Всё, что необходимо для смерти

Агент прекратил шуршать исписанными листами, поднял пронзительно-синие глаза на майора.

– Она жива. И мои коллеги уже её допросили.

– Ох, – слегка подрагивающая влажная рука Суслика попыталась утереть не менее влажный лоб, но лишь взъерошила негустые волосы, поставив их торчком, – как же хорошо, – он хотел изобразить облегчение, но вышло скверно.

– Вы не зря так нервничаете, майор. Подполковник Грин рассказала нам истинную версию событий, – агент встал со своего места, упёрся ладонями в покрытую сукном столешницу и навис над сжавшимся на краешке стула Сандерсом.

– И как же? – Суслик попытался поднять глаза, но смотреть в лицо агенту было так же больно, как и на яркое солнце.

Правда, вместо света оно излучало непоколебимую уверенность в печальной участи майора.

– Дурака не валяйте!

Пауза. Воздух в кабинете наэлектризовался так, что начали потрескивать стоявшие дыбом волосы Сандерса.

– Это вы в пьяном угаре напали на подполковника Грин, а потом, уже протрезвев, и на заступившегося за неё офицера Распада, – допросный цедил слова, словно ему самому было тяжело дышать. – Она вмешалась и получила от вас нож под рёбра.

– Ложь! – голос Суслика сорвался на визг. – Клевета! Они же в сговоре! Не удивлюсь, если… – договорить он не успел: мощный удар в челюсть снёс Сандерса со стула.

– Четверо солдат подтвердили её слова. А вот вас, майор, ждёт трибунал, – агент приоткрыл дверь. – Заберите!

Двое солдат под руки выволокли поскуливающего Суслика из кабинета, следом вышел и допросный.

– Жалкое зрелище! – с презрением бросил другой агент, встретившийся у кабинета. – А я как раз к вам, ваше высокоблагородие! Что прикажете делать с подполковником Грин, сэр?

– Отпускайте. Её слова подтвердились, квартиру и кабинет обыскали. Никаких подозрений.

– Назначить кого-нибудь?

– Для чего?

– Ну… как обычно в таких случаях. Присмотреть. Всё-таки был продолжительный контакт с вражеским офицером, сэр, – несколько смутился второй агент.

Допросный скользнул по нему холодным взглядом.

– Не нужно. Я с этим разберусь.

– Сэр, вы уверены, что удобно…

– Я с этим разберусь, – повысил голос допросный, – свободны!

– Есть, сэр!

***

Меня продержали под арестом три дня. Удивительно, но никаких «пристрастных» мер, так любимых тайной полицией, не применялось. Полагаю, за это время они успели не только найти и допросить всех четырёх сандерсят, но и перевернуть вверх дном мою квартиру – в поисках чего-то, что могло бы послужить доказательством моей связи с Винтерсбладом. Разумеется, они ничего не нашли. Видимо, все жёсткие меры достанутся Свирепому Суслику. И поделом!

За эти три дня в тесной тёмной камере я устала больше, чем могла бы устать за три дня боя. Я мечтала оказаться дома и принять ванну, мечтала остаться одна, без сопящего под дверью тюремщика, и смыть с себя впечатления всех этих дней, застывших на коже кровавой коркой.

Казалось, стоит только погрузиться в горячую воду, вся тяжесть, сковывающая меня, отстанет, словно старая короста, растворится и забудется.

Не тут-то было. Меня разморило, но стоило лишь закрыть глаза, я вновь оказывалась на той кухне. Кончики моих пальцев скользили по плечам и изувеченной шрамами спине Винтерсблада, я чувствовала его дыхание на своей шее, слышала его голос. В груди и горле саднило, глаза щипало.

Выбравшись из ванной, я наткнулась на сброшенную у кровати рубашку. Его рубашку. Несмотря на то, что я провела в ней последние три дня, ткань всё ещё хранила его запах.

«У нас одна страна, Скади».

Эта война отняла у меня отца, а потом заменила мне не только его, но и весь мир: дала мне цели и стремления, стала моей жизнью, сделала своей частью, и я не представляю себя вне её. Но сейчас я её ненавижу.

***

Глаза Уилларда Сандерса уже давно привыкли к темноте, как и тело – к жёсткой скамье и неудобной скрюченной позе. Камера, в которой он ожидал трибунала, была слишком мала и не позволяла вытянуться во весь рост даже такому низкорослому человеку, как майор. Когда дверь распахнулась, впустив сноп обжигающего глаза света, Суслик скукожился ещё сильнее: сейчас подхватят под руки и поведут бить. Но на сей раз никто его не тронул. В камеру зашёл крупный человек и занял собою всё свободное пространство. Дверь осталась отворена, но посетитель отослал надзорного. «На пару минут».

Больше самого трибунала Сандерс боялся до этого трибунала не дожить: ждал, что кто-нибудь придёт, вот так вот попросит тюремщика «подождать поодаль», и поминай, как звали! Но он никак не ожидал, что мстить за Грин будет военный столь высокого ранга: слезящиеся от яркого света, заплывшие синяками глаза разобрали на плечах визитёра эполеты со звёздным треугольником. Генерал.

– Ну, майор, на что ты готов ради спасения паскудной своей жизни?

– На всё, ваше высокопревосходительство! – словно расстроенный рояль, продребезжал Сандерс.

Маскелайн неспешно кивнул, заложил большие ладони за спину.

– Если адъютантом своим сделаю, будешь полезен? Или тоже нож в спину всадишь?

– Буду, ваше высокопревосходительство, буду! Что угодно делать буду! Кофе носить, двери отворять, сапоги ваши языком вылизывать! Мамой клянусь!

– Хе, мамой! – качнул седой головой Маскелайн. – Верно, что мамой. Чести-то нет у тебя, чтоб честью офицерской клясться!

***

В гости к Медине приехала бабуля – проведать внука в последние дни перемирия. Они собирались чаёвничать, когда в дверь его офицерской квартиры постучали. На пороге стоял Винтерсблад.

– Ваше высокоблагородие? – удивился Кирк.

– Оно самое, – хмыкнул полковник. – Завтра в восемь вылет. За полчаса брифинг у генерала.

– Есть, сэр. Пройдёте? – Медина сделал неуверенный приглашающий жест. – Мы с бабушкой как раз хотели чай пить.

– Пейте, – кивнул Винтерсблад, – я по пути, чтоб курьера не гнать. Бабуле моё почтение.

– Благодарю, сэр! Доброй ночи!

– А ну-ка, стой! – полководческому тону Розы Дельгадо позавидовал бы любой генерал.

Медина замер, так и не затворив до конца дверь, сквозь щель которой помятой рубахой белела спина полковника, не посмевшего удалиться.

– Кирк, дружочек, что ж ты его на чай-то не позвал?

– Позвал, бабуля, но полковнику нужно идти, у него дела.