Гостьи

Хотел сказать «нет», просто чтобы сдержать ее напор, а лучше бы, конечно, «не ваше дело». Но, как всегда, спасовал:

– И что?

– Ничего. Побуду недолго и уйду.

– Забрать что-то хотите? – спросил я просто, чтобы потянуть время, потому что все равно бы не устоял, впустил.

Но она не ответила, и я отступил.

Кресло, окно, сигарета. Меня будто нет. Я ушел на кухню. Вскипятил чайник, выпил чашку чая, поиграл в игру на телефоне. И мучимый любопытством, не сдержался, вышел к ней, говорю:

– Чай есть.

– Не надо, – отвечает она, не поворачивая лица ко мне.

– Вино?

Хмыкнула. И я сразу догадался, что она знает, что не для нее в этом доме держат вино. И точно знает для кого.

Хотел ни с чем уйти обратно на кухню, но она сказала:

– Посиди.

И я сел на диван. Она потушила сигарету, развернула кресло в мою сторону. Облокотилась локтем о стол, подперла голову рукой. Трогала свои короткие волосы, будто массажировала больную голову.

– Похож ужасно, – сказала она мне, а у самой глаза закрыты.

Я промолчал, и она добавила:

– Неприятно это слышать?

– Нет. То есть – да. Неприятно.

Она понимающе закивала, медленно, много раз.

– Так ему и надо.

И само собой вылетело с языка:

– У вас с ним была любовь?

А она прыснула со смеху. Невесело, просто демонстративно. Но глаза открыла.

– Ведь это не важно.

– Почему? – глупо спросил я.

– Потому что все было очень неважно, – опять хмыкнула, – каламбурчик, да?

Странная она. Да и что вообще такое этот «каламбурчик»? Пугающе странная. Видимо у нее все-таки болит голова.

Она встала, взяла с пола свою сумку и подсела ко мне на диван. Сидит рядом, копается в сумке. Достала желтую потрепанную тетрадь. Протягивает мне. Что-то я сегодня больно догадлив. Спрашиваю ее:

– Мемуары что ли? – хотел, чтобы прозвучало насмешливо. Но близость этой женщины пугает, и говорю я тихо, еле слышно.

– О себе писал, – отвечает невозмутимо.

Держит на весу, а я не беру. Спрашиваю:

– Хотел, чтобы вы мне передали?

– Нет. Я ее сама присвоила. Она моя.

Ну пусть ваша и будет. Мне-то она зачем? Но ей поаккуратнее так сказал:

– Мне не надо.

– И правильно.

Она убрала ее обратно в сумку. И опять неприятно долго смотрела мне в лицо. Потом протянула руку и потрогала его. Как слепые в фильмах, чтобы узнать человека. Гладила мои щеки и тихо-тихо, и не мне вовсе сказала:

– Ужасно похож.

А я сжался весь, напрягся. Что происходит? Как хорошо, что никто этого не видит.

– Я хотела бы его знать таким, – шептала она, гладя пальцами мои губы, скулы – полным жизни. А я только и знала его уставшим. Мы давно знакомы, он просто рано устал. Но я ничего не могла. У меня не было власти. Вся власть была его, но он…Он просто любил говорить со мной. Говорил, что я умная, и ни разу не сказал, что красивая…

Сумасшедшая, только и подумал я. А она улыбнулась. Будто очнулась и сама поняла, как все это выглядит. Потрепала меня по голове, словно малыша. Встала с дивана.

Уйдет сейчас. Я ее спросил:

– Там про мою маму? – и кивнул на ее сумку.

– В том числе, – устало ответила она.

И уже совсем наглея, на правах того, чье лицо она только что так бесцеремонно трогала, я спросил:

– И про вас?

Она долго смотрела на меня сверху вниз, потом ответила:

– Нет, про меня ничего нет.

И ушла не прощаясь.

Еще долго после ее ухода сидел сконфуженный. Потом взял рюкзак и пошел на улицу. Столовая – больше не вариант. Хоть и недорого, но невкусно, да еще и узнан я там оказался. Пошел в супермаркет. Купил овощей, сметану, хлеб. Буду готовить.

Вернулся обратно в квартиру. Поставил пакет с продуктами на стол. Да уж, бардак так бардак, и как я один мог такое натворить? Усмехнулся: ко мне тут женщины ходят одна за другой, а у меня не прибрано. Вот только ко мне ли ходят?