Фырка. 58- ая грань

– Всегда так – сперва по ушам, а потом-то по душам, – буркнул Кряжец. Ему было стыдно.

Бедавер сошёл с коня и огляделся. Зелёная трава, высотой выше колена, странным образом заполнила всё вокруг. И лес исчез, словно его и не было. А впереди, саженях в сорока, здоровенная кочка и на ней – засохший можжевеловый куст.

– Почто замер, соколик? Али не зришь, кому поклониться? – раздался голос, а заместо куста стоит толстожопая баба, а вся остальная – кости, обтянутые кожей. На худющих голых руках сидит мохнатая лягушка и жмурится.

– Не думаю, что нужда есть! – громким голосом ответил Саррас, а Кряжец подумал, с досадой: «Опять баба!»

А трава вокруг зашевелилась, почернела и полезла пиявками с красным жалом на концах. Под этими травинами-пиявками забулькала и запузырилась гнусная жижа, и поползла жуткая вонь. Даже коршун в небе чуял её. А чего он не чаял, так того, что сделает витязь. «Давай!!» – зычным и резким голосом, словно боевым рогом протрубил Бедавер, взлетая в седло. Конь взвился в воздух, вмиг очутясь на кочке-островке, рядом с бабой. Но не баба это вовсе, но сама Карга! Мелькнул куст, ан нет – ветви обернулись сухими, почерневшими от запёкшейся крови щупами, толстый зад превратился в мутный пузырь с ядом, а мохнатая лягушка – в иссинего младенца – игошу, без ручек, без ножек и без глазок, только рот чёрный с жёлтым кривым зубом ядовитым. И этот игоша как завоет! Все пузыри на топи полопались и смрад встал стеной.

Засверкало оружие в руках витязя – в деснице клинок булатный, а в шуе ятаган! И рубят они, и режут они щупы-крючья. Верещит Карга! Крючья сыплются стручками и, коснувшись кочки, становятся детскими ручками, но витязя это не останавливает! Кряжец же бьёт стальным копытом в пузырь ядовитый, яд в топь вколачивает! Визг и вой стоит такой, что Бедавер и конь не слышат ничего другого, и самое опасное – потеряли из виду игошу. А зуб его страшный! Не то, что яд в пузыре, ежели чиркнет игошин зуб по коже, сразу смерть. Однако витязь уже разворачивается на игошу и коршун понимает, что возможности такой больше может и не быть. И Жилистый решился. Упал с неба, впился когтями в завывающий студень, и вовремя! Освободившись от крючьев-ручек да сбросив пузырь-зад, предстала Карга своей сутью, пастью страшной, неминучей. А игоша-студень отвлёкся на коршуна, тут-то Саррас подцепил его клинком и швырнул в пасть ненасытную! Ядовитым зубом вперёд.

И нет никакой топи. Поле васильковое, бескрайнее. Солнце светлое, ласковое. Ветерок свежий, нежный.

– А мы ведь саму Каргу убили! – воскликнул Кряжец. От него валил пар. Витязь не сошёл, а почитай, упал с коня и сел на землю.

– Как решился? – спросил он коршуна. Тот расправил крылья, но не взлетел, а заковылял к Бедаверу.

– Ты умён, витязь, – сказал Жилистый. – Когда Пещерная Рана, привыкшая, что на неё в бой бросаются, то ты – договариваешься. А когда Карга ждёт, что с ней по обыкновению договариваться начнут, ты в схватку бросаешься! Ты умён, вершишь то, чего враг не ждёт. Я бы тебе послужил.

– Всё? – спросила Береста, когда пауза долго затянулась.

– Ещё нет, – ответил Джильс и закурил.

– Не в службу, а в дружбу… впрочем, не горит, – колдунья внимательно вгляделась в дождь за окном. – А Недоучка-то нам не поверил, – и показала на Грамотея, складывающего большой зонт и садящегося в огромный джип.

– Да уж, служи – не дрожи. Не поверил, – согласился Джильс.

– Пора ненадолго сменить профессию, – колдунья доверительно блеснула улыбкой. – Побуду-ка я психологом. Калерией Берест.

– А я? – спросил Джильс.

– А ты – фельдшером, – совсем уж доверительно улыбнулась Калерия.

И без какого-либо сомнения, сразу после фуршета и обязательного немолодого мужчины, бегущего поблевать от сытного стола, вот она – психологическая консультация, не всё Ястребам в консультантах ходить; здесь же бывший коршун со своей вечной хозяйкой. И место консультации, чудо, как хорошее, в каком-то переулке, ныряй туда со Сретенки, не заметишь, как сразу окажешься на Цветном бульваре, а заметишь, свернёшь из переулка в тупичок, и там, рядом со скучной дверью в ростовщическую контору, сиречь, сберегательный для владельцев банк, увидишь роскошную дверь в консультацию, где уже пребывает очередь, говорливая, словно из рассказа Сорокина. А в центре разговора, умопомрачительной талии и изгиба правой ягодицы, рыжая блондинка, имеющая неприятную проблему со своим богатейшим сожителем, яростным любителем футбола, к тому же барселонного и арсенального, а индивидуально почитающим Сеска Фабрегаса, которого умопомрачительная, упрямо намекая на тайны юнговского учения, называет Сексом. Собственно, с этой-то бедой и приехала она к модной психологине Калерии Берест. А очередь столь замечательна, что и нехорошо даже невидимому Перцу её не занять, и не передвигаться вместе со всеми к заветному кабинету по роскошным диванчикам, правда, устраиваясь на мебельных спинках, и слушая, слушая, слушая…

Ах, как много забавного мог бы пересказать нам Перец, но важнее, что происходит в кабинете Калерии, ибо туда уже входит рыжая блондинка, а след за ней и помощник-сыскарь Свирида. И попадает в капкан, тоже незримый.

– Ну, здравствуй, сучка! – терапевтически встретила клиентку Калерия.

Небо пошло кувырком, и чернейшие тучи отрезали свет от земли, предлагая свой свет – ярчайшие молнии. Ливень ударил под косым углом, не сказать, чтобы сильный, но настоящий, с крупными каплями. С полчаса сверкало и громыхало, а затем сверкнула совсем удивительная молния, заставившая гореть половину чёрного неба и воздух разорвал ужасающий по мощи и продолжительности гром. И всё, ливень прекратился, исчезли и молнии. Тучи бросились разбегаться.

Грамотей переждал дождь под огромным зонтом. Водила, штафирка – кувшинное рыло, сидел в джипе и даже не пытался намекнуть своему начальнику на ожидание доброй погоды внутри немалого вагона. Когда на купол зонта рухнули последним капли, а может и капельки, Судейный Приставала зашагал по мокрой траве о покатой лужайки, которая катилась к воде Борисовских прудов. Уточки, плавающие по его грязной глади, настраивали Грамотея на созерцательный лад, а такое настроение позволяло ему выстроить логичную цепь рассуждений, вектор которым задали чистейшей плазмы медиумы. И по всем этим рассуждениям получалось, что никакая не Фырка подтолкнула человека к самоубийству, и это-то было очень жаль. Жалко, что не чертовка!

Судя по показаниям анчутки и другим косвенным уликам, Фырка влюблена в хранителя 58 грани. Забавно, Недоучка с этим согласен, но какую пользу эдакая забавная влюблённость принесёт лично ему и его делу? Чего там чавкает-жвакает у ноги! Грамотей посмотрел вниз и увидел крупную, да что там, крупнейшую тёмно-зелёную жабу с двумя коричневыми бородавками вместо бровей.

– Плазлефыфе флесфафифа, – проквакала жаба. – Мефная смофляфяя.

– Ты чего говоришь, непонятно, – Грамотей наклонился вниз. – Повтори-ка.

Жаба что-то выплюнула в траву и извинилась:

– Дикцию налаживаю, в депутацию хочу войти, потому и камушки за щеками держу.

– Камешки! – вскликнул Грамотей и замер.

И долго так стоял, замерла в почтительном восторге и жаба. Наконец Грамотей шелохнулся. – Благодарю тебя за подсказку, ты будешь отмечена.

Жаба поедала глазами Судейного Приставалу, а тот направился к грязной воде, а внутри его всё подрагивало: вдруг Герой пожалеет и приблизит к себе эту Фырку! А тогда, ежели сделать чертовку виноватой, то можно и приблизиться к Саррасу Бедаверу, витязю Чаши Господней. Ведь последний рыцарь не обычные изумруды собирает, а осколки великого Изумруда, когда-то украшавшего корону первого архангела Сатаниила, и упавшего на землю, и ставшего той Чашей, колыбельными яслями маленького Христа!

Каковы перспективы-то, а?! Погоня за Граалем! Опять загрохотало, и это был уже ливень. Воду носило ветром! Вместо воздуха.

Предчувствие. Нет, вероятнее подсказка. Да, поверь, что твоя рука самая твёрдая, а глаз – самый зоркий, и твой выстрел будет самый меткий.

Ястреб оставил, точнее бросил авто у какого-то супермагазина, кишащего едой и металлическими тележками, а сам отправился в метро, геометрически посчитав, что под землёй добраться до центра будет быстрее. Подземелье сверкало огнями и дышало спёртым воздухом, гремело грохотом и скрежетом вагонов, в один из которых Апричин вошёл и тут же его взгляд выхватил металлическую табличку на стене – вагон N5758. Подсказка пришла по адресу, путь к решению был нащупан. Ястреб вышел из поезда, вернулся обратно и уже на автомобильных колёсах отправился к тётке Лизе.

Присутствие Фырки Ястреб узрел сразу – загоняя машину в открытые ворота, в боковом зеркальце он увидел кривляющуюся рожицу. Для начала Фырка проявилась розовым негативом, а когда ворота закрылись, посетовала Шарлизке:

– А я надеялась не увидеть твоего вредного родственничка!

– Он совсем не вредный, – заступилась за кузена девочка. – Я его люблю.

– Ну, понятна! – надула губы и пошевелила косичками Фырка. – Небось на конфекты купилась. – И чертовка прикрылась огромным веером, изображая застенчивую обиду. В веере Ястреб узнал детский японский, свой подарок Шарлиз.

– А где веер-то взяла, уж не за печкой? – спросил Ястреб. Коттедж-то был довоенный, с печным отоплением про запас, а за печкой много чего могло быть.

– Прям-таки! – возмутилась Фырка. – Он мне подарен был. В повети, на Брембольской улице.

«Оп-па! – подумал Ястреб. – Чертовка-то врёт, да сигнал подаёт!» Фырка ухмылялась, а Апричин вспоминал две последние консультации, едва не вышедшие ему боком. Одна случилась в Поморье, именно в повети, так тамошние называют сарай, а вторая – в Переяславле на Ярославщине, на той самой Брембольской улице, в опочивальне замужней дамы, прибывшей за экзотикой к дальним родственникам, из Садового кольца в Кольцо Золотое. Поветь и опочивальня доставили Ястребу максимум неприятностей, но сейчас удивило знание об этом чертовки. Нехорошо удивило и очень насторожило. Пока Ястреб решал, как отреагировать на чёртов вызов, из дома вышла тётка, посмотрела на племянника глазами, оставшимися круглыми с того мига, как она увидела Фырку, взяла Шарлизку за руку и уходя назад в дом, сказала: «Ястребок, нам надо поговорить».

– Я вот сейчас отправлю девочку к себе в комнату, а эта чертовка к ней заявится и не уследишь! – начала разговор тётка Лиза и нервно переплела пальцы рук. – Скажи мне, пожалуйста, откуда взялась эта нечистая сила, где она раньше пряталась?! Или мы сошли с ума?!

– Тётушка, ну, что я тебе скажу… Ты ведь книги читала, фильмы смотрела. Параллельные миры – вот, что это такое.

– Хорошо! А раньше, чему они были параллельны? Лиза, иди к себе! – тётушка добежала до окна и вернулась. – Раньше-то ты их видел?!

– Знаешь, когда я ещё пацаном с кем-нибудь из старших забредал в совсем уж глухой, дремучий лес, то встречал следы иного обитания. А когда я дорос до юноши, то встретил уже не следы, а самих иных. Тех, о ком слышал только рассказы, похожие на байки. Племя маленьких охотников, пичищ. Ростом около метра, говорящих на чудаковатом русском языке. Хочешь, расскажу, как я их повстречал?

– Конечно, – тётка Лиза присела на простой, с деревянным сидением стул. Разговор шёл в кухне, большой, но уютной.

– Я шёл в скалы, к Бай-камню… Из этого Камня бьёт родник, как говорят с мёртвой водой, к нему-то я и пробирался. И у подножья нашёл странную птицу. Мёртвую. В голове её третьим глазом горел драгоценный изумруд…

– Ишь, ты! – Фырка не выдержала и вылезла из-за печки. – Не прогоните?

– Нет, – ответили тётка и племянник, и Ястреб продолжил: – Понятно, что я захотел вытащить камень, но тут мне в спину упёрлось что-то острое. Я попробовал развернуться, и ещё одно упёрлось мне в бок. Это были рогатины. А держали их маленькие коренастые человечки. Пичищи.

– Ты сам их видел? Удивительно, – Елизавета была искренне поражена.

– Во! Меня видит, неудивительно, а каких-то карликов лесных – поразилась! – вылезла уже не из-за печки, но с умничаньем, Фырка. – Я тоже, кады первый раз вас людей увидела, чуть не подавилась. Аппетит на десять лун потеряла. Сам-то, консультант, как думаешь, с чего у нас всякой твари по паре? Бсов-то видел! – чертовку передёрнуло.