Всё, что необходимо для смерти

«Да штепсель в ваш дроссель, собаки вы недорезанные!» – на перехват транспортникам летел вражеский дредноут. Один из цеппелинов примет огонь на себя и даст шанс уйти остальным. Его пехоту заберут оставшиеся дирижабли.

– Рассредоточиться на другие борта! – проорал Винтерсблад своим солдатам, и те на бегу перестроились.

За штурвалом транспортника, который должен прикрывать отступление, был подполковник Медина.

Дирижабль Медины набрал скорость, отрезая путь дредноуту, и первый открыл по нему огонь. Ответный ждать себя не заставил. Долго ли транспортный дирижабль продержится против дредноута, прежде чем тот разнесёт его в клочья? Медина был хорошим пилотом. Он смог отвоевать транспортникам время, и те успели спасти пехотинцев.

Винтерсблад вломился в гондолу управления, из окон которой был виден охваченный огнём цеппелин Медины. В воздухе он дольше двадцати секунд не продержится.

– Пилот покинул борт?

– Да, сэр, но его планер сбили.

– Где?

– За линией окружения, в Норгросских холмах. Если выжил и повезёт – может быть, доберётся до своих. Но вряд ли выжил.

– Ты видел место падения? – полковник схватил капитана за лацкан шинели. – Сможешь найти?

– Что вы делаете, сэр?! Отпустите, вы мне мешаете! Да, найти смогу, но я не буду десантировать туда солдат. Риск слишком велик!

– Только меня. Десантируешь только меня.

– Никак нет, сэр! По уставу не положено!

– Выполняй! – рявкнул Винтерсблад, приставив к голове капитана дуло револьвера.

– Сэр, шансов очень мало! Пилот наверняка погиб.

– Делай, что тебе говорят! Под мою ответственность. Бресии сейчас уже не до нас. И граница слишком близко, они не станут преследовать.

– Чёрт с вами, сэр! Хотите смерти – десантируйтесь, но ждать вас я не буду. Сбрасывать скорость и высоту – тоже! Рисковать столькими людьми ради одного, уже мёртвого! То-то с вами никто не хочет летать, – капитан прищурился, пытаясь разобрать что-то внизу, – вижу обломки! Пройду прямо над ними.

Винтерсблад убрал оружие.

– Передай на земле, пусть отправят кого-нибудь нам навстречу, – он сдёрнул с крючка дежурную аптечную сумку, перекинул лямку через плечо и быстрым шагом направился к люку.

– Похоронную процессию, что ли? – буркнул ему вслед капитан.

Он потянул рычаг, отворяя створки люка, и Винтерсблад спрыгнул.

Для такой высоты верёвка была слишком коротка, и её сносило ветром из-за высокой скорости цеппелина. Полковник летел меж деревьев, держась за конец каната, врезался в еловые лапы, сбивая с них шапки снега. Аптечка, перекинутая через плечо на длинном ремне, цеплялась за ветки, дёргая его из стороны в сторону, и лупила по бедру и спине. «Не просрать бы сумку. И глаза».

Как только под ним показались обломки планера, он разжал руки и рухнул, утонув в глубоком сугробе. Несколько секунд Винтерсблад лежал, прислушиваясь к гулу в собственном теле. По ощущениям, лицо натёрли на тёрке. «Но глаза на месте, это воодушевляет».

Полковник выбрался из сугроба, доковылял до остатков планера. «Только попробуй мне сдохнуть!» Через выбитые стёкла кабины он увидел Медину. «Едрён кардан!»

Медина сидел, пристёгнутый к креслу пилота. Он был без сознания, до зелени бледный, но ещё дышал. Вся его шинель промокла от крови и была разрезана поперёк осколком стекла.

Первой мыслью Винтерсблада была радость, что стекло прошло по касательной, не застряло в животе, и внутренние органы вроде бы не повреждены. Второй – что в таком виде Медину тащить будет сложнее, и уж лучше бы застрявшее стекло, чем вот это всё, что сейчас лежит у него на коленях.

Пилот пришёл в сознание, когда полковник уже вытащил его из планера, обложил разорванный живот тканевыми салфетками и закреплял их на теле Медины бинтами.

– Где мы? Где все остальные? – просипел раненый, пытаясь приподняться на локте.

– Не дёргайся, подполковник, скоро будем дома, – сказал Винтерсблад сквозь зажатый зубами край бинта.

Медина зачерпнул горсть снега, протёр лицо. Картинка перед глазами плыла цветными пятнами. Когда удалось сосредоточить взгляд, он увидел обломки планера, а потом, подняв глаза, – удаляющиеся транспортники высоко в небе.

– Мы одни? Они не вернутся за нами, сэр?

Винтерсблад не ответил. Он был занят.

– Что вы делаете, сэр? И почему мне так бо-о-о… карамба! – только сейчас Медина увидел, что творилось у него ниже рёбер. – Я умираю, да, сэр? Сэр? Оставьте, сэр, шансов нет, лучше уходите.

– Думаешь, если бы их не было, стал бы я тратить время, упаковывая твой «богатый внутренний мир»? – зло ответил Винтерсблад. – Органы целы. Ещё бы не растерять их по дороге, – полковник мрачно усмехнулся, присыпая пропитавшиеся кровью салфетки снегом.

– Вам бы всё шутить, сэр, – едва слышно простонал Медина, отключаясь.

– Эй-эй, – Винтерсблад похлопал пилота по щекам, приводя в чувства, – давай-ка не зеленей, как свежий огурец, январь на дворе! – он снял с себя шинель и расстелил её на снегу, пристроил на ней раненого в полусидячем положении. – Держи ноги чуть согнутыми, понял? Я бы вколол тебе морфий, но его нет. Какой-то стервец сфетишиздил. Так что терпи, подполковник.

Смуглый Медина цветом кожи сравнялся со снегом, из-под его длинных чёрных ресниц текли слёзы, челюсти плотно сжались, сдерживая крик боли.

– Оставьте меня, сэр, – его голос был настолько слаб, что Винтерсбладу пришлось наклониться, чтобы разобрать слова. – Уходите, сэр. Вы меня не донесёте. И сами…

– Я тебе что, институтка-вертихвостка, чтобы каждый год пилотов менять? Со мной и так никто летать не хочет.

Едва заметная тень улыбки коснулась побелевших губ пилота.

– Я тоже… не хочу… сэр…

– У тебя есть причины. А эти – труса празднуют. Поехали!

Опустились ранние зимние сумерки. Тяжёлое дыхание срывалось с губ Винтерсблада облаками густого пара, ноги по колено проваливались в снег, пот тёк по лицу, щипал глаза, но Винтерсблад уже не утирал его – пальцы конвульсивно стискивали край шинели, на которой лежал Медина. Казалось, стоит их только разжать, и больше сомкнуть уже не удастся. До границы Распада оставалось преодолеть ещё один холм. Самый высокий и крутой. «Где эти паскуды, что идут нам навстречу?!»

Пилот начал бредить, бормоча что-то бессвязное. Его рвало. Нужно было остановиться, обновить снег на подсыхающих повязках. Медина с трудом разлепил глаза, нашарил взглядом полковника.

– Пить, – едва слышно выдохнул он.

– Нельзя, – Винтерсблад зачерпнул окостеневшими пальцами снег, чуть погрел его в ладонях, чтобы слепить снежок, и ненадолго приложил к губам Медины.

– Мне больно… очень… больно.

– Я знаю, – Винтерсблад умылся снегом, и исцарапанное еловыми лапами лицо стало саднить с новой силой.

– У вас же есть револьвер, сэр?

– Да пошёл ты!