Гостьи

А Роман так и не приехал, подумал я, проваливаясь в сон.

…В Липецк.

Мне нужно было как-то объяснить себе, почему в разгар рабочего дня, я еду в электричке с рюкзаком на соседнем сидении. Предательство, вынужденная мера, блажь, срыв, дурной характер?

Нажился я на земле, при огороде, наелся картошки и кабачков. Насмотрелся на местные красоты до боли в глазах – на восход над рекой, и закат, от которого небо розовеет, а неба там много, в отсутствии гор. На Аню, хлопочущую по хозяйству, как заведенная. Устал. Чувствую, душа немеет. Говорю: «Поехали, Аня, в город. Поликлиники и больницы везде есть. Будем работать, снимем комнату. Может даже квартиру. Отъелись мы в твоей деревне и хватит». А сам дальше думаю – будет этот наш домик дачею. Для дачи только и подходит. Приедем на выходные, и копайся в своем огороде, а я на речку, на рыбалку, в лес за грибами. А она мне: «Ты езжай». И сказала так не для того, чтобы я устало вздохнув, оставил все как есть, а потому что она знала, что мне надо ехать.

Я вернусь, Анечка, только наберу в рот воздуха, и сразу обратно к тебе.

Приехал опять же к Аниным родственникам в Липецке. Они удивились, но приняли. Мне снова посчастливилось не обременять их долго. Дай Бог тебе здоровья, Маша, где бы ты ни была. Я стал благодаря тебе врачом, а значит, я всегда при деле. И, как оказалось теперь, еще и при деньгах.

Пока мы отсиживались в деревне, страна менялась, город менялся. Та новая жизнь, рождение которой я предчувствовал, глядя на мир через окно алма-атинской поликлиники, наконец, настала. Открывались магазины, кинотеатры, курсы, на которых можно было за две недели стать специалистом в любой области, рестораны, кафе и частные клиники. Я стал врачом в одной из таких клиник. Хорошая зарплата, прекрасно оборудованный кабинет, невероятно белый халат.

Квартиру для съема выбирал себе по запаху. Переступал порог и делал глубокий вдох. Неужели, Аня, это заразно? Или мне просто хочется надышаться после нашего деревенского домика? Нашел свою – маленькую, уютную, единственную. В ней пахло как будто известкой, ну, может, еще немного пылью. Ни плесени тебе, ни перегара, ни запаха грязных тел и сигаретного дыма.

В ней давно никто не жил. Прежние хозяева эмигрировали и оставили квартиру пожилой родственнице с тем, чтобы она ее продала. Но квартира долго не продавалась, и женщина решила сдать ее в аренду. «Я ее выкуплю. Со временем. Если вы не против», – сказал я ей, впервые пройдясь по квартире.

Отнес Аниным родственникам листок со своим новым адресом – для Ани. Она приехала примерно через месяц. Привезла овощей с огорода, сварила борщ, прибрала в квартире. Я рассказал ей о своей работе, она о соседях. Наверное, это самое загадочное, что было в моей жизни. Смотрю – это моя Аня. Я знаю каждую ее черточку, каждый изгиб, каждую родинку, а ничего во мне к ней не стремится. Все молчит. Не притаилось, нет. Как будто затихло. Говорили как старые знакомые, передвигались по квартире, избегая прикосновений.

Очень странно было любить ее ночью. Ненадолго я почувствовал нас прежними. Обрадовался этому очень. Все повторял про себя: «Вот. Это. Моя. Аня. Моя. Аня». Да, это была она – трепетная, тихая. Никаких стонов – только дыхание. Неспособная причинить мне ни малейшей боли – только пальцами по влажной коже, только губами по плечу. Но вот, я на спине, узкая ладошка по моей груди, лаская. Ноги закинула на мои, уснула на плече невесомая. Ни щебетала, ни целовала перед сном. Моя и не моя. Моя Аня никогда бы не легла в постель, зная, что совсем недавно в ней лежала другая. А эта все поняла, и все равно легла.

В следующий ее приезд мы клеили обои. Будто вернулись в прошлое, где приводили в порядок нашу комнату в общежитии. Счастливые мы тогда были, все в предвкушении семейной жизни. А сейчас только и бодрили эти воспоминания. Мы за них цеплялись, мы на них надеялись.

Управились за пару дней. Я ей говорю:

– Оставайся.

– Может зимой, – говорит она, – не брошу же я все вот так.

До зимы было далеко.

7

Проснулся по будильнику в семь, в полной решимости, в полной готовности, во всеоружии. Позвоню Роману, попрошу завезти мне документы. Сам отправлюсь к нотариусу, сам улажу все дела. Да что там может быть сложного? Я же поеду к профессионалу, для которого это дело – пустяк. Сегодня же эта квартира станет окончательно моей. И сегодня подам объявление на ее продажу. О цене, конечно, посоветуюсь с мамой. Нарушу свое молчание. Думаю, выставить квартиру придется подешевле, чтобы быстрее продать, и на белом коне уже въехать в родной город.

Оделся, умылся. Набираю номер. После продолжительных гудков сонный голос Романа в трубке. Что?! Он спит? Ну это уже слишком!

– Здравствуйте, Роман – решительно, как и хотел, начинаю я.

– Павел, да, доброе утро…

– Хочу вас попросить. Не могли бы вы…

– Да, да, мне так не удобно за вчерашнее. Я не приехал. Не смог. Я при встрече обязательно расскажу вам причину, и думаю, вы меня извините.

– Да, хорошо… Это не важно. Насчет нотариуса.

– В понедельник нас ждут.

– В понедельник?

– Да.

Черт! Сегодня же суббота. Вот дурень я! Я совсем об этом не подумал. Мой гнев как рукой сняло. И решимость куда-то делась.

– Хорошо, буду вас ждать, – сказал я и повесил трубку.

Суббота. Еще два дня. Проспать бы их. И я лег обратно на диван. Ворочался, поглядывал на часы, ждал старушку. Уснул, наконец.

Но старушка не пришла. Ни в восемь, ни в девять. Окончательно проснулся я в десять. Вот и все, подумал я, сидя спросонок на диване, выгнал я все приведения из этого дома. Теперь он пуст, и я совсем один.

Болит живот. Да, да, мама бы обязательно сказала, что это от того, что я гадостью питаюсь уже несколько дней. И что нужно поесть суп. Обычно я его ем только потому, что мама его готовит, а у меня есть такая естественная потребность – есть. А тут даже захотел. Наелся я что-то за эти дни пачечной еды. Хочется чего-нибудь, что варили, жарили или парили. Яичницы хочется и супа. И желание это оказалось сильнее желания экономить.

Умылся, зубы почистил, пригладил волосы и вышел из дома. Решил для разнообразия пойти в противоположную сторону от той, в которую ходил до этого. Обошел дом с другой стороны и обнаружил на первом этаже столовую. Зашел не раздумывая. Знакомые запахи – детский сад, школа, летний лагерь. Везде одно меню, везде одни запахи. Меня устраивает. Всегда любил казенный общепит. Даже ненавистные всем каши уплетал за обе щеки, но для приличия, конечно, морщился.

Пока читал меню на сегодня, рассматривал пышную выпечку, с меня не сводила пристального взгляда работница этого немудреного заведения. Полная женщина в чепчике и халате тоже была из тех столовых моего детства. Под этим взглядом было сложно сосредоточиться. Да и выбор, признаться, был не богат. Я решил побыстрее взять еду и спрятаться в уголочке пустого зала столовой.

– Здрасте. Яичницу, борщ, два куска хлеба и компот, – протараторил я, не смотря на продавщицу.

Та, не торопясь, собрала мой заказ на поднос, поставила его на стойку, посчитала.

– Триста ровно.

Я отдал деньги. Аккуратно разворачиваюсь с подносом в руках, а она мне:

– А Алексей Васильевич…

И я уже на автомате, грубо так:

– Умер.

И быстро-быстро в заветный уголок.

И здесь он мне все испортил.

Но борщ и без него оказался невкусным. Хорошо хоть яичницу ничем испортить невозможно.

Старушки так и не было, но часа в четыре пришла Женя.

– Привет, – уже как старому знакомому кинула она мне с порога, – я хочу войти.

А сама дышит так часто, будто бежала сюда.

Ну те то две понятно за деньги приходили, а эта чего ходит? И я ей так уже устало:

– Понимаете, это теперь моя квартира…

– Ты же ее продашь. И уедешь. – Как-то ошалело набросилась она на меня.