Шумные соседи

Кореша пастуха посмотрели на пострадавшего, шагнули назад. Протяжный ик пастуха перешёл, наконец, в нормальную икоту. Через несколько секунд пастуха отпустило. Всё это время кореша пастуха смотрели на меня с ненавистью, ужасом, и желанием поскорее смыться.

Пастух очнулся, обернулся, кивком призвал соратников к оружию. Троица обнажила клинки.

Вот времена пошли, а? Уже недоношенные курцы конопли, и те мнят себя серьёзными пацанами, которые знают толк в поножовщине! Ну куда это годится?

Ножички бойцам продали дерьмовенькие, но я не очень-то хотел, чтобы те три дерьмовенькие железки почесали мне печень. И ещё я понимал, что, когда орлы начнут разлетаться по сторонам, ненароком могут поцарапать мой клёвый джипчик своими погаными булавками из низкопробного железа. Потому я отбежал в сторону от джипчика метров на десять.

Пастух и его команда моё перемещение на местности восприняли как проявление трусости, погнались за мной.

Пока ждал орлов, краем глаза заметил красную машинку, что проезжала по трассе мимо пляжа, где я резвился с травокурами. За рулём сидела молоденькая блондинка. Вместо того чтобы смотреть на дорогу, девчонка пялилась на меня и троицу травокуров. Глазищи у девчонки выглядели такими огромными, что только глазищи я и запомнил. И ещё я запомнил, что девчонка говорила по мобильнику.

Я напал первым. Крутого пастуха я двинул пяткой в ногу, чуть выше колена. Пока пастух осознавал, насколько это больно, я той же ногой, которой двинул пастуха, треснул под дых того орла, что подлетел справа. Левому повезло меньше: у него я выбил нож, и при этом вывихнул бедняге большой палец руки, которая даже нож держать, и тот толком не умеет.

Через семь секунд после начала драки спарринг-партнёров у меня не осталось.

Орёл с вывихнутым пальцем стоял на коленях, дёргал вывихнутый палец, кусал губы. Пастух сидел на заднице, скулил и растирал бедро. Тот, что бился солнечным сплетением о мою пятку, хрипел и пытался восстановить дыхание. И ни один из травокуров продолжить разговор не пытался.

Пока травокуры очухивались, я подумал, что Ковылякин попал по полной программе. Это ж надо было додуматься подсылать ко мне орлов с ножичками! Я решил, что уж после стрелки на пляже “Стрелка” руки у меня развязаны, и я могу крутить Ковылякина на правду об алиби Вадика на всю катушку. Я даже позволил себе подумать о рукоприкладстве в интересах следствия. Всё по-честному. Ковылякин хотел, чтобы отрихтовали меня. Значит, я могу хотеть рихтовки Ковылякина.

Вдалеке завыла сирена. Не успел я подумать, что хорошо бы сдать троицу с ножичками стражам ненаводимого порядка, как из-за поворота трассы вынырнул милицейский “бобик”. Возле съезда к пляжу “бобик” с визгом притормозил, затем покатился ко мне и побитым орлам.

До меня вдруг дошло, что если орлов повяжут, то те не долго думая Ковылякина сдадут, и при этом даже не икнут. Орлы ведь крутые только на улице, с ножичками да против безоружных. В кабинете следователя орлы смахивают на мокрых куриц.

Конечно, в камере орлам самое место, но если орлов повяжут, и те сдадут Ковылякина, то поговорить с Ковылякиным про алиби Вадика я не смогу.

Я отыскал взглядом ножички орлов. Два нашёл, один, видимо, в ходе потасовки утонул в песке. Те орудия преступления, что отыскал, я ногой вдавил в песок, да для надёжности ещё и нагрёб кучку песка сверху.

“Бобик” остановился рядом с моим джипчиком. Из боевой машины милиции без излишней спешки выбрались четверо в форме. Трое направились к орлам, один подошёл ко мне, улыбнулся, кивнул в сторону побитых орлов.

– Нарушают?

– Не успели.

– А нам сообщили, что три урода с ножиками напали на одного безоружного. Одна проезжала тут мимо, да увидела.

Я вспомнил блондинку в красной машинке, послал девчонке мысленную благодарность за гражданскую сознательность. Другая бы проехала мимо. Разве что сняла бы драку на мобильник, чтобы повесить на свой блог и хвастать перед друзьями.

Мой собеседник потянулся к дубинке.

– Очень правильно, что вы нашли время для воспитательной работы. Помочь?

– Управлюсь.

– Выходит, мы зря палили казённый бензин?

Трое стражей схватили побитых орлов за шкирки, поволокли к “бобику”. Я посмотрел на собеседника просящим взглядом.

– Что, если вы этих бойцов отпустите?

– Как я объясню шефу холостой выезд?

– Когда вы приехали, то никого не застали.

– Зачем вам эти уроды?

– Если вы их посадите, то после отсидки они станут уродами в квадрате.

– Если мы их не посадим, они нападут на кого-нибудь ещё. А если им подвернётся не такой как вы, а старушка-пенсионерка?

– Вы думаете, что после отсидки старушка им не подвернётся? Тюрьма их не исправит.

– А что исправит? Дом отдыха с психологами?

– Я с ними ещё не договорил.

– Вот это другой разговор. Только если перестараетесь, и мы тут найдём три трупа, то я вас запомнил.

– Договорились.

– Значит, заяву на них писать не будете?

– Нет.

– Тогда удачи в воспитательном процессе.

Мой собеседник пожал мне руку, дал сослуживцам команду: битых орлов в “бобик” не запихивать, а того, которого запихнуть успели, выкинуть.

Когда “бобик” укатил, орлы так и остались сидеть на песке, смотреть на поворот, за которым скрылся “бобик”, при этом выглядели офонаревшими до онемения.

Я – злой и жестокий садюга – несчастных травокуров добил: сказал, что тот пакет, что обронил Ковылякин, я сжёг. Если не верят, то пусть смотаются на дачу Ковылякина, разгребут кучку пепла в камине, да понюхают, чем пахнет сгоревший дотла пакет конопли.

Травокуров мой жестокий рассказ убил. Я думал, что с горя начнут рвать на себе волосы.

Я записал номер “девятки”, на капоте которой восседали орлы, когда я прибыл на стрелку. Сказал, что если ещё хоть про одну-единственную пакость травокуров прознаю, то по номеру машины найду и прибью всех троих.

Два ножика я из песка выковырял, зашвырнул в реку. Третий клинок я так и не нашёл.

Пока я возился с ножиками, травокуры уселись в “девятку”. Я махнул орлам на прощание, крикнул, чтобы больше мне на глаза не попадались, потопал к джипчику. При этом я повернулся к орлам спиной. Я ж не знал, что травокуры окажутся неблагодарными до такой степени, что за всё то хорошее, что я для них сделал, попытаются наехать на меня своей зашарпанной “девяткой”.

Таки попытались. Когда проезжали мимо, вильнули в мою сторону. Если бы я вовремя не отскочил, то колёса “девятки” вдавили бы меня в пляж “Стрелка” за милую душу. Как бы я ни отскакивал, а стукнуть меня крылом по ноге таки успели, сволота. Да так хорошо стукнули, что я аж свалился.

Травокуры назад не сдали, меня не додавили. Когда я поднялся и отряхнулся, “девятка” травокуров уже неслась по трассе к городу.

Я махнул на идиотов рукой, растёр ушибленную ногу, отряхнулся, влез в джипчик, направил оглобли в сторону дачного кооператива “Ракитная роща”. По пути заехал на заправку.

После того как накормил моего коня, заправщик уделил внимание и мне. Сказал, чтобы я на досуге посмотрел на себя в зеркало.

Я зашёл в призаправочное кафе, что отпугивало дикими ценами, прошёл в туалет. Когда я осмотрел себя в зеркале, то пришёл к выводу, что мне не помешало бы как минимум переодеться. Мои белые шмотки после моего падения на пляже “Стрелка” стали грязно-серыми, притом мятыми, словно я упал не всего-то один раз, а будто меня волочили по пляжу с километр.