Фырка. 58- ая грань

– Но нам удалось! – воскликнул Волхв. – Нам удалось очистить тот самый заколдованный яхонт! Мы нашли ту самую бечету. Меланит, способный говорить с миром усопших, и смогли его разговорить! Они здесь, твоя любимая и твой верный друг. Дело за тобой.

Волхв отошёл в сторону и на столе каменного дерева оказались два громадных камня. Великолепный Сапфир, что скифы и называли лазоревым яхонтом, камень, который невозможно обмануть, и тёмно-красный, почти чёрный гранат, тот, что называют бечета или меланит, похожий на конскую голову. Бедавер обнял сапфир одной рукой, гранат – другой и уронил на них золотые слёзы.

Удар был похож на электрический! Он сбил Бедавера с ног и на время выбил из него сознание. А когда он открыл глаза…

– Мой любимый витязь, – тихо сказала Сапфир.

– Наконец-то! – закричал кряжистый парень с лошадиным лицом и неприлично заржал.

Фырка сидела в «мешке утопленницы», мешке, завязанном хитрым заговорным узлом, даже чёртов гребень выбраться не поможет. Но, почему-то она не испугалась, и дело было не в гребне, и не в надежде на Свирида. Почему-то Фырка была уверена в Ястребе Апричине, да и после сидения в медном рукомойнике, заточение в мешке особо не пугало.

– Забирай! – сказал Джильс. – Забавно, что на языке спецслужб «мешок» – подставная фигура, часто, убийцы.

– Не болтай! – вмешалась Береста. – Господин Недоучка, независимых свидетелей мы вам обеспечим, а вы уж не затягивайте с выполнением своей части договора.

– Не затяну, – пообещал Судейный Приставала. Фырка почувствовала, как мешок передали в другие руки, или лапы, поди разбери, услышала команду Грамотея: «Тащите её!» и принялась ждать.

– Неприятность, не правда ли? – наконец услышала Фырка голос Ястреба. А потом послышались шумы и ругательства, звуки падения, а затем и «мешок утопленницы» брякнулся оземь. Через мгновение заговорный узел оказался разрезан, и Фырка увидела строгое лицо консула. – Фе! – торжествующе фыркнула она. И тут же проявила любознательность – Как удалось высвободить?

– Камень. Изумруд, – Апричин показал яркий зелёный лал. – Непростой, сильный.

– Откудова? – Фырка с уважением смотрела и на камень, и на Ястреба.

– Ах, женщины! – засмеялся Апричин. – Никогда не дослушаете. Этот камень был третьим глазом в удивительной птице, что нашёл я мёртвой. И пичищи оставили его мне. Их вершина Тырца сказал, что камень мой, ибо судьба моя – защищать невеликих ростом.

– Навроде меня? – несколько робкою надеждой спросила Фырка.

– Навроде, – ответил Ястреб.

– Но как лал-то помог? – Фырка любила точность, по крайней мере, она любила в это верить.

– Свет его, блеск, не позволил каким-то теням раствориться, стать невидимыми. А блондин всё совал мне в лицо старую пуговицу, знать, некий оберег, но видать не помогло. В общем, бросили мешок и исчезли. Сбежали.

– А узел? Узел-то заговорный был! Как справился? – дотошничала чертовка.

– Так изумрудом и разрезал, – ответил Ястреб.

– Ух, ты! – в интонации Фырки сквозило уважение. – И чё теперь?

– Теперь пойдём в дом. – И Ястреб направился в дом Медовой. Фырка засеменила за ним.

– Вот так и уйдёте, не побеседовав по системе Юнга или Бехтерева? – услышали они за спиной. Калерия Берест сидела в глубоком психологическом кресле, закинув ногу на ногу, руку на руку, локон на локон. Она подмигнула следопытам и обратилась к Джильсу: – А не вспомнить ли тебе конторское прошлое, милый друг Ларискин?

– Их бин попробую, – зачем-то наполовину иноземно ответил Джильс и полез во внутренний карманчик, что у пояса сюртука, достал металлическую канцелярскую скрепку. Подбросил её на ладони – поймал, подбросил – поймал, а в третий раз ловить не стал, уронил на землю: – Иди, порезвись!

Едва коснувшись травы, скрепка начала расти и изгибаться, быстро превращаясь в нечто, похожее на насекомое, но величиной с огромного дога. Металлические клыки и резцы, будто у саранчи, задвигались синхронно, а сама жуть двинулась в сторону Ястреба и Фырки. «Заимствуешь из воспоминаний?» – спросила Калерия у Конторского, намекая на бытность того коршуном. Джильс виновато развёл руки в стороны, мол, никто не совершенен. А жуть очутилась возле Ястреба, и лапа-крюк просвистела у его горла. Апричин выставил изумруд впереди себя, но никакого результата это не дало – металлическая тварь продолжала наступать, отрезая человеку и чертовке путь к дому. Фырка пыталась уйти в Параллель, однако ей не удавалось стать невидимой!

– Кто не спрятался, я не виновата! – крикнула Береста и Фырка поняла, что это чары колдуньи не дают ей скрыться. Береста же сбавила тон и участливо поинтересовалась у Апричина:

– Что, не действует камушек на робота?

А Ястреб понимал всю опасность и невыгодность своего положения, потому отбросил всю эту наивность, вроде «этого не может быть», и приготовился к бою, закрывая собой Фырку. И всё же, хотя удача требуется тем, у кого нет мужества, она бы не помешала Ястребу. И она явилась.

Чистюля вышла на крыльцо, бледное худое лицо её показало строгость сжатием бескровных губ, которые не замедлили раскрыться и тихий голос обратился к Ястребу: «Убери свой наган, парень, здесь он тебе не поможет.» Апричин посмотрел на ярыгинский пистолет «грач», который, конечно же, никаким наганом не был, но служанке извинительно не знать таких смертоубийственных тонкостей, и уже было подумал, что, действительно, вряд ли в создавшейся ситуации ему помогут все восемнадцать бронебойников, затаившихся в магазине, как на руке его вместо оружия возникла птица грач, появление которой приветствовал лихой клич Бересты. Однако Чистюля в сторону не отошла и птица, оставив два пера, испарилась, возможно, отправившись в галантерейный XIX век, где украинская беднота варила грачей в чугунках, а беднота германская солила их в бочках. Ястреб понадеялся, что второй пистолет, «гюрза», надёжно и секретно закреплённый на теле, не обернётся сей крайне ядовитой змеёй, а служанка совсем не присмирела и кинула консулу швабру с замысловатыми рычажками, которая уже в полёте, минуя прыжок жуткой скрепки, превратилась в бердыш.

На вид секира была церемониальной, о чём говорило насечное изображение битвы единорога и дракона на более чем полуметровом лезвии, но ощутив древко-ратовище в руке, Ястреб не сомневался – это боевой топор, способный порубить жуткого робота. Скрепка всё меньше продвигалась рвано и дёргано, её броски становились плавными, жуть училась слишком быстро, и Ястреб решил, что незачем откладывать сечу. Он кинулся на робота и в секунды изрубил проволочную тварь, к изумлению колдуньи и конторского, и к удивлению Чистюли. Фырка, почему-то, не удивилась, а принялась яростно дуть в гребень и Береста с Джильсом предпочли убраться. Их интрига, их договор с Грамотеем, заключённый всего несколько часов назад, после допроса Перца, закончились неудачей. Временной неудачей, Ястреб это понимал.

Спустя минуту-другую после отбытия колдовского дуэта, прискакала какая-то однощупальцевая пакость с магнитом вместо башки, собрала обрубки скрепки, словно металлические опилки, и ускакала, гнусно чавкая. Чистюля забрала у Ястреба бердыш, тут же ставший шваброй с рычажками, заколола в волосах чепчик и жестом пригласила гостей войти. Апричин поправил белую рубаху в поясе джинсов, отряхнул волосы, а Фырка сделала нечто вроде книксена. В общем, приготовились и пошли.

Медовая полулежала на подушках, расшитых цветной нитью, разбросанных по широкой тахте, лежала с равнодушным лицом, можно сказать, что и убитым. Дом и хозяйство были на Чистюле, на ней же была и безопасность, хотя это мало кто понимал, зато вокруг Медовой хлопотала Вронская. Увидев Фырку, писательница простонала:

– О, Господи… Опять эта нечисть.

– Сама ты…, – возмутилась было чертовка, но Ястреб больно дёрнул её за косичку и вежливо, почти участливо, произнёс: – Здравствуйте. Вы меня узнали?

– Вы какой-то расследователь, – ответила Медовая. – Со странным именем.

– Не какой-то, а гибели вашего мужа, – объяснил Апричин. – Меня зовут Ястреб.

– Крупноват ты для ястреба-то! – грубо влезла в диалог Вронская. – Хотя по глазам и хищник, но по повадкам, уж не медведь ли шатун, а? Рыкнешь и, небось, целая стая волчья тебе в помощь сбежится?

– Не давайте повода и не придётся проверять, – спокойной жестью предложил Ястреб. Смысл ответа напряг Чистюлю, но тон не дал напряжению разрастись.

– Есть сомнения, как умер Юрий? – спросила Медовая. – Ведь, я так поняла – этот домовой не виноват. – И женщина указала на Фырку. Чертовка от возмущения завертела хвостом, будто пропеллером.

– Я полагаю, что вашего мужа застрелил человек, – ответил Ястреб. – И я его найду.

А вот теперь интонация консула была такова, что слова не вызывали сомнений и Медовая заглянула Апричину в глаза. То же самое сделали и Вронская с Чистюлей. Старуха поняла, а Чистюля убедилась, что пришедший человек крайне опасен.

– Что это изменит? Юрчу не вернуть, – что-то в голосе Медовой говорило – её заботило, вернётся ли златоокий.

– Изменит, – Ястребу надоело ждать приглашения и он сел на стул. Фырка дёрнула его за рукав, Апричин поднял её к себе на колени и продолжил:

– Во-первых, справедливость. Во-вторых, надо защитить вот эту чертовку, попавшую в ловушку. В-третьих, надо снять груз с вашей души.

– Я же говорила, это крупный хищник! – воскликнула Вронская.

– А златоокий?! – Медовая больше не могла сдерживаться. – Он вернётся?!

– Не думаю, иначе здесь бы не было вот её, – Ястреб показал на Чистюлю, которая осуждающе качнула головой. – Вы случились сестрой милосердия на его пути.

– Покормила, подлечила и харэ! – добавила Фырка.

– Но как я буду жить?! – Медовая закричала.

– Талантом. Ты увидела удивительное, – Апричин перешёл на «ты». – Мало кому из писателей так повезло, так опиши увиденное и пережитое!

– Так я именно жить-то и не хочу, – Медовая обессилила и говорила едва слышано.