– Никакой, – перебила она Аддерли, – для Винтерсблада – никакой.
Джеймс замолчал, отложил вилку. Глаза его потемнели, как всегда бывало, когда он начинал злиться, челюсти сжались.
– Значит, в нём всё дело, – голос тихий, напряжённый, шелестящий. – И как долго? С перемирия? С мартовских переговоров? Или с ноября, когда ты так резво сбежала на одной ноге, ранив его в руку, а он не смог догнать? А, погоди, я знаю: с той тёмной истории над Свуер, верно?
– О чём ты говоришь, Аддерли?
Офицер показательно спокойно отложил салфетку, встал из-за стола и вышел. Чёткие шаги поднялись вверх по лестнице, в спальне скрипнула дверь шкафа. Спустя минуту он вернулся, бросил на колени Скади рубашку.
– Это же его, да?
– А я, по-твоему, должна была приехать из другой страны в рваном кителе поверх белья?
– Тогда зачем её хранить? Чтобы вернуть при случае? Скажи мне правду, Грин.
– Ты думаешь, что я была с тобой, приняла твоё предложение, всё это время обманывая тебя?
– Ты обманывала себя, Грин. А это ещё хуже. И до сих пор продолжаешь.
– Ты бредишь, Джеймс!
– Я всё знаю, Скади! – повысил голос Аддерли. – Я всё знаю, – обошёл вокруг стола, сел на своё место; поставив локти по бокам от тарелки, сцепил пальцы в замок. – Я работаю на тайную полицию.
– Что-о-о?!
У Скади словно выдернули из-под ног землю. Пришлось даже схватиться руками за край стола: показалось, что она падает вместе со стулом.
– Давно, Скади, ещё с академии. И завербовал меня твой отец. Перед своей гибелью. А ты думала, всё это просто совпадения? То, что после Свуер тебя не допрашивали. То, что с тобой сейчас были так ласковы. То, что после твоего спасения со сломанной ногой тебя не заподозрили в связях с ОНАР. Я не дал ходу информации о следах на снегу, ведущих обратно к Распаду, которые обнаружил подобравший тебя дозорный. Я догадывался, что он опять спас тебя. Но не понимал зачем. Вчера я допрашивал его. И всё встало на свои места.
Скади сидела бледная, почти белоснежная, лишь аквамариновые глаза блестели на строгом лице непролившимися слезами. Она смотрела на разбитые руки Джеймса и не могла оторвать от них взгляд.
«За меня бы, наверное, и в половину так не переживала, как за этого, дрянь!»
– Да, Винтерсблад твой избит до полусмерти, – не без злорадства сказал Аддерли, – и он всё равно ничего нам не сказал. Признался только под препаратами. В том, как помог тебе и почему, – замолчал, невольно наслаждаясь мучениями, которые причинял Скади. – Ты ему дорога, – поднялся из-за стола, – слово, которое этот ублюдок использовал, я произнести не смогу, но суть ты поняла. Вижу, у вас это взаимно, – подошёл к Грин. – Честно, Скади, я бы придушил обоих. Но слишком тебя… – осёкся, помассировал переносицу, будто пытаясь сосредоточиться, – короче, ты знаешь, что его ждёт. Его перевезут в Глудж через три дня. Вылет в восемь утра, маршрут стандартный. Теперь он слишком близко к линии фронта, это опасно. А у тебя есть выбор: остаться верной императору или попытаться спасти своего полковника. Если выберешь последнее – я тебя не сдам. Но вместе вам всё равно не быть, ты это знаешь. Как и нам. Прощай, Скади, – Джеймс будто случайно коснулся её плеча и вышел из кухни.
Скади так и сидела, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. Медленно считала до десяти. На восьми хлопнула входная дверь.
Псы императора
После очередной бесплодной попытки выяснить причину неисправности «Литы», выхожу из дирижабля и опускаюсь на пол грузового отсека вражеского дредноута. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, привалившись спиной к боку «Литы». Воздух тёплый, влажный и тяжёлый. Чувствую, как он наполняет мои лёгкие, но кислорода всё равно не хватает. Плеча касается что-то гладкое. Открываю глаза – надо мной стоит Винтерсблад, протягивает флягу.
– Виски только усилит жажду, – говорю.
– Это вода. Пей.
Садится рядом со мной, вытягивает ноги, и я краем глаза ловлю на его лице секундное облегчение. Он вымотан. Не знаю, на каком топливе он всё ещё держится: мы с Мединой меняемся и хоть немного, но спим. Винтерсблад же всё время на ногах.
– Как успехи? – кивает на «Литу».
– Их нет.
Мрачно усмехается:
– Не повезло в самом начале остаться именно без механиков.
– Сколько мы уже здесь, как думаешь?
– Дней шесть, не меньше. Куда-то опаздываешь? – закуривает.
– Я знаю, что ты приставил ко мне одного из солдат. Он плохо прячется.
– Он и не должен.
– Боишься, что я справлюсь с «Литой» и улечу? – поворачиваюсь к нему, встречаюсь взглядом с уставшими, но всё ещё насмешливыми серыми глазами.
– Не скрою, было бы обидно.
– У нас договор. И я держу своё слово. Даже если дала его врагу.
Винтерсблад ухмыляется:
– То есть ты бы не воспользовалась шансом удрать?
– А ты?
Склоняется к моему уху:
– Не-раз-ду-мы-ва-я!
– Я тебе не верю. Вижу, как ты переживаешь за команду. Ты бы их не бросил. Ты не такой, каким хочешь казаться, Винтерсблад.
Смотрит на меня пристально, чуть прищурившись, и я едва сдерживаю ответную улыбку.
– Раскусила тебя?
– У-у, какие фантазии! Но если действительно захочешь укусить меня – я не против, только намекни, – шутливо толкает меня плечом.
– Ты отвратителен!
– А ты нелогична.
Пару минут молчим.
– Кем ты был до войны, Винтерсблад?
– А какая разница?
– Просто любопытно.