– Да не всё ли равно на кого я работаю? Ну, может и не всё, но хотя бы выслушать она меня пыталась? Нет!
– Верно, внучек.
– Сразу давай свои претензии выдвигать!
– Бабы, они такие, внучек.
– Во-во! Я же не доброй волей пошёл на службу к Кощею!
– Истинно, внучек.
– Да и не убиваю я, не граблю! Сижу с бумажками копаюсь или тут за делами присматриваю, а она сразу – «Кощей-Кощей»! – Я остановился и повернулся к деду. – И чего ты мне всё время поддакиваешь, а?!
– Могу и по заднице врезать, внучек, если понадобится.
– Мне? За что?! Я-то тебе, чем не угодил?
– А нытьём своим, внучек, – Михалыч ткнул меня пальцем в грудь. – Что ты сопли распустил, как дитя малое? Девка тебя оттолкнула? А ты борись за неё! Нужна она тебе? Добивайся!
– Легко тебе говорить…
– Легко, внучек, ох как легко. Дедушка-то у тебя никогда не любил, по девкам не страдал, серенады им под балконами не пел, так черствым сухарём и прожил жизнь.
– Ну чего ты, дед?..
– А того! – вдруг во всю глотку заорал дед. – Рыдать мне тут надумал?! Слезами обливаться?! От я дурь-то слезливую из тебя сейчас выбью! Страдает тут он! Плохо ему!
Дед стоял гневный, красный, ощетинившийся, как ёж и вдруг сник, сдулся, как воздушный шарик и тихо спросил:
– Любишь её?
– Люблю, деда.
– Ну и всё, – дед заулыбался, да так заразительно, что и у меня рот растянулся до ушей. – Значит, наша будет Варька, это я тебе внучек конкретно заявляю в натуре блин!
Я засмеялся:
– Не, деда, у Аристофана лучше получается!
– Ну, да и фиг с ним, – ухмыльнулся Михалыч.
Я уже довольно бодро зашагал в гостиницу, а дед семенил рядом и всё приговаривал:
– А ты, Федька, не дёргайся сейчас, дай Варьке-то нарыдатьси всласть. Пусть поревёт, им это полезно, а наплачется да задумается. И ты, внучек руки-то не опускай, но и сам не шибко страданиями-то увлекайся… У нас вона хлопот – непочатый край, вот и принимайся за работу, исполняй службу Кощееву.
Голос Михалыча чудесным способом успокаивал и настраивал на позитивный лад, и я всего через пару кварталов полностью пришел в себя и смог вполне трезво и ясно взглянуть на ситуацию. Ну а что, собственно говоря, такого ужасного случилось? Поругались? А кто не ругается? Как поругались, так и помиримся, а Варя, всё равно моя будет. Никому ее не отдам и ей не позволю наше счастье разрушить. И дед правильно говорит – за работу надо браться вот и отвлекусь от переживаний, а там и Варюша успокоится и я снова попробую с ней поговорить, объяснить всё.
А дед у меня молодец. Вот поженимся с Варей, я первого сына Михалычем назову.
* * *
А в гостинице меня поджидал сюрприз от Кощея. Нет не премиальные в виде мешка золота и даже не ящик коньяка, а просто вызов по колдовскому зеркальцу. Ну, на самом деле не такой уж и простой вызов оказался…
Кощея таким я еще не видел. Глаза его пылали красным адским огнём, с зубцов короны соскакивали маленькие молнии, но сам он говорил ровно, хотя и было видно, что он едва сдерживается:
– Бери Михалыча, бесовку эту, Олёну и живо ко мне. Горыныч уже ждет вас.
Вот так вот. Ни «здравствуй, Феденька», ни «По добру ли, по здорову, не обижает ли кто, кормят-то хорошо?», а сразу хватай Михалыча и на коня. На Змея то есть.
– Ваше Величество, случилось что?
– Случилось. Давай быстро, Федька.
– Да вы толком-то расскажите, Ваше Величество!
– Я тебе расскажу! – вдруг сорвался на крик царь-батюшка. – Я и тебе и всей твоей Канцелярии так расскажу, что будете у меня лететь до Уральских гор, а то и подалее! И бесам твоим рога посрубаю! Упыриху Машку твою, шаху иранскому в гарем продам! Лысую гору до основания срою! А тебя, паршивец ты эдакий, на фарш велю перемолоть и Дизелю твоему поганому скормлю!
– Да что у вас там происходит?! – тоже заорал я, испуганный не столько угрозами, сколько состоянием Кощея.
Кощей вдруг выдохнул, обмяк и тихо произнёс:
– Мент поганый, дружок твой участковый, зеркало волшебное мне расколотил…
Тьфу ты! Я думал там Лысую гору вражины какие-нибудь приступом взяли, а Кощея в кабинете обложили и он из последних сил оборону держит, горько переживая, что славной Канцелярии нет под рукой и спасти его уже некому…
– Когда это он успел? – пробормотал я удивленно.
Но Кощей услышал и снова завёлся:
– А вот это я у тебя хотел узнать, почему ты не уследил, что он ко мне намылился?! Почему не предупредил моё Величество? Разгоню я твою Канцелярию, Федька, как есть разгоню! Бесам рога пообломаю, а Машку…
– Это вы уже говорили, Ваше Величество. А Михалыч с Олёной зачем вам так срочно понадобились?
– Вези их сюда, Федька! Пущай снова яблочек наделают и участкового, мерзавца такого, напрочь со свету изведут! – Кощей вдруг утих, отвел взгляд и тихо пробурчал: – Еще и дура эта Марьянка Гороховская…
А ну понятно. Нервишки шалят у царя-батюшки. Но лететь все же придется. Как бы он там и правда, в приступе гнева дел не натворил.
– Вылетаем, Ваше Величество. Немедленно вылетаем. Только вы там того…
– Чего, того? – он настороженно глянул на меня.
– Не переживайте, Ваше Величество, нельзя вам волноваться. Вы запритесь в кабинете своём, от всех закройтесь, коньячку от нервов примите, а там уже и я прибуду.
– Заботливый какой, – буркнул Кощей и отключился.
Ну и заботливый, а что? Я и правда, переживал за Кощея. Да, злодей, да, мафиози, да, рассказывают про него всякие страсти-мордасти, но лично я ничего такого ужасного за ним не замечал. На словах-то он грозен, а на деле… Зеркальце ему разбили, обидели батюшку, а он чуть ли не с сердечным приступом уже лежит. Хотя не уверен, есть ли у него вообще сердце. Ой, да не важно! На самом деле Кощей – нормальный мужик! Я, например, ничего плохого от него не видел. Один раз только пришиб он моего Дизеля ну так и починил же!
– Слышал, Михалыч? – повернулся я к деду, сидящему на своей кровати и сосредоточенно чесавшему затылок.