Всё, что необходимо для смерти

– Какого чёрта ваше высокоблагородие изволит творить? – дверь в гондолу управления распахивается, едва не слетев с петель, внутрь вваливается коренастая фигура Сандерса.

Сейчас его вид особенно соответствует данному ему прозвищу.

– Чуть дух не вытрясли! Кто так маневрирует?! – орёт он.

– Дух – не дерьмо, – хихикает Юманс, – убирать бы не пришлось!

– Но вони не меньше, – поддакивает Аттвуд.

– А ну заткнулись оба, – рявкает побагровевший Свирепый Суслик, – не с вами разговариваю!

– Вы не разговариваете, майор, – вмешиваюсь, – вы орёте. Лейтенант и капитан действовали согласно моим командам. И не смейте так с ними разговаривать, вы при исполнении, майор!

– У вас на борту, сэр, – Сандерс тычет в меня своим кривым пальцем, как всегда цинично выделяя «сэр», – полк воздушной пехоты, которая должна работать, а вы лишаете нас возможности вступить в бой!

– В следующий раз, сэр, лично полетите на планере впереди «Пастуха» и возьмёте на абордаж цеппелин противника, – отвечаю Суслику, в тон ему подчёркивая «сэр».

Сандерс весь, как сжатая пружина, даже стал ниже ростом. Скрипнули зубы, на виске нервно забилась жилка.

– Покиньте гондолу управления, майор, – мой голос по-прежнему спокоен.

– Пока дух от напряжения не вытрясся, – шёпотом себе под нос хмыкает Юманс и получает от меня неодобрительный взгляд.

Мы возвращаемся домой, подходим к воздушной пристани. Анкерные верёвки сброшены, цеппелин выравнивают и закрепляют. Я покидаю борт последней. Впереди больше тысячи железных ступенек с пристани до земли, и мысли мои на этой тысяче всегда одинаковы: как же повезло, что сегодня мы не встретили «Крысиное гнездо»! Я стараюсь не думать об этом, но навязчивые мысли о Винтерсбладе так и лезут в голову, словно голодные кошки – под ноги. И по-кошачьи бьют током от наэлектризовавшейся шерсти, и я вздрагиваю, когда, пробегая глазами газетные статьи, встречаю его имя. Перечитываю их дважды, убеждая себя, что это помогает изучить тактику противника.

Шэнтел Винтерсблад – фигура значительная, пишут о нём часто. Бои он не проигрывает. Не проигрываю их и я, и меня пугает, что будет, если наши цеппелины вдруг встретятся.

Вернувшись домой, обнимаю Джеймса. Вдыхаю его запах, и меня пронзает желание ощутить не аромат свежей рубашки и лосьона после бритья, а резкий шлейф крепкого алкоголя и дорогих сигарет. И это пугает гораздо больше.

Аддерли чем-то расстроен.

– Меня сняли с миссии. Другое задание, – вздыхает он. – А я надеялся, что мы с тобой сможем отдохнуть пару дней в Траолии, если о мире договорятся.

– Жаль, Джеймс! Очень жаль.

– Но ты всё же отдохни там за нас двоих, если будет возможность. Всё равно я неделю в академии, позвали в экзаменационную комиссию. Буду заваливать нерадивых пилотов, – печально усмехается Джеймс. – А, совсем забыл: с тобой поедет Сандерс.

– Что?! Он-то каким боком? – в небе мало мне этого Суслика, так ещё и на переговорах будем локтями стукаться!

– Нужен офицер. Вместо меня. Этот оказался единственным, кого получилось сорвать в последний момент. Выезд же завтра.

– Так значит, он ещё до вылета знал, и мне ничего не сказал? Вот ведь старый огрызок, сюрприз решил сделать!

***

В этот раз переговоры особенно изматывающи: члены миссий проводят за белым столом почти сутки. Место Скади вновь оказалось напротив Винтерсблада. В равнодушных глазах полковника она увидела лишь своё отражение. И это равнодушие отзывается в её сердце неприятным, щемящим чувством. Их ладони смыкаются в официальном рукопожатии в начале и конце встречи, и она впервые досадует на свои белые перчатки, которые не позволяют ощутить прикосновение его руки.

В итоге стороны договариваются, перемирие, зыбкое, как башенка из спичек, заключено. А вечером Траолия устраивает праздник для обеих сторон, чтобы отметить успех переговоров. В программе – бурлеск и дорогой алкоголь с закусками.

Скади удручала перспектива весь вечер смотреть на барышень, утянутых в кокетливые корсеты, но не пойти значило оскорбить принимающую сторону: Траолия не любила, когда её увеселениями пренебрегают.

Грин дрейфовала по залу, старалась держаться подальше от толпы и оркестра, дожидаясь, когда можно будет без последствий покинуть веселье. Переводя усталый взгляд с музыкантов на танцовщиц, с танцовщиц на офицеров – гостей вечера, она каждый раз натыкалась на Винтерсблада, словно специально искала его глазами. Она изо всех сил старалась этого не делать, но тем не менее любое его передвижение по залу замечала сразу. Скади старательно избегала возможностей столкнуться с ним, но какая-то её часть отчаянно этого желала.

Её взгляд вновь выхватил из толпы полковника: он сидел на стуле, откинув голову назад, лениво болтая зажатым между пальцами опущенной руки бокалом виски. Несмотря на прикрытые глаза и расслабленную позу казалось, что он не теряет бдительности и даже за чем-то следит.

На колени к нему подсела зашнурованная в корсет танцовщица, вся в перьях и блёстках, запустила пальцы в его отросшие волосы. Начала щебетать ему что-то с улыбкой пошлой и одновременно невинной, какими умеют улыбаться подобные ей.

«Наверняка что-то непристойное», – с отвращением подумала Скади.

Винтерсблад не обратил на девушку внимания, даже не открыл глаза, лишь губы едва заметно брезгливо покривились. Осмелев, танцовщица села верхом на его колени и придвинулась теснее, обвив руками его шею. Скади отвела взгляд и пошла к выходу.

– Что, подполковник, дезертируешь? Сэр, – услышала она за спиной пьяный голос Сандерса.

Не оборачиваясь, Скади ускорила шаг. До конца длинного, пустынного коридора было ещё далеко.

– Едрить твою! – Свирепый Суслик запнулся, запутавшись в собственных ногах. – По кой чёрт они убавляют свет на ночь? Не видно ж ни зги! Эй, Грин, чего так рано ушла? – он почти бегом нагнал Скади, схватил её за плечо, и ей в лицо пахнуло перегаром. – Даже не сплясала! – пьяно заржал, не выпуская её плеча. – Таким, как ты, только со сцены ноги в панталонах и задирать, а не за штурвалом стоять!

Скади схватила руку, державшую её плечо, и резко завернула её за спину майору, чуть толкнув его от себя. От неожиданности он потерял равновесие, сделал шаг, чтобы не упасть, и спьяну врезался головой в стену.

– Сука! – прошипел он, потирая ушибленное место.

– Проспитесь, Сандерс, – холодно уронила Скади, развернулась и пошла прочь.

Вдруг её схватили за шиворот и с размаху приложили лицом о стену. Скади успела подставить ладони и смягчить удар, но тяжёлый сапог пнул под колени, а когда она упала, в глаз врезался кулак Суслика. Ярость придала майору бесстрашия, которого ему так не хватало в бою. Он подхватил Скади за лацканы кителя, с силой треснул спиной о стену и распластал по ней, прижав ноги и руки, навалился своей тяжёлой тушей.

Грин отчаянно пыталась сопротивляться, но в таком захвате невозможно было даже пошевелиться, а под телом майора нечем было дышать, кроме исходившей от него кислой вони. Скади замерла, стараясь отвернуть лицо подальше от пьяной рожи Сандерса. Он довольно загоготал и отпустил её запястье – понадобилась свободная рука, чтобы справиться с застёжкой на брюках.

Улучив момент, Скади ударила Свирепого Суслика по шее ребром освободившейся ладони и успела заехать ему кулаком в челюсть, прежде чем получила коленом под дых. Задыхаясь, она хватала ртом воздух, но Сандерс не позволял ей согнуться пополам: держал крепко. Так крепко, что, когда его рванули назад, отдирая от Скади, она едва удержалась на ногах, увлекаемая следом.

Суслик сначала попытался выкрутиться из чьего-то стального захвата, но не вышло. Тогда он поднял глаза на того, чья рука держала его за шкирку, и вся его пьяная бравада тут же улетучилась. Он скукожился и будто даже стал меньше ростом: перед ним высился Винтерсблад.

Лицо полковника было спокойно, словно у мраморного изваяния в пригостиничном саду, лишь плотно сжатые губы побелели от злости. Вмиг протрезвевший майор попытался заслониться от вражеского офицера влажными трясущимися ладонями, что-то бессвязно бормоча, но Винтерсблада это не остановило.

От первого удара Сандерс отлетел на несколько шагов и даже не попытался встать, скрючился вниз лицом и закрыл голову руками. Полковник неспеша подошёл к нему. Несмотря на неторопливость походки и спокойствие лица, все мышцы Винтерсблада были напряжены до такой степени, что его китель едва не трещал по швам. Скади показалось, что от него вот-вот полетят искры.

Одной рукой он поставил Свирепого Суслика на ноги, а второй врезал ему ещё раз. Потом ещё и ещё. Наградной перстень, подаренный бабкой Медины, оставил глубокую царапину на челюсти Сандерса.

Майор падал, скулил, пытаясь уползти от полковника, но тот всякий раз возвращал его на ноги и размеренно, словно размах тяжёлого маятника напольных часов, впечатывал сокрушительный кулак в его окровавленную физиономию. Хладнокровно и беспощадно. Он остановился только тогда, когда Суслик потерял сознание, а на его парадных брюках, которые так и остались наполовину расстёгнутыми, расползлось мокрое пятно.

Винтерсблад брезгливо пнул тело прочь с дороги, встряхнул разбитой рукой, словно у него свело пальцы. Бросил на оцепеневшую Скади быстрый взгляд и пошёл по направлению к номерам, будто туда и направлялся.

– Только не уходи опять вот так! – бросаю ему в спину.

Винтерсблад остановился, на мгновение замер, а потом резко развернулся и пошёл в мою сторону.

– И что я, по-твоему, должен сделать? – в его голосе звенят нотки раздражения, он подходит всё ближе и останавливается почти вплотную. – Что ты хочешь, Скади Грин?

– Тебя.