Фырка. 58- ая грань

– Вероятно, но их осталось слишком мало, чтобы слишком быстро влиять на процессы.

– Но нас осталось ещё меньше, – возразил Волхв.

– Да, так и есть, – Деревниш прикрыл пречёрные глаза, откинулся на спину, не изуродованную никаким горбом. Шапочка упала с его головы, седые волосы сплелись белым серебром дальних галактик. Так, с прикрытыми глазами, он и спросил:

– А если Скитающийся Скиф не простит тебе разлуку с любимой и с верным другом?

– Если не простит, то попробует меня убить, – лишь в самой глубине безмятежного ответа Волхва опасной искрой горел малюсенький огонёк ожидания. В самой-самой глубине волхв не знал, устоит ли он перед убийственным гневом Бедавера. Деревниш увидел это сомнение, это незнание, но промолчал. Молчал и Волхв. Он вспоминал.

Алмазный поход

(интерпретация воспоминаний Волхва)

Он ждал встречи со Скитающимся Скифом в старой, практически, уже в заброшенной лаборатории. Таких, крытых защитным экраном – отверделыми кристаллами воздуха, ополий, было особенно много к востоку от серых вод Ра, которую потом назовут Волгой. Лаборатории, они же воспоминания о мечте быстрого возвращения домой, сохранились до сих пор. Такие, как Аркаим, нынешнее пристанище туристов-фантазёров, и его менее известные собратья. Тогда же, когда Волхв дожидался Сарраса, лаборатории служили не только прикрытием, но и укрытием. Волхв ждал и думал. И чем честнее были его мысли, тем очевиднее становилось понимание, что план реабилитации провалился.

Реабилитация… Великий замысел! На грани веры. Частью этого плана и были эксперименты с узлами параллельностей, названые наузами. Но… То ли купола не достигли нужной стерильности, то ли ещё хуже – конструктивная ошибка, но чистой силы не получилось. И из древних обитателей лесов и рек, полей и болот, гор и пещер получилась сила нечистая. А стереть последствия неудачного эксперимента клан волхвов не смог, помешали вечные практики геологии и лекари по зову сердца, маги-деревниши. Сумасшедшие гуманисты! Новоявленная нечистая сила вернулась в свои пещеры и горы, болота и поля, реки и леса, к своим сородичам, избежавшим эксперимента, и началась мутация. Неудачей закончился эксперимент, так посчитали волхвы, но главная неудача постигла предтечей именно в самой сердцевине Реабилитации – в эксперименте «Чела Веков».

Волхвы взялись утверждать, что генетический сбой принял необратимый характер форменной неизбежности, однако, что делать с людьми, которые рождались пустыми контейнерам, к единому мнению волхвы не пришли. Часть экспериментаторов и их поддержали деревниши, предлагали бросить все силы на развитие чела вековой цивилизации. Другая группа волхвов требовала прекратить эксперимент и уничтожить чела вековые сообщества. В этом их поддержал малочисленный клан ловцов. И заполыхал праздник благородных – война! Люди потом сочинят великие легенды о великих временах, когда бой всегда шёл лицом к лицу, в отличие от войн нынешних, где всегда стреляют только в спину; а пророки напишут заветы; а писатели – сказки.

И теперь, когда Великая Война, спалив даже то, что и гореть-то не могло, затихала, Волхв ждал вестей от хранителя 57-ой грани. Ждал послания, которое мог доставить самолично последний рыцарь Чаши Господней. Мог, но предпочёл сгореть в солнечном ветре! Об этом рассказал Кряжец, принёсший весть. Булатным мечом высеченные в сгустке энергии слова:

Где нет богов, там реют привидения.

Эти слова определяли будущее, заволакивая память непроницаемой темью, ибо эти слова были последними, сказанные Кормчим, царём корабля и воеводой экспедиции. Ценой потери модуля на дальнем вензеле бесконечности, команда смогла выполнить главную задачу экспедиции – выравнить орбиту Земли между Пространством и Временем. Цена была высока! Корабль швырнуло краем солнечного ветра, разрывающим тоннель чёрных и белых дыр, ударило о Земь и интеллект ракеты, матрица её управления разбилась! Уникальный кристалл, который люди назовут Великий Изумруд и Грааль, разлетелся на мелкие осколки, магические сами по себе, но непобедимо могущественные только в едином целом. Экспедиция не могла сообщить о себе матери – Глории, не могла и вернуться назад. Не могла сразу, потому надо было терпеливо собирать силы, но команду подвели древние обычаи. Загремел первый уровень угрозы – Набат. И то, что следовало за Набатом – совет. И там-то, на совете, прежние противоречия выплеснулись в открытое несогласие кланов друг с другом, а затем и в самое опасное – противоборство внутри кланов. Чтобы предотвратить войну, а на деле – разжигая её, Первый Ловчий предложил разделить осколки матрицы между всеми выжившими участниками Похода. Дескать, это будет гарантией возвращения домой ка-ждо-го! И большинство, а среди них и Волхв, поддержали предложение. Тогда-то Кормчий и произнёс свои последние слова. И ушёл на командный мостик и больше его никто никогда не видел. И начался делёж осколков, который довольно споро привёл к злоумыслию, в том числе и по недомыслию, к коварным обманам и воровству. Закончилось Великой Войной. Её будут помнить долго и назовут битвой богов и титанов.

И вот Волхв ждал прихода собирателя осколков матрицы, полукровку – сына титана от земной женщины. Бедавер был последним из собирателей, из рыцарей Чаши, и Волхв, единственный из своего клана, кто знал, что ценность осколков матрицы заключалась только в одном камне – в том, что унёс с собой Кормчий, Волхв подозревал – вне клана существует один деревниш и один ловчий, которые тоже знают о ценности квазикристалла. Вероятно и полукровка Бедавер догадывался о сути, хотя как надеялся Волхв, не совсем понимал эту суть. Для невозможности понимания, невозможности дешифровки и воздвигалась легенда о величайшем подвиге героя – об охране 57-ой грани. О границе, которая была лишь условностью, но ведь жизнь и состоит сплошь из условностей. «Какая жалость, что скиф не дошёл! – подумал Волхв. – Я убил бы его прямо здесь, и дело было бы сделано. А теперь…» Волхв поставил ногу в стремя:

– Отвези меня к царевне Сапфир, конь Кряжец.

– Я ждала тебя, мой герой! Боже, как долго! – воскликнула Сапфир.

– Я шёл долго, потому что у меня не было верного коня, – сквозь печаль улыбнулся златоокий.

– Мне жутко жаль, – Кряжец едва удерживал слезу длинной ресницей.

– Мне тоже, – Саррас поцеловал царевну.

Жар! Жаром горят сердца влюблённых.

Алмазный поход

(воспоминания Кряжца)

Долог и тяжек был путь назад, но за три ночи до подхода к кургану Волхву и коню повезло. Внеся разнообразие, к ним прибился путник, которого сопровождали два прислужника, а вёл никуда не спешащий проводник. Путник был иноземным, чужим для этих мест, хотя внешностью случился типичным иудеем из Хазарата. Назвался ромеем Херодатовым.

– С какой целью путешествуешь? – спросил ромея Волхв, представившийся звездочётом Лугом.

– Желат знат нрав загадка скиф! – с готовностью ответил Херодатов и показал на свои голые ноги, к ступням-плёснам которых козьими жилами были привязаны какие-то выскобленные плоские дощечки. – Загадка – дикий варвар штаны надет.

За пару дней ромей много чего наговорил, его русский язык становился получше, но тюркский никак Херодатову не давался и, хотя проводник Алдын не скрывал насмешки: «Раздуды туды елды!» – подозрение, что ромей придуривается, крепло в его голове, ведь странно учёному человеку из византийских краёв, изрядно заселённых кыпчаками, не знать их языка. Прислужники-будины рассказали Лугу, что у Херодатова какая-то дурная мечта – нажраться из огромного золотого котла каши. Этот котёл, утверждал ромей, Царские скифы привязывают к двум великим столпам, навершием которых служат тоже золотые чаши, только перевёрнутые и надетые на столбы, будто горшки на жерди тына.

– Оголодал…, – сочувственно ухмылялся звездочёт, а Кряжцу предложил войти в Град.

В городские ворота въезжали, аккурат, когда Солнце входило в зенит. С Херодатовой подорожной возникла заминка, но Алдын быстро разрешил незадачу, размахивая руками и алтыном перед мытарями, одновременно горячо восклицая: «Елды! Балды! Лабуды!» Едва прошли ворота в могучих кромлях башен, как Град залился колокольным звоном.

– К обедне звонят, – Алдын снял чалму и перекрестился.

– Обед! Каша! – всполошился Херодатов. – Бистра! Надо бистра!

Зачем отказываться от такой забавы, ведь далеко и идти не надо – главная площадь уже в двух шагах. А на ней стоят три храма. Два с огромными одинокими куполами, крытыми золотом; первый с единичной белой колокольней, венчанной тоже золотым куполом, второй же – с двойными колокольнями в остроконечных лазоревых навершиях. Третий храм был утыкан золотистыми, солнечными маковками-луковицами, а заместо колокольни стоит узкая белокаменная галерея и вся она увешана колоколами, от больших до совсем колокольцев. И звон! Не стоит. Плывёт.

– Какая сдез котёл? – вертел головой Херодатов. – Народез теребует каша?

– Дурень! Халда голоногая! – потешались провожатые прислужники. – Это ж купола! Какой тебе котёл…

– Недотыкма! Балбес! – хохотал проводник. – Это ж колокола! Какая тебе каша…

– Это церкви, храмы, – улыбаясь, пояснил Волхв, он же звездочёт Луг. – Не на обед колокола сзывают, а к обедне. Помолиться людей собирают.

– Нет каша?! – ромей Херодатов выглядел ужасно растерянным и разочарованным.

В этот-то миг Кряжец и увидел платье с золотым и жемчужным шитьём. Береста! А рядом узловатый страж с хищным лицом. Жилистый! Коршун. «Надо спешить в замок к царевне!» – очень громко и человеческим голосом сказал Кряжец Волхву. Будины и Алдын сели на мостовую, отвесив нижние челюсти, а Херодатов лишился и так уже встревоженного сознания.

Лицо Сапфир исказилось необычной гримасой и на какое-то мгновение почудилось, будто это личина колдуньи Бересты.

– Какое твоё последнее воспоминание? – спросил её Бедавер.

– Хохот Бересты в чёрной пещере, – тихо проговорила Сапфир.

– А до чёрной пещеры?

Алмазный поход

(то, что решило судьбу Сапфир)

Сердце женское не выдерживало неизвестности и ожидания, и царевна заняла себя делом. А какое оно, царское, пусть и царевичево дело? Обычное, – царствуй. Сиречь, разбирай, кто знатней из знатных, а кто умней из думных. Отсеивай плевелы от зёрен.

Думный дьяк – управляющий хозяйством всей крепости, всего замка. Доходное дело, но пошла у дьяка неудача за незадачей да недодача при сдаче, и зашаталась под ним скамья. Поведут под ворота завистники. Крохоборы! И за что? Подумаешь, то грошика, то скрупула не хватает… Мелочь. От вас не убудет. А дьяку – состояние.

– Послушать тебя, так всё-то на грани «чуть-чуть», – говорила царевна дьяку. – Или я не так понимаю?

– Истинно так и получается, Свет наш! Само по себе получается! – горячо доказывал дьяк, у которого тревогой ныл хребет. И было от чего, – сколько дьяк ни хитёр но воровство… За это кол полагается. А кол не скамья, не зашатается. – Чуть-чуть и получается, хоть лоб расшиби!

– А представь себе, достопочтенный… – за спиной царевны чёрнобурая лиса поймала неосторожную крысу и потащила её в дальний угол, – представь, что перед тобой стоит миска, наваристых щей, где мяса больше, чем капусты. А ты уже три дня только чёрную корку грыз да водой запивал. И начинаешь черпать этих щей большой ложкой, но каждый раз не доносишь ложку до рта. Чуть-чуть, но не доносишь! Час идёт, другой… а ты всё не солоно хлебавши. А живот-то от голода сводит.

– Представил, – робко пискнул дьяк.

– Так вот, это-то и называется «чуть-чуть не хватило»! – брови царевны грозно сомкнулись. – Ты у кого воровать вздумал?! Кому ложку до рта не донёс?! Мне, своей владычице?! У царей тащишь! Иль не знаешь, что воруя у царей, воруешь у народа? Что когда врёшь царям – народу врёшь!