Письма к незнакомцу. Книга 5. Красота

Собрались граждане Афин и потому, что любопытно было, и потому, что в те демократические времена принято было следить за происходящим вокруг. Если человек не интересовался ни общественной, ни политической жизнью страны, древние греки называли такого – идиот. Считалось, что происходит гражданская изолированность от недостатка ума. Сейчас идиотами выглядят как раз те, кто бурно политикой интересуется и пытается что-то изменить…

Честно признаюсь, Серкидон, я на том суде не был, не сидел ни в первых, ни в последних рядах. А посему нужен нам надёжный источник, из которого будем черпать.

Предлагаю Вам, Серкидон, весьма достойную кандидатуру. «Я не предвижу возражений на представление моё»[61 - Строчки из «Евгения Онегина».]. Маргарет Дуди[62 - Дуди Маргарет (р.1939), родилась в Канаде, профессор литературы университета Нотр-Дама, пишет детективные произведение, действия в которых происходят в глубокой древности.] – профессор литературы, автор многочисленных увлекательных книг, среди которых есть и книга под названием «Афинский яд».

Чу… Серкидон! Внимательно слушаем глашатая:

«Сегодня мы судим Мнесарет, дочь Эпикла из Феспии, известную под именем Фрины, которая обвиняется в святотатстве. Она глумилась над священными обрядами Элевсинских мистерий, тем самым нанеся тяжкое оскорбление Деметре и Коре. Помимо этого, Мнесарет ввела в город нового бога, не принадлежащего к городскому пантеону, – Исодета-Распределителя, в честь которого устроила ритуальное шествие с танцами. Сии действия свидетельствуют о порочности и безбожии Мнесарет и трактуются как попытка совращения афинских юношей и девушек, принимавших участие в противоправном шествии».

Примерно такие же обвинения были предъявлены Фидию, Сократу, и зло восторжествовало. Зачем же ему, Злу, придумывать что-то новое, если всё так хорошо получается?

Представим участников соревновательного процесса афинского правосудия. Обвинитель – подлый безбородый. Защиту Фрины взял на себя благородный оратор Гиперид[63 - Гиперид (390 – 322гг до н.э.), древнегреческий оратор, ученик Платона.].

Что же инкриминировал со своего пенька обвинитель?

Долго говорил пакостник, из пустого в порожнее переливал. Цель у него была – говорить долго. «И это в нашем-то городе благочестивом… Ох, вливается яд в юные души… А доколе?.. А не пора ли?.. И что же такое творится… Так покончим же навсегда… Так раздавим гадину…»

Долгое говорение создавало видимость большой предварительной работы, вдобавок, заседающие слушать устают. Да и просто мёрзнут. Наконец, перешли к свидетельским показаниям. Поскольку женщины в Афинский суд не допускались, их свидетельства были зачитаны. Вот что показала хозяйка увеселительного заведения:

«Я, Трифена, вольноотпущенница, рождённая от рабыни, некогда принадлежавшей Ферекрату Афинскому, свидетельствую, что являюсь хозяйкой…»

Далее следовало, что на означенном мероприятии она не присутствовала, ничего непристойного не слышала, а женщину по имени Фрина знает только с хорошей стороны: щедра, обходительна, благовоспитанна. То есть ничем Трифена обвинение не порадовала, а между строк читалось лично к обвинителю адресованное: «Если ты, козёл вонючий, попутно и мне хотел бяку сделать, то учти, ко мне такие люди захаживают, которым раздавить тебя, клопа позорного, раз плюнуть…»

Девушки Трифены, работающие порно (отсюда слово – порнография), были рабыни и давали показания под пыткой. Но ни одна не приобщила к обвинению ничего существенного: «была в другой комнате…», «была занята с клиентом…», «пьяная была – ничего толком не помню…», «всё хорошо помню – выпивали, закусывали, было весело…».

Но вот далее свидетельствовали посетители, которых проинструктировать Трифена не могла. Некто Эвбул, сын Ксенофонта из Мелиты:

«Я видел Фрину в публичном доме. Я пришел туда с пира в доме Архимеда, и мы все смеялись и шутили. Да, мы пришли комосом[64 - Комос – название ритуального шествия в Древней Греции с музыкальным сопровождением кифар и флейт, мероприятие фривольное и непринуждённое.] и всю дорогу танцевали. Мы были изрядно навеселе. Мне неизвестно, пила ли Мнесарет и где она была до того, как появилась у Трифены. И вдруг Фрина, то есть Мнесарет, назвала себя Деметрой. Она стала распевать гимны Деметре, и никто не мог ей помешать. Кухарки дали Фрине пшеничные колосья, которые она водрузила себе на голову. Нет, я не хочу повторять ее слова, ибо не желаю совершать святотатства. Но ее гимн начинался со слов: «Я безутешная мать, я Деметра, покинута всеми», а ближе к концу она сказала: «Ем я цицейон»… При этом Фрина ела овсяную похлебку – ужин какой-то рабыни. А потом вскричала: «Я служу Исодету, Богу Равенства» – и возглавила шествие. Да, я принял в нем участие, но лишь на следующий день понял, что произошло. Там были факелы, а музыканты играли на разных инструментах».

Ропот пробежал по холму. Участник событий свидетельствовал о преступлении, которое детально описал. Фрина оцепенела от страха. Точно невидимый люк открылся снизу, и холодок небытия проник под её чёрное облачение.

Безбородый ликовал: «Ага! Глумление!..Мерзкий спектакль!.. Разоблачена блудница!.. Бегите, афиняне, к женам, обрадуйте их…»

Тут безбородый в точку попал, жёны не просто обрадовались бы. Они запрыгали бы от восторга. Второй свидетель Калипп по сути повторил слова первого и усугубил положение обвиняемой.

Вышел сказать своё слово оратор Гиперит, но беда в том, что я ни одного путного слова сказать уже не могу. Солнце в – зените. Я – в обмороке. Оставляю Вас в тревоге за судьбу красивой женщины.

Крепко жму Вам руку, и до следующего письма.

-10-

Приветствую Вас, Серкидон!

Фридрих Ницше утверждал, что древние греки «самая удачная, самая прекрасная, самая завидная, более всех соблазняющая к жизни порода людей». Там и тогда люди умели мыслить чисто. Как в детстве. Может быть, поэтому Карл Маркс назвал Древнюю Грецию детством человечества. Ну а какой же человек не вспоминал с тайной грустью детства своего, не молил голосом Эдиты Станиславны: «Дайте до детства плацкартный билет…»[65 - Строчка из песни «Город детства». Исполнитель Пьеха Эдита Станиславновна, р. 1937, советская, российская эстрадная певица, слова Роберта Рождественского.]

В благие времена детства человечества сознание людей не было затоплено потоками грязной информации, не было изуродовано теле- безумием, не было исковеркано идеологиями. По древней земле не ходили вскормленные пенициллином лишние люди. Жили те, чья иммунная система доказала право на жизнь. Да и те не заживались – человек в сорок пять не был ягодкой опять, но был штучным явлением. Прервать жизнь могли: копьё неприятеля, укус змеи, эпидемия, навет подлеца. Древние знали это, поэтому ценили каждый новый день – следующего могло и не быть… Если тебе утром светит солнце – цени это и будь счастлив! Встречая друг друга, греки не говорили: «Здравствуй!», они гововори: «Радуйся!»

Но мы с Вами, Серкидон, люди, изуродованные цивилизацией, переселяться в Древнюю Грецию мы не будем. Боюсь, древнегреческий мне уже не одолеть… Ну, хорошо, допустим, одолею, освою стилос и напишу философский труд «Берегись письменности!», развивая идеи Сократа. Уверен, Аристотель окажет мне любезность и напишет дружеское вступление. Но дальше-то что делать с этой гениальной работой, полной провидческих прозрений? Она же в одном экземпляре! Редакций – нет. Канальи переписчики заламывают такие цены, что гетеры им завидуют… Хлебнём мы с Аристотелем, горюючи, разбавленного винишка, и на этом моя карьера грамматика закончится.

А с Вами может приключиться и того хуже. Вы-то прибудете в Афины с мечтой посетить по дешёвке, всего-то за две драхмы, государственный публичный дом, а Вас, молодого и выносливого, мобилизуют воевать с Александром Македонским. Или начнёте Вы во время жертвоприношения тихо бубнить: «Не троньте зверюшек! Зевса нет! Долой Афродиту! Религия – опиум греческого народа!» – и – готово дело – донесут на Вас. Тогда донести – было гражданским долгом. Поволокут на холмик да правёж, а есть ли у Вас, что сказать в оправдание?.. Вот то-то и оно!

Заключим так: если Александр Иванович Корейко[66 - Один из героев романа «Золотой телёнок», И.Ильфа, Е.Петрова.] (по планам О.Бендера) должен был утешиться поговоркой «Бедность – не порок», то мы с Вами (со слезами на глазах) будем повторять: «Где родился – там и пригодился».

О чём мы с Вами?.. Да-да-да, я оставил Вас в тревоге за судьбу Фрины…

Ну так продолжим судебное заседание. Слова защите. Приветствую Вас, благородный Гиперид! Успеха вам!

«Гипирид для начала коснулся личности обвинителя, напомнив, что он, обвинитель, так и не разобрался с долгами отца. А потом, ему ли, похотливому, говорить о нравственности? Всем известно, что к публичным девушкам ходит он регулярно. И в означенном выше увеселительном доме имеет он знакомства, иначе как бы обо всём происходившем узнал? По сути вопроса, юноши, любезно согласившиеся дать показания, были в ту ночь, по их же словам, изрядно пьяны, а в таком состоянии сложно что-то воспринять так, как оно было на самом деле. Все доводы обвинения сводятся к тому, что женщина, которая смиренно стоит перед нами, спела песню и съела ложку похлёбки. Есть ли это преступление? Фрина угостила всех собравшихся за свой счёт, велела раздать еды и питья всем поровну, употребив слово «Распределитель», так называют почитаемого всеми нами Диониса[67 - Дионис, младший из олимпийцев, бог растительности, виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза.]. Как можно Диониса называть «новым богом»? Хорошо известно, что Фрина, дочь Эпикла, посещает храмы, приносит жертвы и чтит афинских богов. Неужели наш славный город обратит своё могущество против беззащитной женщины, потакая злобным прихотям её недругов?..»

Квёлые заседатели. Погода осенняя. Наверху холма – ветерок. Стали срываться капли дождя.

Гиперид понял, что времени у него немного. Заседателей надо было будить. Оратор оглядел Фрину и решился проделать трюк, который более в судебной практике не повторялся:

«… резким движением он сорвал покрывало, и показалось прекрасное лицо Фрины, ее блестящие золотые волосы, разделенные на прямой пробор и собранные сзади. Голова и прическа свободной женщины, а не рабыни.

– Это – женщина! – вскричал Гиперид. – Любуйтесь ею! Любуйтесь, говорю я вам, настоящей женщиной!

Он снова взялся за ткань, скрывающую тело Фрины.

– Смотрите!

Он расстегнул застежки на ее плотном плаще, скинул его и таким же молниеносным движением разорвал тонкий льняной хитон, под которым не было ничего, даже нагрудной повязки. Взорам открылась прекрасная грудь Фрины. По мере того, как Гиперид продолжал свою речь, порванные одеяния медленно падали наземь, постепенно обнажая ее совершенное тело, – казалось, мы наблюдаем за рождением божества. И правда, Фрина была похожа на Афродиту, выходящую из морских волн, – складок черного плаща и кипенно-белого хитона, которые сперва колыхались на уровне ее бедер, потом – колен и, наконец, опустились к маленьким ступням. Словно очищенный от коры ивовый прутик или весенний бутон, появившийся из зеленой почки, Фрина, нагая, божественно сложенная, стояла среди нас. Не из золота и бронзы, а из плоти и крови была сделана эта чудеснейшая из статуй.

– Смотрите! – воскликнул Гиперид. – Смотрите на красоту, которая снизошла до нас!

Его голос сорвался. Тонкий луч света упал на площадку и коснулся Фрины, чтобы все могли ее рассмотреть, – незабываемый момент, захватывающее зрелище.

– Я объясню вам, что такое святотатство! – кричал он. – Святотатство – допустить, чтобы ханжество и злоба уничтожили эту красоту, это чудо! – Голос оратора вновь сорвался, по его щекам заструились слезы. – Я умоляю вас – так страстно, как только способен, как молил бы за самого себя, – я умоляю вас пощадить эту прекрасную женщину. Посмотрите, как она мила и очаровательна, как изысканна и грациозна! Не убитая стыдом преступница, а торжествующая богиня стоит перед вами. Глядите! Это божественный знак и божественное чудо, великий дар Афродиты Афинам…»

Божественный знак – солнце, выглянуло, осветило Фрину лучами и позволило разбуженным стратегам увидеть прекрасную женщину во всей красе. Повезло, конечно, с подсветкой, но везёт смелым.

Вот Вам пример, Серкидон. Не буду отмечать недюжинный интеллект и красноречие, они для древнегреческого оратора были обязательны. Тут важно иное: мужчина должен быть не только благородным, но и решительным, способным на рискованные и нестандартные действия.

Любимый герой Сервантеса – Дон Кихот – бросился бы на стратегов с копьём, как на ветряные мельницы… Любимец Толстого Пьер Безухов долго бы тряс над собой кулаками, то краснея, то белея… Любимчик Достоевского князь Мышкин стал бы стыдить заседателей: мол, ещё пожалеете… Их попытки защитить женщину не увенчались бы успехом. А вот славный сын Афин Гиперид спас однажды созданную красоту. Словно неоглянувшийся Орфей, вывел он свою Эвридику из царства мёртвых. Вывел, от страха полумёртвую.

Гиперид, кстати, ещё долго говорил, бурно жестикулировал и закончил речь уже со слезами на глазах: «Прошу вас, из милосердия, из любви к Справедливости и Красоте, из верности Афродите, отпустите эту женщину! Да не посмеет наша рука коснуться совершенного творения Афродиты, и давайте же славить богов, подаривших нам такую красоту!»

Мне казнь жестокая грозила,

Меня злословила молва,

Но злость в победу превратила

Живая сила божества.

Когда отравленное слово

В меня метал мой грозный враг,