Деньги для путан

Джинсы у «желанного» тесные, ладонь едва протиснулась в карман. Пальцы щупали купюры и отделяли пополам – баш на баш. Когда процедура удалась, Вотуш бодренько вынул половину добычи, оказалось – большую и вскинул над головой.

– А и правда, вот тебе на прокорм!

Доверчивая супруга как бы нехотя взяла почти тысячу сотенными и, уже уходя на кухню, уступчиво спросила:

– Себе на карманные оставил? Возьми.

Вернулась, протянула ему сотню. Он потянулся взять, чтобы убедить ее в чистоте своей и непорочности. Но она передумала и в последний момент отвела руку.

– Ах, зачем тебе? Не пьешь, не гуляешь, живешь на всем готовом…

Вроде бы домашние, заурядные отношения, и в словах ничего нового, а настроение упало на донышко. Афоныч почувствовал себя собакой на сене. Он тащит все в эту неполную семью, а в ответ – шиш. С тем и пошел на диван ожидать завтрашнего дня.

3

Радий Вотуш долго переступал с ноги на ногу. Один в квартире, в руке телефон, вроде не перед кем суетиться. Но характер! Он всегда держался таким, каков он, по его мнению, в глазах собеседника. Если рядом любящая мама, он высок, красноречив, дашь палец, откусит руку с локтем. Если он на ковре перед Главным, тут уж – впалая грудь, исконные, сущие и надуманные грехи, косноязычие и весь тошнотворный вид – таким он видел себя глазами зажравшегося босса, такого и играл в угоду… Наверное, душевные наслаждения без беспредметного страха и трепета будут не полными. Но сегодня, хоть и захлестывает желание и доминирует чувство зависимости от венца природы… с вагиной, для успеха должно держаться на уровне, хотя и уровень «инженеоа человеческих душ» соепой: пан или пропал.

Какофония в трубке и тут же игривый и богатый красками голосок:

– Вас слушают.

– Это, если помните… мы однажды встречались.

– Радий? Узнаю по заминкам… – Дальше совсем сплеча и «на ты»: – Когда ты придешь?

Интересоваться и выяснять, как ей удалось больше месяца помнить весьма невыразительный его голос и почему с копыта «на ты», Вотуш почел деревенщиной. Потому в тон Ксане заторопился:

– Могу через час.

– Идет. На сей раз в мою рукавичку. Рыбная, двенадцать. Зеленый дворик, зеленые ворота. Нажмешь две цифры: пять и семь одновременно.

В Интернете проститутки, приглашая на пир, предупреждают: звоните, но если станете переспрашивать, положу трубку. Радий переспрашивать не стал, просвещен. Рыбная так Рыбная – в городе своей рыбы нет с времен независимости, а улица с таким названием есть. Скорее всего, восстановили, убрав Иннесу Арманд – тоже была курва. Найти несложно.

Нажал две цифры – калитка подалась. Вошел в приватный дворик с легкой дрожью в коленках, с непривычки. Сделал три-четыре шага, уже поворачивал между двух приземистых домиков, как вдруг навстречу вышел потертый мужичок под серой приземистой шляпой. Господи, геополитику сменили, а конвейер остался прежним. Черт дернул за полу, и Вотуш вернулся к воротам. Но встречный мужичок был не только тем мавром, который сделал свое дело и уходил, но и явно отработанным материалом, с таким здесь не считаются. Такой вот молочный братец – так у нас называют коллег по скоромному ремеслу.

Где-то в глубине пищевода забрезжила тошнота, пробовал еще раз вернуться, но доминировала похоть. Пошел к гофрированной двери, из щели которой выглядывала Ксана в цветном халатике.

– Радик, что ты дергаешься, привлекаешь внимание. Ну, просто смешно…

Она говорила еще что-то, впускала в прихожую поспешно и без малейшего почтения к гостю, к старшему, в конце концов, к инвестору. В рваных звуках раздражение и усталость.

– Ксана, в телефонной трубке голос у тебя был приветливый.

– Ты был далеко и не факт, что направлялся ко мне. Теперь ты в руках.

Таким тоном говорят с сожителем, который уже слегка поднадоел. Да проститься путанее, у нее мужчина понятие переменное и в течение двух-трех встреч она проходит с ним все этапы отношений, те, что законная супруга – за всю жизнь. Он хотел сказать, что суеты и раздражения ему хватает дома да и в среде обитания. Но портить смоделированный и обогретый в мечтах час побоялся. Да и времени на дискуссии тут не дается, минута дорога.

– Денежки на тумбочку.

Тумбочка стояла в изножье узкого дивана. На ней гамузом лежали: плед, раскрытая книжка, очки, полотенце. Сверху были пристроены три сотни.

– Ныряй в ванную. И вот диванчик.

Узкая прихожая, она же кухонька, была завалена баулами, картонными коробками, узлами, через все это приходилось переступать. За спиной корректура:

– Радик, Радик, не сбей лампу! Не наступи на утварь!

В углу ванной притерт ящик с вязаной попоной сверху. Оттуда упорно ворковал голубь и стучали лапки о фанеру.

– Ты говорила, что приглашаешь к себе, а тут…

– Это «к себе» и есть. Я купила полдомика, да не успела обустроиться.

– С соседями? – насторожился Вотуш.

– Соседей могу не видеть годами. У них вход с глухого переулка.

– Вижу стены и двери обновлены.

– Да. Две комнаты и все удобства. Сорок тысяч зелененьких.

Он уже сидел в плавках, она стояла над ним голенькая.

– О, ты девушка при деньгах!

Ксана вдруг упала своими голыми продолговатыми, – пришло в голову сравнение: как созревающие ферганские дыньки, – грудками на край дивана и зарыдала.

– Что… что? Я не то сказал? Я повторился?

– А что это за деньги… чем я занимаюсь почти десять лет!..

И плакала по-детски, в открытую, даже слезы не размалывала ладошками.

– Твое занятие освящено тысячелетиями. Без тебя мир был бы неполным. Древние патриции… весталки… гейши. – Что-то он хотел сказать, но то все была литература. А тут жизнь.

– А Бог? Накажет ведь… Не прелюбодей!

– То все про мужчин. Они совращают, женщины жертвы.

– Да, да. Только я уже расплачиваюсь. У меня сильно болеет мама. Я вот поторопилась купить себе гнездышко, чтобы не мешать ей… Странно, мол, сбежала. Но тут дело в настроении. Работа такая, что слезы ни к чему… И так грех – и эдак…

Воцарилась тишина. Вотуш позволял ей унять стенания. Но она нагнетала:

– Я ходила к настоятелю…

– И что он тебе посоветовал?

– Я к нему не могу прислушиваться… Я все потеряю…