Фырка. 58- ая грань

– Не могли бы назвать место, где вы встретились с этим утверждением? – глаза Воропылова заблестели ярче лысины.

– Разве это важно, я ведь пришёл к вам совсем по другому поводу.

– Ах, да! Какой-то битый кирпич… – усмехнулся Воропылов.

– Вовсе нет, – сказал Ястреб. – Сие – лишь причина войти в ваш дом. Меня интересует не битый кирпич, а убитый Юрий Маркович.

Измученный Колбаса, наконец, мог бросить объект своего наблюдения – оперативный полицейский отдел, потому как нахлебавшись видений их оперативной деятельности, Свиридов соглядатай всё-таки вышел на след «архара», который пороховым дымком привёл его на речной бережок. Прямо к «татлинскому» особняку, чей сад на берег и выходил. Колбаса взялся огибать этот сад, знакомясь заодно с окрестностями… и бац – сюрприз, он встретил Фырку! Чертовка через щели забора вела неприятный разговор с анчуткой, упорно отказывающимся покидать двор Медовой.

– Привет, мистер Колбаса, на верёвочке оса! – сходу сваляла дурочку Фырка, но не смогла скрыть тревоги: – А где Свирид? Ты что, вместо него?

– Босса давно не зрил, мотался чёрте где, я ж не похомжа[1 - медленно ходящий] какой, – в доказательство сказанного Колбаса сунул в Фыркин взгляд медицинскую выписку с мудрёным заглавием – «Государственное бюджетное учреждение городская клиническая больница N7 ДЗМ».

– Ловко! – восхитилась Фырка, не очень понятно чем. То ли Колбасой, то ли родившимся предчувствием встречи с торжеством каллиграфии.

Колбаса было подумал, а действительно, надо бы выяснить, где босс, как выяснилось, что расспросы больше не понадобятся. Из узкого и пыльного переулка, заканчивающегося тупиком у развалин старой водокачки, прямо сквозь заросли крапивы, на посёлковую улицу шагнули Свирид и два сослуживца Колбасы, Немец и Перец. Аблакат визуально убедился в целостности и сохранности опекаемой им сироты, а уж потом произнёс: «Эй, банник! Хватит кочевряжиться, давай помогай».

Ястреб, прохаживаясь по кабинету и разглядывая шедевры каллиграфии, объяснял Воропылову, почему смерть мужа писательницы привела его, Апричина, именно в этот дом.

– Улица… Улица и соседи. Улица всегда просматривается, даже, если и пустынна, а соседи, соседи замечают многое.

– Очень может быть, – отвечал Воропылов. – Но что из этого следует?

– А следует весьма странная история – единственным недоброжелателем Юрия Марковича в посёлке случились вы, господин Воропылов, – Апричин остановился напротив замысловатой вязи, писанной красной краской, одновременно не теряя из виду хозяина кабинета.

– Отчего же так случилось, что именно я?

– В том-то и загадка, – Ястреб развернулся, шагнул ближе и смотрел на коллекционера в упор. – Поселковые говорят, что ваш конфликт, господин Воропылов, начался из-за мелкого ДТП.

– Вы почитатель слухов и сплетен? – удивился коллекционер. – Кстати, предпочитаю, чтобы ко мне обращались «товарищ».

– Как вам будет угодно, – согласился Апричин. – В сплетнях и слухах не вижу ничего плохого, я моралистом не являюсь, да и вы, насколько я знаю, совсем не духоподъёмный праведник, товарищ полковник интендантской службы.

– О! – воскликнул Воропылов, и на его лице возникло нечто вроде улыбки, эдакой складки на натянутой коже барабана. – Ваша информация… превышает посёлковый банк данных. Вряд ли старая Ворона настолько знакома с моей биографией.

– Ну-ну, – поднял ладонь Ястреб. – Вы недооцениваете местную старушку.

– Может быть, может быть… Да вы присаживайтесь, хватит болтаться, словно яйца в шароварах. – Воропылов проследил, как гость, пожав плечами, опустился на стул и добавил: – Разумный и непрошибаемый… Уж не каббалист ли вы, не саентолог?

– Что вы, что вы, – Апричин подстроился под манеру говорить коллекционера, – всего лишь консультант.

– В каких вопросах консультируете? – Воропылов явно тянул время.

– В жизненно важных, – ответил Ястреб. – Не хотите пожаловаться на обстоятельства?

– Пожалуй, что и хочу, – неожиданно ответил коллекционер. – Надеюсь, вы не «пишете» наш разговор?

– Пишу, конечно, – честно сообщил Апричин.

– Тогда я включу приборчик, – Воропылов нагнулся к одному из ящиков письменного стола. – Создам помехи.

– Да я выключу диктофон, чего там, – заверил Ястреб.

– Тогда, тем более… – Воропылов удобнее устроился в полукресле, как будто собирался пересказывать нечто милое и классическое, к примеру, Лескова или Диккенса, интонируя на наивных и романтичных поворотах сюжета. – Как-то пятьдесят седьмой перекрыл мне дорогу…

– Пятьдесят седьмой – это Юрий Маркович? – решил уточнить Ястреб.

– …заставил меня пятиться метров семьдесят. И ладно бы, проехал я задним ходом, но вот его взгляд… Спокойный такой. А на роже – умненькая усмешечка. Меня это до поясницы проняло!

– Высказались бы и всё, – заметил Апричин.

– Я и высказался, – барабанную натяжку перекосило гримасой, – но этот пятьдесят седьмой и разговаривать со мной не стал! Зато ткнул в бампер своего пластмассового пылесоса, где было накарябано «в жопу гламур!». Это было слишком.

– Вы и гламур? – искренне удивился Ястреб, но, ещё не акцентируясь на вопросе, понял, что сказал глупость. – Дело было в корявости надписи, верно? – Воропылов молча смотрел в стену и Апричин воскликнул: – Но ведь за почерк не убивают!

Анчутка, пыхтя и надувая щёки, выложил всё, что помнил об икоте, особенно напирая на крысиный хвост узлом. Немец задал баннику уточняющий вопрос, Перец слегка подтолкнул анчутку коленом, а Колбаса понюхал сквознячок. Молчаливо наблюдавший за сценкой Свирид резюмировал: «В общих чертах чёрту, хе-хе, картина понятна. С собой тебя брать не будем, не нужон». Такие слова весьма обрадовали банника, порадовали, вплоть до мобилизации, сыскарей и объяснили набегающую нетерпеливость Фырки.

– Интересно, что выжал из подозреваемого Ястреб? – риторически спросила она, но околоточный понял вопрос буквально и обратился к Колбасе: – Чего сквознячок-то принёс?

– Тот, которого девица называет хищной птицей, пытается прижать лысого, в открытую обвиняя его в убийстве, – доложил сыскарь.

– Толку-то! – Немец досадливо цокнул языком. – Ну, признается душегуб, а потом откажется и признание будет недействительным.

– А мы на что?! – загорелся Перец. Все молча глянули на него и Перец потух. Из ярко-малинового превратился в оранжевый. Получилось хорошо, – приятный и не раздражающий взор цвет.

– План такой, – нарушил молчание Свирид, пригласил сотрудников и Фырку под полузасохшую грушу, где группа и принялась умысливать этот самый план сообразно оперативной расстановке сил.

Обездвиженный восклицанием Ястреба Воропылов продолжал упираться взглядом в стену с голым кирпичом и трещиной ещё несколько минут, а затем неожиданно икнул. Очень тихо икнул, но уже через несколько секунд издал тот же звук, но значительно громче. Тут же икнул ещё громче и вскоре икал беспрерывно, икотой, похожей на птичьи крики. Ястреб несколько оторопел, видя такую жутковатую картину, а из наблюдательного состояния его выдернул голос Фырки, звучащий над ухом и извещающий о родившемся под грушей плане. Воропылов никакой чертовки, понятно, не видел, но икота – совсем другое дело. Коричневой мухой с красными глазками и зелёными крылышками ринулась она наружу, где встретили её стрельцы на номерах Немец, Перец и Колбаса, и Свирид, державший туес-ловец. Бац! – и за икотой захлопнулась крышка. Воропылов перестал икать и произнёс:

– Нет никаких доказательств, что я кого-то убил. Прямых улик нету, а от косвенных я откуплюсь.

– Человек вы состоятельный, это верно, – заметил Ястреб и пояснил свою позицию: – Мне не доказательства нужны, мне нужно понять, зачем…

– Зачем?! А я знаю?! – завопил, чуть ли не взвыл Воропылов. – Встречал этого пятьдесят седьмого, не поймёшь, я за ним следил, или он за мною, и вдруг – раз, а он в речку валится, а у меня охотничий карабин в руках!

– Так ты не помнишь! – осознал Апричин. – И как икал, тоже не помнишь?

– Я? – барабанная кожа сжалась на лбу Воропылова.

– Тебя бес попутал…, – Ястреб постарался подпустить в голос как можно больше ноток жалости.

– Дурака-то из меня не делай, – зло, барабанной дробью, рассмеялся коллекционер. – Какой ещё бес?

– Вы примите какое-нибудь успокоительное, товарищ Воропылов и тогда я вам кое-что продемонстрирую. Покажу, – пообещал Ястреб. Коллекционер внял предложению, закурил толстенную крепчайшую сигаретину, нервно покашлял и согласился: – Показывайте.

– Фырка! – позвал Апричин. – Тобой хотят полюбоваться. Остальными – не очень, но я их всё равно приглашаю.

Надо сказать, что реакция Воропылова случилась весьма сдержанной. Белое лицо и прилипшие к голому черепу уши – вот, пожалуй, и всё. Свирид же поглядывал на коллекционера вальяжно, помощники – настороженно, а Фырка – нахально. Молчание первым нарушил хозяин кабинета.