Целую, Кощей

Национальный местный жест, кстати. Никакое дело без него не обходится. Я тоже так уже умею.

– Слышал, внучек, – Михалыч стал запихивать в кошель разбросанные по кровати вещи. – Возвернутьси домой надоть, как бы царь-батюшка не натворил чаво сгоряча.

– Ага, – я вздохнул. – Наших только предупрежу. А Олёну, думаю, брать с собой не будем, да деда?

– Конечно, внучек. Неча ей там делать.

Я связался со своими по конференц-связи. Чудо-булавки Михалыча позволяли сделать такое.

– Мы с Михалычем срочно отбываем домой, – объявил я. – У царя-батюшки проблемы возникли, надо решать.

– Что за проблемы, мсье Теодор?

– Во, блин, в натуре…

– Я могу помочь, Федор Васильевич?

– А проблемы… – я сделал паузу и заорал: – А проблемы из-за вас, слуг моих нерадивых! Почему никто мне не доложил, что участковый к Кощею отправился?!

– Я в натуре хотел…

– Молчать! Прозевали участкового?! Совсем оборзели?! Вы что должны делать?! А что на самом деле делали?! Молчать я сказал!

Начальник я или где? Мне по долгу службы положено нагоняи подчиненным устраивать! Чего это только дед так подозрительно в кулак хихикает?

– Федор Васильевич, – раздался в голове спокойный голос Калымдая, – я с вами полечу. Сейчас подойду к вам на постоялый двор.

– Это… босс… – виновато протянул Аристофан. – Мои бойцы видели в натуре, как участковый с бабкой в ступу садились… Только типа решили мне не говорить. Реально так решили, что менты покататься поехали или там, в деревню за самогоном… Облажались мы, босс в натуре…

– Облажались, Аристофан, – подтвердил я. – Помнишь, о чем мы с тобой разговаривали? Что-то тебе эти разговоры…

– Я понял-понял, босс! – перебил меня Аристофан. – В натуре, босс, последний раз, отвечаю!

– Ладно… Следи тут хорошенько и докладывай сразу если что, понял?

– Понял, босс без базара!

– Машуль, ты за старшую остаешься.

– Не беспокойтесь, мсье Теодор, всё будет в порядке.

– Это… – я немного помялся. – Как там дела, Маш?

– Всё хорошо, мсье Теодор, рыдает, – поняла, о чем я моя умница-вампирша.

Я бы тоже сейчас порыдал, да некогда.

* * *

Когда я, дед и Калымдай добрались до полянки, надо бы, кстати, переименовать её в «Аэропорт Лукошкино», Горыныч уже нетерпеливо дожидался нас, переминаясь с лапы на лапу.

– Давайте быстрее, – прорычала правая голова, едва увидев нас. – Кощей там рвёт и мечет. Чуть голову нам не откусил. Левую.

– Ага, – подтвердила тонким голоском левая голова. – Злой, как в тот раз, когда индийскому радже Будапудрамхабхе ларец с алмазами в шахматы продул.

– Грубый ты, Горыныч, – посетовал я, карабкаясь ему на спину. – Даже не поздоровался.

– Ну и здравствуй, Статс-секретарь. Что теперь тебе легче стало? Полетели!

Нервные все какие-то сегодня…

До Лысой горы мы добрались быстро. По пути Горыныч сказал нам, что он совсем не в курсе, что происходит, но во дворце суета, шум, все носятся как угорелые.

Мы опустились на дорогу, упирающуюся в большие ворота, перекрывавшие путь вниз во дворец и только когда я сполз с Горыныча, заметил, что поляна перед дворцом кардинальным образом изменилась. С обеих сторон дороги земля была разделена на ровные участки и на участках этих, сосредоточенно копошилось несколько десятков скелетов, усердно копая грядки. Грядки?! Кощей, что, в наркобизнес решил податься, под коноплю пространство расчищает?

В самом дворце дела обстояли еще хуже. Скелеты, бесы и прочая нечисть носились по коридорам и залам, как Кощеем укушенные. Четверо рыцарей-зомби, личных гвардейцев царя-батюшки, вешали на стену громадный гобелен, на котором прекрасная дева надевала на голову стоящего перед ней на одном колене рыцаря, венок из цветочков. И где это они откопали такой кошмар?

Три полные поварихи Иван Палыча сидели в ворохе разноцветных рулонов ткани и что-то там увлеченно шили, оживленно щебеча.

– Занавесочки, – поклонились они в ответ на мой ошарашенный взгляд.

Какие занавесочки?! Да тут и окон-то отродясь не было!

Логики в происходящем я не видел и это сильно пугало. Например, вдоль одного из коридоров бежала вереница скелетов, тащащих резные стулья. А параллельно им, только в обратную сторону, неслись бесы и тоже со стульями, только немного другой формы.

Открыв от изумления рты и вертя головами во все стороны, мы наконец-то добрались до нашей Канцелярии.

Дизель встречал нас у дверей, радостно подпрыгивая на месте. Я похлопал его по плечу, вручил варежки, специально припасённые для него в Лукошкино и шагнул в кабинет. Бес-пенсионер Долиросентабилус ждал нас посреди кабинета, держа за лапки Тишку да Гришку. Те, завидев Михалыча, вырвались и тут же вскарабкавшись деду на плечи, что-то жалобно заверещали.

– Что тут происходит, Долби? – устало спросил я у ветерана бесовского движения.

– Не ведаю, начальник, – прохрипел бес. – Все как дурмана обожрались, да носятся туды-сюды, туды-сюды, туды-сюды…

Пенсионера, похоже, заело. Не успел я остановить эту старую граммофонную пластинку, как дверь заскрипела, отворившись, может на полметра и в Канцелярию заглянула настороженно озирающаяся голова Кощея.

…туды-сюды, – в последний раз пробормотал Долби и шмыгнул между ног Кощея в коридор.

– Марьянки нет? – шепотом спросила голова.

Мы переглянулись, а царь-батюшка убедившись, что мы тут одни, резво заскочил в Канцелярию, захлопнул дверь, задвинул засов, подпёр дверь стулом и тяжело пыхтя и отдуваясь, поволок к двери наш большой стол.

– Ваше Величество!

Мы кинулись к Кощею и пока я, ухватив его за костлявую руку, оттаскивал от двери, Михалыч с Калымдаем вернули стол на место.

Кощей как в тумане машинально опустился на лавку, взял большой бокал коньяка, предусмотрительно выставленный Михалычем перед ним, покрутил его в пальцах и, вздохнув, медленно опрокинул коньяк в себя. Взгляд из затравленного потихоньку становился просто настороженным, а когда из настороженного он преобразился в откровенно усталый, мы облегченно вздохнули.

– Ваше Величество, – осторожно спросил я. – Что у вас тут происходит? Вы что, из-за зеркала так расстроились?