– Её руку, остолоп! – взвизгнул дед, вырывая свою из пальцев мальчишки.
Рутений поднялся на ноги, с сомнением глянул на Сурьму. Та состроила жеманную гримаску, как и полагается принцессе, и протянула ручку, нарочито оттопырив мизинец. Рут вытер ладони о штаны, рукавом утёр губы и боязливо склонился к девичей руке.
– А ты – падай в обморок! – шёпотом подсказал с пола Празеодим.
– Зачем? – удивилась Сурьма.
– Падай, сказано! Все изысканные девушки настолько чувствительны и стыдливы, что лишаются чувств из-за сильных переживаний от поцелуя прекрасного принца!
– Да?
– Точно тебе говорю! Мне лучше знать!
– Но вы же дракон.
– Я живу дольше! Падай!!! Принцесса ты или нет?!
Сурьма сделала «большие глаза» Висмуту, стоящему в дверях со свёртками в руках, и изобразила предобморочное «ах!», запрокинув голову и прижав тонкое запястье ко лбу.
– Занавес! – торжественно заорал Празеодим. – И шквал аплодисментов восхищённой публики! Висмут! Хлопай, чего таращишься?
– У меня руки заняты, – сохраняя серьёзную мину, ответил Висмут, подняв повыше благоухающий свежей выпечкой свёрток.
Отужинав, Рут повёл твёрдо решившего стать величайшим драматургом Празеодима готовиться ко сну, Сурьма ушла к себе, а Висмут вышел на улицу.
Ночь стояла тёмная, тёплая, пропахшая железной дорогой. Они остановились на запасных путях, и до Фенольского вокзала, погружённого, словно в аквариум, в призрачный свет фонарей, было не очень близко, поэтому здесь, у поезда, царили тишина, спокойствие и полумрак. Висмут опустился на щебень, откинувшись спиной и затылком на паровозное колесо, и устремил взгляд на усыпанное звёздным крошевом небо.
Здесь ничто не мешало полной грудью вдохнуть черноту этого неба, и Висмут вдохнул, пуская его в себя, словно прохладную и тягучую успокоительную микстуру. В такие моменты ему казалось, что бездонное небо наполняет его лёгкие, струится по его венам, затапливает всё внутри, делая его неотъемлемой, полноценной частью этого могучего мира, и даже в горле было как будто щекотно – от звёздной пыли, острой и колючей, словно засохшие хлебные крошки.
Он не услышал, как подошла Сурьма. Заметил её лишь тогда, когда она опустилась рядом с ним на землю, так же прислонившись к колесу.
– Можно?
Висмут кивнул. Да даже если и «нельзя» – она спросила уже после того, как села. Что ещё тут ответишь? Хотя сейчас Висмут предпочёл бы побыть один, но он чувствовал, что Сурьму разжигает какой-то вопрос, и молчание – лишь признак того, что она отыскивает способ корректнее его задать.
– Висмут, а ты когда-нибудь целовался? – выпалила она, повернув к нему лицо, стремительно заливающееся краской (видно даже в полутьме, зря она надеялась на обратное).
Висмут не успел ответить, лишь удивлённо приподнял брови.
– Ах, ну да, конечно, глупый вопрос, извини! В твоём-то возрасте… ой, – Сурьма уткнулась взглядом в свои коленки: опять глупость сморозила, а ведь в голове-то уже заготовила нужную фразу, и даже был какой-то план… – Я имею в виду – по-настоящему.
– Это как? До потери сознания от удушья? – шутливо переспросил Висмут.
– Нет. До пузырьков игристого, которые будто бы разносятся от сердца по венам.
– Сама-то как думаешь? В моём-то возрасте, – незло передразнил её Висмут.
– Значит, было?
– Чего только не было, Сурьма. Но не всё подлежит обсуждению.
– Мне кажется, я какая-то неправильная «принцесса», – после долгой паузы вновь заговорила Сурьма, и голос её неуверенно дрогнул, – сломанная. И не справлюсь с тем, чего от меня ждут. Я не… – она замолчала, не решившись договорить самое главное – то, что хотела сказать.
В тишине прошло минуты три.
– Какой он? – наконец спросила Сурьма у своих коленок, на которых сцепила тонкие пальцы. – Настоящий поцелуй? Мне важно знать. Мне больше не у кого спросить, – совсем тихо, почти жалобно проговорила она.
– Тебе показать? – пошутил Висмут, надеясь смутить её ещё больше и закрыть щекотливую тему.
– Достаточно только слов, – не ответила на его улыбку Сурьма.
– Для настоящего поцелуя только слов не может быть достаточно. Его невозможно описать, как и настоящую любовь. Это можно только почувствовать, – неожиданно серьёзно ответил Висмут.
– Отчего же? – Сурьма перевела взгляд со своих колен на напарника: дух противоречия не оставил её даже в такой момент. – Я могу описать поцелуй Астата исключительно словами.
Висмут поднялся на ноги, задумчиво и грустно посмотрел на Сурьму сверху вниз.
– Это тебе повод для размышлений, – тихо обронил он. – Сломанной может оказаться вовсе не принцесса. И ей нужно быть не «правильной», а настоящей, – и он пошёл в вагон, оставив Сурьму наедине с её думами.
Глава 18
Этен: шумный, весёлый и разгульный. Этен, славящийся своими кабаками и вкусной едой. Неспящий Этен, где плохо знают правила этикета, но без причины никогда не обидят. Маленький, почти полностью деревянный Этен, где ты для каждого «дружаня» и «братец», даже если здесь всего лишь проездом и ни с кем не знаком.
– Как хочешь, но сегодня я в паровозе сидеть не намерена! – заявила Сурьма, подъезжая к городу, купавшемуся в лучах закатного солнца.
Сегодняшний перегон оказался для неё самым тяжёлым. Возможно, сказывалась накопившаяся усталость. А может, ей просто было скучно: Висмут весь день был погружён в свои мысли и говорил мало, ограничиваясь односложными ответами. Сурьма уже привыкла болтать с ним о том о сём, смеяться его забавным шуткам. Ей нравилось, что он слушал её, как никто больше: серьёзно и вдумчиво, и никогда не ставил себя выше, как, например, Астат, который, вместо того чтобы объяснить что-то для неё непонятное, лишь вздыхал: «Не забивай голову, душа моя, для девушки это совершенно не нужно!». И теперь, проведя практически весь рабочий день за монотонным занятием в полной тишине, словно кроме неё в будке машиниста никого не было, Сурьма желала активной деятельности и свежих впечатлений.
– Да ты бурлишь энергией не хуже Празеодима! – усмехнулся Висмут, окинув её быстрым взглядом.
– И я взорвусь, как паровой котёл, если опять придётся сидеть на месте! – пригрозила Сурьма.
– Хорошо, – согласился он спокойно.
– Хорошо?!
– В Этене нет модных шляпок, тут народ вообще довольно простой и непритязательный. Но я знаю, где тебе понравится. Туда и сходим.
– Куда? – загорелась Сурьма.
– Увидишь, – загадочно улыбнулся Висмут. – Вот только в платье не наряжайся.
– Как же так?
– Иди в рабочем. Твои наряды в Этене будут неуместны.
Сурьма недовольно скривила губы, но спорить не стала: а ну как Висмут вообще передумает куда-то идти?
Закончив с локомотивом и бумагами, они встретились на вокзальной платформе недалеко от своего паровоза. Из вагона доносился чудовищный скрип: Празеодим под чутким руководством Рутения осваивал губную гармонику.