Всё, что необходимо для смерти

Скади шла, наслаждаясь тишиной ранней весны и вечерним покоем, запахами талого снега и влажных, пробуждающихся от зимнего сна деревьев. Кончики её пальцев скользили по холодному камню перил, трость тихонько постукивала в такт медленных шагов, под ноги ложился жёлтый свет, расчерченный на квадраты тенями оконных рам. Внизу, под балконом, притаился тёмный сад.

Кто-то курил, опершись локтями о балюстраду. Он не попадал в полосы света из окон отеля, а огонька тлеющей сигареты было недостаточно, чтобы увидеть его лицо. Мужчина не замечал Скади. Докурив сигарету, он отделился от перил, и свет выхватил черты Винтерсблада. Несмотря на ночную промозглость, его мундир и ворот рубахи были расстёгнуты, волосы привычно растрёпаны.

Скади в замешательстве остановилась. Пройти бы мимо, не ускоряя шаг, не обращая на него внимания. Но Винтерсблад уже заметил и её, и её заминку, и теперь притворяться совсем смешно. Он коротко кивнул ей, словно в знак приветствия. Она неуверенно кивнула в ответ и пошла дальше. Обойдя его, вдруг остановилась.

– Зачем? – спросила Скади.

Они стояли спиной друг к другу, словно дуэлянты перед отсчётом шагов.

– Что «зачем?» – голос Винтерсблада прозвучал неожиданно мягко и устало.

Кажется, на его губах даже нет обычной издевательской ухмылки. Скади обернулась, и её глаза случайно встретились с его глазами, серьёзными и грустными, от взгляда которых ей стало не по себе. Она шагнула к перилам, устремила взор в ночную темень. Винтерсблад молча стоял рядом, положив локти на каменный парапет. Где-то далеко мерцали маячки на высоких воздушных пристанях. Свежий ветер заботливо прикоснулся влажной ладонью к горячим скулам и лбу Скади, откинул с лица короткую золотистую прядь, выбившуюся из аккуратной причёски.

– Зачем ты спас меня? – наконец произнесла она. – Такой ценой. Что могло заставить офицера пренебречь долгом, рискнуть честью?

Винтерсблад и не подумал ответить. Они молча стояли у балюстрады, почти соприкасаясь плечами, окутанные хрустальным воздухом ранней весны и запахом дорогих сигарет полковника. Ночь дышала на них пустотой безграничного неба.

Краем глаза Скади заметила, что Винтерсблад смотрит не на мигающие вдали маячки, а на неё. Пристально, внимательно, даже как-то загадочно, как умеет смотреть только он. Она не выдержала и обернулась к нему.

– Я сдержал слово, Скади Грин. Я не забыл тебя, девочку, которая любит цеппелины, – вполголоса произнёс он. – А ты меня не помнишь.

– О чём ты? – не поняла Скади, но что-то давнее, сокровенное, отозвалось в груди болезненным звоном, словно случайно задетая струна воспоминаний.

Винтерсблад выпрямился, взял её ладонь и прижал к своей груди под расстёгнутым мундиром. Через тонкую ткань рубашки замёрзшие пальцы ощутили тепло его тела и сердце, стучавшее с правой стороны.

– Теперь мы оба играем в чьи-то глупые игры. По чужим правилам. По разные стороны, – он отпустил её руку и быстрым шагом скрылся за жёлтым проёмом стеклянных двустворчатых дверей, что вели в зал отеля.

Оторопевшая Скади стояла посреди влажной ночной тьмы и жадно, глубоко, до покалывания в груди, вдыхала нестерпимо звонкую молодую весну. Пальцы её левой руки сжимались, словно надеясь удержать в ладони тепло и сердцебиение Зеркального мальчика.

Всю ночь Скади проворочалась без сна, задремав только под утро. Она хотела узнать правду, но нашла ещё больше вопросов, а иллюзорная связь с Винтерсбладом лишь окрепла.

В шесть утра её разбудил стук в дверь. Три тяжёлых, глухих удара – стучали явно кулаком. Натянув брюки и рубашку, Грин отворила дверь номера.

По ту сторону порога на неё исподлобья смотрел Винтерсблад. Запястьем одной руки он упирался в косяк повыше головы Скади, в другой, опущенной, держал небрежно болтающийся мундир, словно сброшенную шкуру оборотня. По измотанному виду полковника и ядрёному запаху виски Скади поняла, что этой ночью он даже не ложился.

Он хотел что-то сказать, но, видя оторопь Грин, передумал. Лишь мрачно усмехнулся, кивнул своим невесёлым мыслям и побрёл прочь по коридору. Мундир неслышно чиркал рукавом по ковровой дорожке.

– Неужели всё из-за мимолётной встречи почти двадцатилетней давности? – не выдержала Скади.

Винтерсблад остановился. Через плечо оглянулся на Грин, но посмотрел куда-то мимо неё.

– Разумеется, нет, – тон холодный, раздражённый, таким отвечают на особенно докучливые вопросы.

– Тогда почему?

– Ты знаешь ответ, – Винтерсблад хотел уйти, но голос Скади остановил его.

– Ошибаешься.

Полковник развернулся. Он смотрел ей в глаза с яростью и отчаянием, и от этого взгляда холодные мурашки побежали по спине Скади.

– А почему ты не убила меня, Скади Грин, когда этого требовал твой долг? – сквозь зубы спросил он.

Винтерсблад давно скрылся за поворотом, а я всё стояла, как громом поражённая, вцепившись в позолоченную дверную ручку, таращась в пустой коридор. Он прав. Он, чтоб его, прав!

Я служу императору. Мне дважды выпала возможность убить самого опасного вражеского офицера, но я не сделала этого. Даже не подумала! Поставила личное выше долга. Подвела Бресию.

Отчаяние и злость захлёстывают меня. Закрываю дверь, пытаюсь доковылять до комнаты, но уже не могу сделать этого без трости. Она осталась рядом с кроватью. Ноги подкашиваются, я сползаю по стене на пол, прижимаю колени к груди. Внутри – словно после бомбёжки. Нечем дышать. Заорать бы во всё горло! Или застрелиться. Жалкая, слабая дура!

Я готова разрыдаться, но все мои внутренности лютым морозом сковывает нахлынувший ужас: я понимаю, что не просто совершила ошибку. Вернись я в прошлое, я вновь пренебрегла бы долгом! Не смогла бы убить его. Не после тех десяти дней над Свуер. Даже по приказу самого императора. Это ли не измена?

Всю дорогу до Бресии Скади была как на иголках. Она не могла справиться с открывшейся ей правдой, не могла простить себя. Первой мыслью было пойти в командование или тайную полицию и рассказать им всё. Но потом она вспомнила, что командование знает о событиях над Свуер. Пусть она умолчала о том, что умышленно посадила «Литу» на нейтральной территории («Господи, сейчас то перемирие выглядит, как заговор!»), основные события они всё равно переиначили так сильно, что от правды не осталось и следа. Её сделали героем, необходимым Бресии.

«Императору и Бресии нужно, чтобы ты была героем? Стань им!» – сказал ей Джеймс и был, наверное, прав. Сейчас на этом «геройстве» завязано ещё больше, её предательство будет для Бресии ударом под дых. В тот момент, когда страна только-только воспряла духом и начала побеждать.

«Так, соберись и разберись, – шептала себе Грин, – без нервов, без истерик!»

Я оказалась слишком слабой, чтобы до конца быть верной своему долгу. Сделай я то, что должна, Распад потерял бы ведущего офицера. Возможно, это изменило бы ход войны в нашу пользу, но он и так изменился – Распад терпит поражения! Мой поступок не навредил стране. Пока не навредил. А вот правда, всплыви она сейчас, – может. В небе я сделаю для Бресии гораздо больше, чем в тюрьме. Не пожалею сил, чтобы стать тем, кем пока лишь кажусь, а не являюсь. Офицером, достойным своей страны. Только бы вновь не встретиться с Винтерсбладом!

***

В апреле врачи наконец-то допустили Скади к полётам. Счастливая, она выпрыгнула из кэба у своего крыльца, вставила ключ в замочную скважину и насторожилась: дверь была не заперта. Но Грин точно помнила, как поворачивала ключ в замке, когда уходила!

Медленно, бесшумно она отворила дверь, прокралась в прихожую. На полу алела дорожка из цветочных лепестков – значит, это точно не воры. Скади прошла в гостиную: на столе, меж бутылок вина, фруктовой корзины и блюда с жареным мясом мигали свечки, у стола стоял Аддерли.

– Ну и напугал же ты меня, – улыбнулась Скади, – я думала, меня ограбили! Откуда у тебя ключ?

– Для твоего замка достаточно шпильки, так что я удивлён, как тебя на самом деле до сих пор не ограбили, – пошутил Джеймс, – летать разрешили?

– О, да!

– Тогда позволь тебя спросить, – Аддерли опустился на одно колено и раскрыл перед Скади маленькую коробочку.

Внутри, на тёмно-синем бархате, словно звезда на небосводе, поблёскивало кольцо.

– Выйдешь ли ты за меня, подполковник Грин?

Это не было неожиданностью. Более того, это было правильно, разумно, логично. Но странное беспокойство всё же укололо её сердце прежде, чем она сказала «да». Как только это короткое слово прозвучало, а кольцо оказалось на её пальце, глупая, неоправданная тревожность уступила место спокойствию. Отца бы порадовал её союз с таким честным и отважным офицером, как Аддерли. Как и Скади, Джеймс был потомственным военным, и их семьи поколениями хранили верность императору.

Свадьбу решили устроить осенью. Непышную, в строгих офицерских традициях Бресии.

Скади назначили на дредноут ЗП-13-17, и она назвала его «Звёздный пастух». Второй пилот, лейтенант Юманс, при первой встрече показался ей серьёзным, ответственным и честным человеком, на которого можно положиться. А вот командир триста семьдесят пятого полка воздушной пехоты, приписанного к «Пастуху», Скади не понравился. Она ему не понравилась ещё больше.

– Женщина? – возмутился майор Уиллард Сандерс, когда их представляли друг другу в кабинете полковника Барратта. – Я не буду летать с бабой, не для этого они нужны!

– Что вы себе позволяете, майор, – взъярился Барратт, – забыли, где находитесь и с кем разговариваете? Подполковник Грин – герой Бресии, император прекрасно знает, зачем она нам нужна. Чего не скажешь о вас, майор. В сорок пять из достижений лишь вереница побед в алкоболе да дебош в траольском кабаке! Извинитесь немедленно!

Одутловатое лицо Сандерса брезгливо передёрнулось, а блёклые, почти прозрачные глазки снизу вверх уставились на Скади острым, ненавидящим взглядом, словно хотели просверлить дырку в её лбу.