Перед грозой так пахнут розы

Вот только работать на киевскую фирму я не буду.

А буду работать по подготовке изгнания фашистов с Донбасса, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах там не бросали под поезд молодых жён и не разбивали головы священникам во время богослужения.

Постояв с такими мыслями в течение нескольких минут, я плавно надавил педаль газа.

Мерседес устало чихнул двигателем и скрылся в темноте.

Эпилог мемуаров. Белокурый лейтенант Рамирес.

Я должен был выйти на работу в Луганске в понедельник 24 марта в 9 часов утра, но пока я приехал на машине из Киева и поспал в ней хоть сколько-нибудь, в офисе удалось появиться только около 12 часов.

Впрочем, в надвигающемся хаосе отсутствия руководителя в филиале никто и не заметил.

Я чисто формально отметился в конторе, немного ознакомился с обстановкой на месте, и спустя всего три с небольшим часа, выехал в родительский дом.

– Ты похудел, постарел, и виски седые, – с порога заметила мать, хотя с момента нашего расставания прошёл всего месяц.

Я не спешил рассказывать о пережитом, что заставило меня поседеть, и отмахнулся, что, мол, очень устал, ехав за рулём всю ночь. Чем позже она обо всём узнает, тем лучше.

Несмотря на то, что я не предупреждал о своём прибытии, маме было, что выставить на стол с целью откормить осунувшегося сына.

За обедом она спросила меня, почему я без жены.

Мне очень не хотелось сообщать страшную весть, и поэтому я попытался хоть чуть-чуть выиграть время:

– А ты почему одна? Где же отец? Неужели этот неугомонный живчик снова устроился на работу, не усидев дома на пенсии? А как же сердце?

Реакция мамы оказалась неожиданной. Она резко вскочила со стула, отвернулась к стене и срывающимся голосом прокричала:

– Нет больше с нами Володи!

– Где, когда и как? – только и смог я выговорить. Тон этой реплики получился максимально сухим. Я не заплакал, потому что уже не мог. Все слёзы выплакал на днях, на всю оставшуюся жизнь. Теперь мои сухие глаза могли только пылать гневом.

А мать успокоилась и смогла изложить по порядку:

Рассказ матери о смерти отца

– Десятого числа поехал папа в областной центр за инструментами. Чтобы починить проводку в гараже. Я как чувствовала, что не надо туда соваться, когда там так неспокойно. За завтраком его отговорить пыталась. Но ты ж знаешь своего папашу – такой же упёртый, как и ты в него уродился. Пока он ехал туда на маршрутке, к вокзалу подъехал так называемый «поезд дружбы» – это шпана из правого сектора пожаловала, из Тернополя. Зашёл, значит, Володя в магазин строительный, а они зашли в кафешку напротив. Пока он выбирал нужный товар, не спеша, они там бесплатно выпили всю водку, на правах хозяев страны, и стали задирать персонал. И когда он уже выходил, вывалились и они из дверей, таща молодых официанток к своим машинам за волосы. У входа стояли бледные, как полотно, милиционеры, охраняющие магазин, даже и не думая о том, чтобы им помешать, а думая только о том, лишь бы они на выручку в кассе не позарились. А твой папа с юности не мог смотреть, как обижают слабых – ещё в семидесятых годах дрался с хулиганами, унижавшими интеллигентов. А тут женщин бьют на глазах у милиции. А Володя – пенсионер и сердечник, куда ему с молодёжью биться. Он значит, молоденького милиционера в спину толкает:

– Как ты можешь спокойно смотреть, что среди бела дня совершается преступление? Иди, разберись.

А тот и отвечает ему:

– Дiдо, шо ж я могу з цiм отрядом зробити? Вони ж зараз офiцiйна влада.

Отец побледнел, стал задыхаться:

– Эти подонки? Официальная власть?? Умереть – не встать!

Он и умер, и не встал. Сердце не выдержало. Инфаркт миокарда. Упал на асфальт, как подкошенный, и скончался ещё до приезда скорой помощи.

Я, как мне сообщили о его смерти, хотела тебе позвонить, а ты недоступен был.

Тогда я позвонила Наташе и сказала:

– Наташенька, передай Андрею, что отец умер. Пусть возвращается домой, если хочет успеть на похороны.

Но не договорила – связь прервалась.

А потом подумала:

– Ну, куда вам срываться из-за границы, да ещё и в медовый месяц?

И больше не звонила – не хотела расстраивать вас раньше времени.

Думала, возвратитесь из путешествия, там и свяжемся.

Через неделю я снова тебя набрала, но твой телефон опять был недоступен.

* * *

– Восемнадцатого вечером я сидел в тюрьме, – прошептал я сквозь зубы.

– Ой, сыночек, и тебе досталось от бандитов, власть имущих, – снова запричитала мать.

Мне ничего не оставалось, как в ответ на мамин рассказ изложить, насколько много мне от них на самом деле досталось, и почему я приехал без супруги. Как можно короче, с минимумом шокирующих деталей. Во-первых, эти события для меня самого – незаживающая рана, и не стоит лишний раз сыпать соль на неё. А во-вторых, только мать потерять теперь мне не хватало – её сердце тоже далеко не молодое.

Я дал ей время одеться, и мы пошли на кладбище.

Короткий путь занял совсем мало времени, и вот мы уже стояли у свежей могилы с надписью «Соколов Владимир Павлович. 09.02.1948-10.03.2014».

– Какая же, всё-таки, чудовищная цепь нелепых случайностей, – думал я, склонившись над ещё не осевшим холмиком, – если бы Наташа дослушала мамин звонок. Если бы я перезвонил маме из Италии. Или Наташа перезвонила. Мы бы решились на эмиграцию. Если бы… Если бы… Впрочем, кто бы тогда был рядом с мамой, чтобы она злой волей бандитов не последовала за отцом? Кто бы оказал сопротивление во время разгрома храма в пригороде Киева?

– Да что уж теперь пилить опилки? – раздражённо брякнул я вслух и пошёл прочь с кладбища, так быстро, что престарелая мать не поспевала за моими размашистыми шагами.

Придя домой, я только тогда заметил, что в коридоре стоят не распакованные инструменты, купленные папой в последний день своей жизни. Значит, не все менты такие, как генерал Кушнеренко. Есть и честные.

Я тут же пошёл в гараж и доделал дело, не завершённое отцом. Когда стемнело, в гараже стало можно зажигать свет. Если бы каждый украинец, вместо того, чтобы тусить с лоботрясами на Майдане, починил у себя дома хоть что-нибудь, мы бы жили богаче, чем в Евросоюзе, куда изо всех сил рвутся те, кто скакал на Майдане. Если бы. Опять если бы.

Вскоре я овладел собой, и мои мысли стали более практичными. Когда я закатывал Мерседес в отремонтированный гараж, то подумал, что машина с киевскими номерами пригодится в грядущей борьбе. Её не станут останавливать на блок-постах бойцы национальной гвардии. Если я потерял из-за бандитов близких людей, великое ли дело будет, коль отдам на борьбу против них имущество?

* * *

На следующий день я был в офисе вовремя и сразу основательно взялся за дело.

Не успел закончиться рабочий день, как из коллектива были вычищены идейные сторонники Майдана.

В оставшиеся дни до восстания мы сосредоточились на выездах к клиентам, даже в ущерб прямым продажам. Сервисные инженеры и менеджеры не только проворачивали дела фирмы, приносившие прибыль. На встречах с клиентами особое внимание уделялось возможности внезапно завязать разговор и склонить хотя бы ещё одного человека на нашу сторону.