Рассказы от первого лица

Ксюши не было с неделю. Я избегал встречи с ее родителями. Когда случалось увидеться, я отворачивался, не здоровался. Я читал ее записи, копался в ее вещах – не знаю, что я искал, но все это позволяло мне не так остро чувствовать ее отсутствие. Потом не выдержал, и поехал к Лене. Та жила на окраине города. У нее был большой дом с высоким забором. Из-за забора на меня лаяла разъяренная собака. И все во мне было за то чтобы убраться отсюда. Одна мысль о том, что в этот самый момент Лена на своей роскошной кухне поит чаем маленькую бедную Ксюшу и слушает рассказы о том, какой я плохой муж, и снова говорит, как тогда: «Что на нем свет клином сошелся что ли?» приводила меня в бешенство. Я уже собирался развернуться и уйти, но еще сильнее забарабанил в ворота.

Вышел Ленин муж.

– Здорово – пожал он мне руку.

– Ксюшу позови – сдавленным голосом проговорил я.

Внутри я весь жался. Он не закрывая двери, скрылся за забором. Через несколько минут вернулся.

– Заходи.

Он уходил привязать собаку.

Я никогда не был в их доме, несмотря на Ксюшины уговоры и приглашения Альберта на «шашлыки».

– Я здесь подожду – сказал я и не сдвинулся с места.

Альберт пожал плечами и снова ушел. Он был старше Лены на десять лет, ему было около тридцати. Низкий и коренастый, он всегда был спокоен и сдержан. Мы виделись с ним редко, только в доме Ксюшиных родителей. Когда он входил в их квартиру, она сразу становилась как будто меньше и беднее. Может, поэтому все, кроме Лены робели перед ним.

Вышла Ксюша. Прикрыла за собой тяжелую дверь, и мы остались стоять на улице. Было уже темно, над нами горел фонарь.

– Пошли домой – сказал я ей.

У меня не было доводов, у меня не было чувства вины, не было больше слов. У меня был только я. И я ее обнял. Ксюша не сопротивлялась. Она уткнулась лицом мне в грудь и жадно вдохнула мой запах. И этого ей было достаточно. Думаю, она очень соскучилась за эту неделю. Мы оба знали, как ей сейчас будет стыдно смотреть в глаза сестре. В миллионный раз стыдно за свою унизительную любовь ко мне. И зная это, с поникшей головой Ксюша пошла за своим узелком.

Когда она вышла, я взял у нее из рук сумку, и мы, молча, пошли домой.

Мы наклеили новые обои в спальне, сделали незначительную перестановку в доме. Мы оба чувствовали за собой неопределенную вину и от того были друг к другу внимательны и милы. Это был наш медовый месяц. Но та мучительная мысль с новой силой беспокоила меня – это в последний раз, Ксюша, я больше не верну тебя.

А потом все вернулась на круги своя, но мы были не против. Так, наверное, можно было бы прожить всю жизнь, но Ксюша начала взрослеть. Когда я это обнаружил, я удивился себе. Разве я не знал, что так будет? А почему тогда не подумал заранее, что с этим делать?

Ксюша стала лучше выглядеть, много читать, у нее появились новые друзья и собственное мнение. Теперь она позволяла себе иногда отвечать колкостями в ответ на мои, и признаться, у нее это неплохо получалось. А что, разве не дерзости я хотел от нее?

Тем не менее, мы прожили еще один год до того, как она снова ушла. Так же тихо, так же без объявления. Но на этот раз я не знал куда. Я выждал несколько дней, прислушивался к себе, может мне лучше одному? Одному было сложно уснуть, еда была не вкусной, студенты раздражали, стены квартиры давили. Все-таки, – не лучше, – решил я, и отправился в квартиру напротив. Я выждал, когда дядя Кирилл выйдет из дома.

– Здравствуйте, мама.

– Миша! – обрадовалась тетя Аня, но тут же потупила взгляд. Знает, что она снова ушла.

– Где Ксюша? – просто спросил я.

– Может у Лены…

– Ее там нет.

Этого я точно не знал, но почему то так решил для себя. Она бы постыдилась еще раз прийти к сестре.

Тетя Аня была растеряна и взволнована. Она завела меня в квартиру, и попросила подождать, сама вышла в соседнюю комнату. Наверное, она звонила Лене. Когда вышла, сказала:

– Лена говорит она у знакомой, своей бывшей учительницы… – она развела руками. Она не знала ничего о Ксюшиных знакомых, и вообще ничего о Ксюше. Думаю, ей было за это стыдно передо мной.

Я кивнул и вышел. Знаю я эту знакомую! Так значит, она продолжала с ней общаться за моей спиной!

До Ксюшиной школы было идти примерно пятнадцать минут. Было пять часов вечера, по моим расчетам – окончание второй смены. Шансов было немного встреть Марию Александровну, но других вариантов у меня не было. Я сел на скамью у входной двери в школу. Ждать пришлось долго. Примерно через час она вышла. Я взглядом проводил ее до школьных ворот. Уже за воротами догнал ее, и встал перед ней, она невольно остановилась.

– Здравствуйте – сказал я, и она в ответ тоже самое.

– Мне нужно увидеться с Ксюшей. Я ее муж.

Мария Александровна пристально смотрела мне в глаза. Я невольно почувствовал себя ее худшим учеником. Узнала или нет? Столько лет прошло.

– Ну, пойдем – наконец, сказала она.

Идти оказалось совсем недалеко. Шли мы молча. Я был зол. Зачем мне она, если мне приходиться идти рядом с этой ненавистной мне женщиной? Небось, Ксюша уже посвятила ее в тонкости нашей супружеской жизни, рассказала какой я плохой муж. Стоит ли она вообще моих унижений? А эта тоже хороша, небось, своих детей нету, вот Ксюшу и пригревает.

Мария Александровна жила в старом двухэтажном доме, на первом этаже. Облупленный, бесцветный, он будто отживал свое, последнее. Вошли в квартиру. Она оставила меня стоять в коридоре, а сама ушла в соседнюю комнату. Ко мне вышла Ксюша. Казалось, она совсем не была удивлена.

– Пойдем домой – снова сказал ей я.

Но мы оба чувствовали, что теперь все было по-другому. И даже эту незамысловатую фразу мне было произнести сложнее. Обнять я ее побоялся, и самое главное, я не был уверен, как в прошлый раз, что она пойдет за мной.

– Пойдем, Ксюш – взмолился я, и почти шепотом добавил – мы же семья.

Все же она пошла за мной. Но на этот раз мы не держались за руки. И та мысль снова мучила меня. И я решил говорить, чтобы не думать ее, да и молчание угнетало. Когда мы вошли на аллею, где было безлюдно, и нас никто не мог слышать, я сказал:

– Ты знала, что я еще на первом курсе понял, что у меня нет таланта, что я пишу, мягко сказать посредственно. И оставшиеся годы учебы я жил с этим. Я очень мучился. Но потом, я нашел себя в преподавании. Я понял и многие, кстати говоря, это признали, что я хороший преподаватель. Я нашел себя в этом.

Мы помолчали.

– Ты этого не знала.

– Нет – тихо ответила она – я этого не знала.

– Я это сказал, чтобы ты хоть что-нибудь узнала обо мне. Ты ничего не знаешь.

– И ты обо мне – еле слышно сказала она.

– Я читал твои записи. Где же ты настоящая?

– Везде – пожала она плечами.

И снова молчание, и снова эта навязчивая мысль! А аллея вот-вот кончится, и мы должны будем перейти через дорогу, пройти пару кварталов по шумной улице, а потом существовать по отдельности в одной квартире с обоюдным чувством вины. Нет, нет, не дадим ей кончиться. Я взял Ксюшу за руку и мы остановились. Дождался, когда она посмотрит мне в глаза. Пропустил человека проходящего мимо – моим словам не нужны свидетели. И моя давящая мысль вырвалась наружу – я сказал тихо и внушительно:

– Ксюша, ты же знаешь, что в следующий раз я за тобой не прейду. Я не смогу.

На удивление Ксюша не опустила грустных глаз.

– Я знаю – так же тихо и ясно сказала она мне.