Фырка. 58- ая грань

– По мне, хоть хрен! – жемчужно разулыбалась госпожа психолог. – Я спрашиваю, кто ты?

– В смысле? – не понял Перец, и почувствовал, что он не простой перчик, но «чили», причём изнутри. Зажгло, будто расплавленным свинцом.

– Вай!! – взвыл Перец. – Я помощник Свирида!

– Околоточного, что ль? Тьфу ты! – Джильс натурально сплюнул. Психолог и фершал были разочарованы, выход на чертей им был не нужен.

– Выкинь овоща! – приказала Береста и Джильс поволок неудачливого агента к жёлобу, что вёл в водосток. Тащил за шкирку, потому Перец ничего не видел, кроме мелькания плитки на полу, зато очень хорошо услышал восклицание колдуньи: – Какой сюрприз! Каким ветром, господин гимназист?

– Жарким, – донеслось до Перца и он полетел в водосточную трубу.

Алмазный поход

(личный вариант)

Царевна Сапфир слушает ночь, слушает ночной ветер… Может он принесёт весточку от Бедавера. Не приносит. Колдунья Береста касается пальцами сгустков ночного ветра, пытаясь проникнуть в его вести…

И чем дальше нёс Кряжец витязя, тем реже росли васильки, тем жёстче становилась трава, пока не стала ковылём, пока не дохнула полынью. И горечь пронзает воздух. Коршуну лететь всё труднее. Небо, то поднималось, то опускалось, а с ним поднимались и опускались звёзды, прячась в лучах Золотого Лика и убегая от этих лучей. И покатилось перекати-поле, вслед земля стала зыбучей, и витязь сошёл с коня, а железные подошвы и подковы их утопали в песке, а коршун больше не мог лететь сквозь летящую крупу и вцепился когтями в опустевшее седло. Но повеяло большой водой, песок потемнел, и на гладком блюде его печатались следы витязя и коня. Золотисто-желтоватый туман возник перед ними, но стоило им шагнуть в него, как туман исчез.

А встало несжатое поле жита. И не было страшней и опасней картины, ибо на перезрелый колос падал снег.

И был колоссальных размеров зарод сена, такой, что подпирающими с боков жердями служили корабельные сосны. А на самом верху его лежало огромное мельничное колесо, на нём и стояла дышащая жаром печь, на которой сидела одна четвёртая часть разбитого глиняного Херувима, известного ещё как Сфинкс, часть по имени Ганиэль, то есть человек, лишившейся трёх четвертей – Кафзиэля, Азриэля и Аниэля, сиречь, льва, быка и орла.

– Что, жнецы, где же ваши острый серп и быстрая коса? – треснувшим голосом спросил Ганиэль.

– Вот они! – ответил витязь, выхватывая клинок и ятаган.

– Ты зачем злобствуешь?! – удивился человек, и голос его треснул ещё больше. – Я просто устал видеть гибнущее зерно. Девять ночей на яйце просидел, да уж и девятый день кончается.

От таких слов коршун задёргался и кинулся к Бедаверу: «Он высиживает огненный ветер!» Девять суток – таков срок, значит, скоро яйцо лопнет!» Кряжец шевельнул ушами и злобно оскалился. «Разве Суховей настолько страшен?» – спросил Бедавер коня и птицу. «Огненный ветер Рах – огненный дух, хищная птица – дракон», – торопливо объяснил коршун.

– Ну, выходит мы у конца пути, – сказал Саррас. – Помните надпись на камне? Вот мы и пришли, чтобы зажечь ветер.

– И что делать? – спросил Кряжец.

– Сражаться, – ответил витязь.

– Я на погибель не нанимался! – крикнул коршун.

– Ты вообще не нанимался, – Бедавер ткнул пальцем в птицу. – Лети! Твоё задание закончилось. – Коршун решился, поймал могучий порыв летящего крупяного мессева и пропал с глаз.

– А твоё задание, Кряжец, только начинается, – витязь обнял коня за шею. – Ежели я не пройду, то дойдёшь до Волхва ты, ему и передашь письмо, оно уже в твоём седле. – И, не обращая внимания на возражения коня, Бедавер крикнул Ганиэлю: – Я – последний рыцарь Чаши Господней и имею право на поединок с кем угодно! Я бросаю вызов твоему ветру!

– Я уж думал не дойдёшь, как в первый раз, – на высоком крыльце стоял грузный плечистый старик. Он подождал, когда Саррас Бедавер поднимется и обнял хранителя 58 грани.

– И не дошёл бы, кабы не живая вода. Деревниш. Не знаешь, где он?

– Знаю, – заулыбался Волхв. – У меня гостит. Тюбетейки шьёт.

– Значит, всё-таки скоро перерождение, раз деревниш вокруг крутится, – сказал Саррас.

– Он камешки твои подобрал, – сообщил Волхв.

– Да это опять не те, – махнул рукой Саррас.

– Сколько мы не виделись? – Спросил Волхв. – Четверть века?

– Вроде того.

– И сколько ты нашёл осколков за это время?

– Пятьдесят семь, – Бедавер нахмурился.

– Символично, – Волхв повёл хранителя в дом.

Вряд ли кто из читателей бывал в таких домах, а потому можно чуть подробнее осмотреться, хотя подробность мало что даёт непосвящённому. Удивительная и причудливая мебель, ну и что, мало ли в скольких домах бывает такая… Такая – всего в нескольких десятках жилищ на всей планете. Ибо мебель вся – из каменного дерева и все кресла снабжены обсидиановыми подлокотниками, от серого до красного цветов. Необычные светильники, да и освещение необычное, кажется, что свет этот – живительный воздух. И что с того, ведь хозяин является физиком, всякие лампы может напридумывать. Полы деревянные, а идёшь, словно по ковру. Двери массивные, а проходишь, будто в пустые проёмы. И что совсем необычно для академика, так это наличие малого количества книг, хотя мощнейший компьютер присутствовал, но создавалось впечатление, что включали его всего один раз, при установке. Однако главным помещением дома была библиотека. Вот только источники информации не книги и дискеты да флэшки, но… камни. Кристаллы, собственно говоря.

– Как здоровье? – спросил деревниш.

– Твоей помощью, – ответил Бедавер.

– Ну, не совсем, – улыбнулся сожжённой улыбкой деревниш, намекая на женщину, на Медовую.

– Тебя как ныне зовут? – спросил Бедавер.

– А-а, Деревниш и зовут.

– Давайте-ка, к делу, – предложил Волхв.

А делом будут камни. Кристаллы. В этом кабинете-библиотеке действуют иные законы решёток, иные законы граней, да, в общем-то, иные законы пространства, времени и информации. Конечно, это несколько необычно, но разве человечество, то, которое способно мыслить, не знало этого всегда? По крайней мере, догадывалось. Даже, мечтало. И было бы смешно и нелепо, если бы я взялся сейчас описывать предположение о вероятности существований тысяч вселенных внутри самих себя, а закончил бы все эти рассуждения в каком-нибудь гигабайте на каком-нибудь мегабайте подачей модной болезни, пардон, модной гипотезы, что наша Вселенная цвета «беж» летит по туннелю от чёрной дыры к дыре белой, а может и наоборот. Ничего этого делать я не буду. Я лишь опишу ту малую часть, что я увидел и услышал, ту, что смог понять. Ибо, даже от малой части, я не сплю сотни ночей и воля моя подвержена испытанию вихрем, огненным вихрем, способным сжечь все мои знания, всё моё воображение, а возможно и меня самого.

Алмазный поход

(личный вариант)

Огненный луч горел белым калением, этот белый слепящий свет, возникший внутри яйца, могучим алмазом резал скорлупу твёрдости диорита. В этом слепящем калении убегал Ганиэль, а ждущие его Кафзиэль, Азриэль и Аниэль кричали витязю Саррасу Бедаверу, скитающемуся скифу и последнему рыцарю Чаши Господней: «Ветер Рах принимает твой вызов!»

А Бедавер встал в неубранное жито и облик его теперь столь величественен, что скачущий прочь конь почти обезумел. Трещина же в яйце расширялась, и вскоре на волю вырвался первый протуберанец, именем Золотой Гун, что звучит как Циркон, а по-русски, то есть, по-скифски, – златоцветный якинт. И сжёг золотой порыв золотую ниву и навсегда их отсвет остался в очах Бедавера! Всегда этот отблеск будет возрождаться вместе с Финистом. Чёрная сожжённая земля окружала витязя, и булатное тело его переливалось от жара дамасскими разводами. Древнее космическое железо дало витязю свою защиту, но лишь до поры, до времени. Яйцо раскололось и стали видны внутренние стенки, которые, словно раковины перламутром, были облиты каменными потёками сангвина, похожего на запёкшуюся кровь талисмана чернокнижников. Среди этой каменной крови дрожала нетерпением кристаллическая решётка белого каления, и вот она ринулась на Бедавера!

Клинок разрубил пылающую птицу – дракона, но последняя вспышка сожгла витязя! Убитый ветер Рах был унесён свежим ветерком дальней большой воды, а на сгоревшее поле опустилась настоящая гешири, чёрная армянская ночь и на прожжённой в локоть вглубь земле лежали куски гишера – чёрной яшмы, а на них опускались перья цвета златоискра. Алмазный поход закончился. Сапфир напрасно ждёт своего Сарраса.

– Вот они, первые гагаты, – Деревниш показал рукой на полку, а Волхв кивнул.

– Словно некрофил хранишь останки, – заметил Бедавер.

– Брось болтовню, – посоветовал Деревниш. – Вероятно твоё ближайшее перерождение станет последним. – Бедавер посмотрел на Волхва и тот заговорил: – Человеческие технологии достигли выдающегося уровня и, если мы добавим к ним свои знания и все собранные осколки Чаши Господней – Великого изумруда Сатаниила, то сможем воссоздать сию Колыбель.

– Я очень устал, – сказал Бедавер. – Я не могу пить живую воду, как наркотик. Я больше не могу без любви и дружбы.