Всё, что необходимо для смерти

– Я задал вам вопрос, сэр, – настойчиво произнёс император своим густым голосом из полумрака на границе освещённого настольной лампой круга, – и жду ответа.

– Потому что я люблю его, ваше величество, – сдалась Грин.

Повисла пауза, ещё более душная, чем предыдущая.

– Больше своей страны? – с опасной вкрадчивой мягкостью, которая бывает перед вспышкой гнева, осведомился император.

– У нас одна страна, ваше величество, – голос подвёл Скади, и слова прозвучали едва слышно, но твёрдо, словно тяжёлый том «Военной истории» упал в мягкую перину.

Император молчал, сверля Скади взглядом. Меж его бровей залегла морщинка: не то от гнева, не то от напряжённых размышлений.

– Верно, – наконец сказал он, – сейчас с этим уже не поспоришь, – из голоса исчезли опасные вкрадчивые нотки. – Когда только и успели! – хмыкнул он себе под нос, оглаживая аккуратную бородку. – Давайте так, подполковник: вы в ближайшие три дня уничтожите очаги возможного сопротивления в Распаде, – император развернул на столе одну из карт, ткнул пальцем в обведённые красным карандашом точки, – здесь, здесь и здесь. А после я позволю вам просить, что захотите. И любить кого угодно. Три вылета. Три аккуратных бомбёжки, чтобы не пришлось после вас никого ловить и добивать. Чем лучше работа, тем выше награда. Согласны?

– Так точно, ваше величество! – отчеканила Скади, вскочив со стула.

Она никак не могла поверить, что всё обошлось настолько легко. Воистину, император великий и милостивый человек!

– Вылет завтра на рассвете. Необходимые бумаги получите у генерала Барратта. И выспитесь, Грин, вы уже на человека не похожи!

***

Среди ночи Скади разбудил какой-то грохот. Опустошённая, уставшая за эти дни до полусмерти, она заснула настолько крепко, что, вскочив с кровати, не сразу смогла вынырнуть из-под пуховой толщи сна. Ей понадобились несколько секунд, чтобы разлепить глаза, а потом сообразить, что странный грохот – это стук в дверь. Грин бросила взгляд на освещённый лунным светом циферблат: четыре утра. Кого в такой час могла принести нелёгкая?

На пороге стояли двое в длинных чёрных плащах с серебряными пуговицами, без знаков различия. Высокий, статный седовласый мужчина лет шестидесяти держал на сворке двух доберманов, застывших у его ног; второй, пониже ростом и лет на двадцать моложе, с плетью за поясом, стоял рядом.

– Подполковник Грин? – спросил первый, чьё лицо наискось перехватывала кожаная повязка, скрывающая левый глаз (или его отсутствие).

Его голос был тих и мягок, но обладал каким-то парализующим, подчиняющим волю действием: перечить ему не хотелось.

– Так точно, – ответила Скади, переводя недоумевающий взгляд с одного гостя на другого.

– Император хочет, чтобы вы прошли с нами.

Воцарилась тревожная тишина. Этот визит явно не к добру, но и сопротивляться, если эти люди на самом деле посланы его величеством, опасно.

– Не беспокойтесь, – взгляд единственного глаза седовласого пришпилил Грин к крыльцу, словно булавка – живую ещё бабочку, – это не отнимет у вас много времени.

– Позвольте мне переодеться, – тон её больше походил на вопрос, а не на просьбу.

– Разумеется, – старик качнулся в едва заметном учтивом поклоне, – мы подождём вас здесь.

Когда Скади спустилась с крыльца, мужчина с доберманами занял место подле неё, а второй, что помоложе, последовал за ними на незначительном расстоянии. «Словно на расстрел повели» – мелькнуло в голове, и будто изморозью передёрнуло по плечам.

– Куда мы идём? – поинтересовалась она, но её спутник промолчал, даже не повернулся.

Лишь уголок гордого рта дрогнул в снисходительной полуулыбке. «Породистый, как и его доберманы, – подумала Грин, бросив взгляд на красивый профиль псаря, – и такой же непредсказуемо опасный».

Путь занял не более четверти часа. Недавно прошёл дождь, и воздух ночных улиц был прохладен и свеж. Периодически ботинки Скади и того, что с плёткой, оскальзывались на мокрых камнях мостовой, как и лапы собак, но седовласый шёл размеренно и ровно. Даже не шёл, а словно плыл по воздуху, и у Скади волосы на затылке шевелились от непонятного мистического ужаса перед своим спутником.

Она сообразила, где они находятся, только когда псарь остановился у дома Аддерли. Второй сопровождающий громко постучал кулаком в дверь и отступил в сторону. Глухой звук разлетелся в тишине ночной улицы, словно далёкие выстрелы.

– Император хочет, чтобы вы понимали: ему известно о каждом предателе, – обратился седовласый к ней своим бархатным голосом, – и он пожелал, чтобы вы увидели, что происходит с теми, о чьей неверности не следует знать больше никому. Во благо страны. И её народа, – он отстегнул собак от сворки.

Дверь отворилась, на пороге появился заспанный, встревоженный Джеймс. На нём был небрежно подхваченный поясом длинный халат, из-под которого виднелись пижамные брюки. Аддерли поёжился от ночной прохлады, поглубже запахивая на груди полы халата.

– Грин? – удивился он. – Что ты тут делаешь? А это ещё кто? – он перевёл взгляд на псаря.

На него же посмотрела и Скади, всё ещё не понимая, зачем они здесь.

– Ату его, – мягко обронил седовласый, единственным своим глазом глядя в лицо Аддерли.

Доберманы чёрными молниями метнулись вперёд, опрокинув пилота в коридор, и он тоже, как и президент Шерман, не успел даже закричать: собачьи клыки впились в его горло раньше. Он лишь слабо ахнул, раздался хруст, треск рвущейся материи и булькающий хрип. Скади резко дёрнулась, хотела отвернуться, чтобы не видеть, как бесшумные псы рвут человеческую плоть, но псарь железной хваткой держал её за плечи.

– Смотрите. Смотрите, подполковник Грин! Так заканчивают те, кто предал своего императора.

Волна жуткой тёплой вони нахлынула на Скади, вывернула её пустой желудок, но это нисколько не смутило седовласого, он лишь легонько встряхнул её:

– Смотрите, ваше высокоблагородие! И запоминайте.

Когда Скади добралась до дома, уже светало. Пора было готовиться к вылету, а она была вся насквозь мокрая от холодного пота, её била крупная дрожь. Она до последнего надеялась, что сейчас проснётся, но произошедшее ночью сном не было.

То, что Аддерли предатель, не укладывалось в её голове. Ещё меньше укладывалось то, каким нечеловеческим способом император казнил его. Он явно не был уверен в ней и в её верности, раз решил показать такое. Намекнуть, какие перспективы ждут её в случае неповиновения. Хотя у неё и в мыслях не было действовать вопреки императорским приказам. Но сейчас Скади вдруг стало страшно им следовать: тот седой мужчина, псарь, он тоже выполнял приказы его величества. Уж не эти ли приказы превратили его в равнодушного, безжалостного, как древнее божество, палача? А ведь она сейчас встанет за штурвал дирижабля и тоже отправится убивать по воле императора. Это будет не так страшно, как сегодняшней ночью, но не потому ли, что сама она будет далеко от умирающих, не услышит их криков, не увидит обезумевших, полных ужаса глаз? Но не сделай она этого, ей больше никогда не увидеть других глаз: серых, внимательных, насмешливых…

Скади тяжело поднялась со стула и проковыляла в ванную: нужно умыться. А потом лететь. Все они, так или иначе, псы императора. Беспощадные, как те доберманы.

***

Три дня. Три вылета. Три возвращения. Три бомбардировки. Другой дирижабль, другая команда. Всё словно в каком-то тумане, будто не со мной, будто не на самом деле. Постоянно называю штурмана Юмансом, хотя это не он. Никак не могу запомнить фамилию нового. «Звёздный пастух», ставший мне почти домом, тоже летает на какие-то свои задания, уже без меня. На него назначен новый капитан. Говорят, что временно, но неприятное ноющее чувство в желудке подсказывает мне, что я на его борт уже не вернусь. Вроде бы и нет причин для дурных предчувствий, но… Сейчас мой мир сжался до этих трёх дней и до дня четвёртого, решающего. Дня, на который назначена вторая аудиенция у императора.

И вот этот момент настаёт: я вхожу в императорский кабинет, и его величество, как мне кажется, встречает меня благосклонно.

– Я ознакомился с рапортами, подполковник Грин, вы блестяще выполнили задание! – начинает он многообещающим тоном. – Я не ошибся в вас, сэр.

– Благодарю, – едва выдавливаю я.

Похвала из уст самого императора – об этом только мечтать! Но сейчас мне до неё дела нет, мои мысли заняты другим вопросом. Выжидательно смотрю на императора. Он держит паузу, словно хочет пощекотать мне нервы.

– Что ж, – произносит наконец, – слушаю вас.

– Ваше величество, я прошу сохранить жизнь пленному полковнику Винтерсбладу. Готова отвечать за него головой! – голос непослушный, виляет от хриплого шёпота до фальцета, и я не могу с ним справиться.

Император молчит. Жёлтый свет от лампы на его столе пульсирует перед глазами в такт моему сердцу, которое бьётся уже где-то в голове, а снизу, в горле, его подпирает желудок. То ли из-за мягкости ковра в кабинете, то ли ещё почему, ноги не чувствуют под собой пола. Где-то на окраине сознания мелькает желание упасть в обморок, лишь бы избавиться от этого мучительного, выворачивающего наружу нервы, ожидания.

– Нет, – наконец произносит император.

Первые несколько секунд мне кажется, что это не ответ, а выстрел в упор. Я даже растерянно ощупываю свой китель, но нигде не нахожу крови. И тут до меня доходит смысл его короткого ответа.

Весь кабинет резко дёргается, словно тронувшийся вагон, и я дёргаюсь вслед за ним, чтобы удержать равновесие, хватаю ртом неожиданно иссякший воздух. Нет, что-то тут не так, так быть не должно!