку», пока не попробуешь? Вопреки всему плохому, что было до и после, тот вечер Вини бы бережно сохранила в памяти на всю оставшуюся жизнь. Да, хранила бы. Не потому что бережливости способствовала грандиозность события. Не только лишь потому. Просто это было… хорошо.

– … хорошо?

– А? – Вини прислушалась. Кто-то настойчиво тянул её из мыслей обратно в суровую реальность.

– Всё хорошо? – повторила Адали. Сложила вилку и нож домиком. Без утвердительного ответа продолжать препарирование говядины, видимо, не намерена.

Её локти на столе стали последней каплей, чтобы тоже позволить себе отвлечение от приличий. Поморщившись от усталости, невестка пожаловалась:

– Квас согрелся. Официант!

Вытянула руку вверх. Ткань перчатки глушила щелчки пальцами. Прежде в похожей обстановке Вини осмелилась бы разве что на робкий жест первоклассника-отличника. Ну да. Подружки сказывали – после первого раза женщина меняется кардинально. Должно быть, ей хватило поцелуя.

Парень, одетый в народную льняную рубаху, обратил внимание на посетительницу, только когда та его окликнула повторно. Придерживая поднос в двух руках, скорее для вида, чем для равновесия, подошёл. Смущённо прочирикал:

– Bonsoir. Comment puis-je vous aider[18 - «Добрый вечер. Чем могу помочь?» (фр.)]?

«Ты ведь не косарь. Под кого косишь, Кирилл? – окрестила Кириллом. Просто так. – Брал бы пример со своего коллеги. Балакает на родном и не выпендривается. Слышу же по акценту, что ещё вчера в Баклакинске на скамейке пиво посасывал».

Не торопясь подыгрывать, Вини уточнила:

– Вы меня понимаете?

– Parlez fran?ais s'il vous pla?t[19 - «По-французски, если можно». (фр.)].

– Если нужно перевести… – уже было встряла Адали, но невестка остановила комичным: «Ать!».

– Как же так? Баклакинский ресторан. Хозяин Петров. А меня не понимаете?

Смазливое личико окаменело. Ясное дело, понимает. Вини тронула пальчиком эмалированную кружку, нарочито добродушно попросила:

– Donnez-m'en un de plus. Et apportez l'addition, soyez si gentil[20 - «Принеси ещё. И подай счёт, будь так любезен». (фр.)].

– Bien s?r, mademoiselle. Tout est pour toi… Vous voulez peut-?tre autre chose[21 - «Конечно, мадмуазель. Все для вас… Может, желаете чего-то ещё?» (фр.)]?

– Нет, – переступая все правила этикета, девушка хищно оскалилась.

Не говоря более ни слова, официант удалился, прихватив с собой напиток. Проводя его глазами, как оптимист свои лучшие годы, Вини вспомнила про свекровь:

– Или вы хотели что-то заказать?

– Нет-нет, – хихикнула та.

Задумались, каждая о своём. Вини о своих снах. Где убийца бежит на неё с бензопилой; где в запертой комнате бомба отсчитывает последние секунды; где затянутая на поясе цепь со дна пропасти волочет к обрыву. Но почему так верилось, что очередная смерть – окончательная? Потому что ещё не пробовала умирать? Абсурдная мысль кардинально меняла поведение Вини в сюжетах. В храбром отчаянии прыгает на маньяка – её режут, на бомбу – разлетается на куски, в ущелье – разбивается о скалы с мерзким хрустом.

– Вы мне нравитесь, – отметила мама Богата.

«А вы мне – нет, – подумала про себя та. – Мешаете отвлечься».

С достоинством ответила:

– Чем вам приглянулся незнакомый человек?

– У вас добрые глаза.

Вини беззвучно хмыкнула.

– Знаете пословицу про тихий омут?

– В девушке должна быть загадка, – поделилась мудростью Адали.

Боже, как странно это выглядит. Свекровь – светлая юность, невестка – молодая грусть. Узри сею картину тронувшийся умом человек, завопил бы, как несчастный на полотне Мунка. Но у людей было полно времени, чтобы привыкнуть к подобным аномалиям.

– Позволите, я буду откровенна? – начала Вини с привычно рабочим тоном.

– Разумеется, – оживилась Адали.

– Признаюсь, нахожу несколько странной… О, квасок!.. Так вот, нахожу несколько странной ловлю меня в магазине с предварительным мониторингом через соцсети.

– Понимаю. Но вы пришли. Стало быть, готовы к диалогу.

Вини засмотрелась на похлопывающую пенную шапку содержимого бокала. Если мадам так хочет, пусть озвучит намерение попользоваться ей. Всё равно жена Богата согласилась на встречу с его матерью, потому что… потому что…

«Потому что я умираю со стыда!»

Бестолковое подлое чувство. И ведь нет у него отходной точки. Это она должна держать обиду за его безрассудность. За жестокость. Им движет жадность. Он также обманывал своих бывших, а ей легче. Разум кристально чист, картина ясна. Но… Пропасть невыносима!

«Такая сентиментальная стала, – насмехалась над своей минутной слабостью Вини. – Ну да. Старикам свойственно».

Больно отживать последнее дни в сплошном напряжении. Если в самом конце увидит это его лицо, будто он избавляется от проблемы, сердце не просто остановится. Разорвётся.

«Нет. Не змея на груди. Не верю. Не хочу».