Меняла

Разгоряченные битвой, зрители вскочили со своих мест и дружными криками встречали каждый удачный удар меча, трезубца или копья. Они участвовали в сражении всем сердцем, всей душой, они выли и стенали, рычали и молотили кулаками о каменные скамьи, они упивались смертью, дышали ею, с наслаждением втягивая ее запах раздутыми от возбуждения ноздрями.

Иуда IV смотрел на гладиатора, играющего роль Иисуса и размышлял о том, что помогло ему две тысячи лет назад не только выжить после распятия, но и победить несокрушимые легионы Империи. «И вспыхнули глаза его неземным светом, и все узрели в нем Бога Единого, побросали оружие, поклонились ему и благословили на вечное царствие» – вспомнил Император слова из Библии и криво улыбнулся. Если отбросить фиговый листок, на котором описано чудо, якобы совершенное Христом, останется лишь сермяжная правда жизни: власть над людьми – это сплав воли и оружейной мощи.

Власть! Какой дивной музыкой звучит это простое и короткое слово. Иуда IV всегда мечтал о власти. Она горела путеводной звездой, манила призрачным холодным светом, и он шел к ней долгие годы, стремился всем существом, жил только мыслями о ней, и путь его был залит кровью, отмечен изменами и жестокостями, пытками и вероломством.

Власть! Она наскучила ему, раздавила непомерной тяжестью, превратила в живого мертвеца, но он по-прежнему видел мир лишь сквозь ее призму, и собственное существование казалось без нее невозможным.

Иуда IV заерзал на мраморном кресле с электрическим подогревом и положил в рот еще один финик. А чего добился Иисус, думал он. Иисус не хотел власти и сам отдал ее в руки Иуде – первому Цезарю, творящему Именем Христа. В итоге все вернулось на круги своя: рабы стали рабами, патриции – патрициями, а императоры получили ту полноту власти, которую имели всегда, правя от имени Бога и по его поручению.

Император отвлекся от размышлений и обратил погасший взгляд на арену.

Песок был залит кровью, завален человеческими внутренностями, обрубками рук и ног, обломками оружия и гладиаторских доспехов. Трупы валялись по всей арене, гладиаторы-преторианцы были повержены, а в центре сгрудились оставшиеся в живых из армии Христовой.

– Долго еще? – устало спросил Иуда у распорядителя игр.

– Цезарь, осталась лишь заключительная схватка, – испуганный распорядитель дрожащими руками теребил локоны парика. – Затем Вы наградите победителя деревянным мечом и освободите его от рабства!

– Давайте скорее, меня уже мутит от этой вони! – Цезарь с бешенством отшвырнул ногой абак с финиками. – Я утомился от вашего дрянного спектакля!

Распорядитель в страхе скрылся за дверью, и арену вновь заволокли клубы дыма. Зрители обсуждали представление, и шум их голосов был подобен реву океанского прибоя в сильный шторм.

– Свободные граждане Империи! – глас Харона зазвучал из-за кулис, перекрывая гул трибун. – Сегодня, когда мы празднуем окончание старого и начало нового тысячелетия, Император Иуда IV дарит всем нам величайшее зрелище – битву Иисуса и Тита Луция Вера – полководца преторианцев, оборонявшего Рим две тысячи лет назад.

Под режущие слух звуки горнов из противоположных ворот на арену вышли два гладиатора: Иисус и Вер. Оба они были в богатых, украшенных чернью и эмалью доспехах, головы их защищали причудливой формы шлемы, мечи и щиты покрывала затейливая золотая вязь. На шлеме Иисуса красовался плюмаж из белых перьев, а на шлеме Вера – из черных.

Воины двинулись навстречу друг другу, и их фигуры начали увеличиваться в размерах. Колизей затаил дыхание, было слышно, как скрипит песок под ногами гладиаторов, как при каждом их шаге скрежещут доспехи, как стучат щиты о металл нарукавников.

Когда гладиаторы дошли до середины арены, они возвышались до третьего яруса амфитеатра. Воины остановились друг перед другом, повернулись к императорской ложе и, выбросив вперед двадцатиметровые лезвия мечей, отчеканили: «Цезарь-Именем-Христа, идущие на смерть приветствуют тебя».

– Распорядителя ко мне! – бледный Иуда разглядывал золотые завитушки на огромных клинках, парящих в воздухе у самого его носа, побелевшие губы тряслись от страха, а лицо потеряло краски и напоминало маску комедианта с пустыми прорезями для глаз.

– Император! – запыхавшийся распорядитель застыл подле трона на коленях.

– Как это устроено?! – Иуда пытался скрыть панику, выказывая неуемную злость. – Гладиаторы сейчас трибуны на части порубят!

– Цезарь, это всего лишь голограммы, они не опаснее миражей в пустыне!

– А почему Колизей при каждом их шаге трясется и вибрирует?

– Император, под поверхностью арены установлены мощные сабвуферы, а над третьим ярусом – динамические генераторы звука, – распорядитель неуверенно улыбнулся. – Создается полный эффект присутствия, эти технологии были разработаны специально к нынешним Играм.

Император презрительно поджал дрожащие губы и молча повернулся к арене.

Гладиаторы опустили мечи и приняли боевые стойки. Заиграли трубы, и под оглушительный рев трибун начался бой. Первые пять минут, как и положено, были разведкой сил и способностей противника. Бойцы наносили легкие, скользящие удары, применяли не слишком сложные приемы и финты, узнавая друг друга. Болельщики начали разочарованно кричать, улюлюкать и даже свистеть. Тогда Иисус провел серию сложных выпадов и завершил их, оглушив противника ударом острого края щита о разукрашенный шлем.

Зрители восторженно взвыли: капли крови, каждая размером с апельсин полетели на трибуны, исчезнув лишь у самой их кромки. Преторианец взревел и, гремя доспехами, пошел в наступление. Каждый шаг исполина отзывался дрожью каменного амфитеатра, поднимаемые огромными ступнями облака песчаной пыли шквалом летели к нижним ярусам и, достигнув их, бесследно исчезали перед испуганными патрициями.

Огромный меч со свистом рассекал воздух над головами зрителей, они инстинктивно пригибались и закрывались руками от сверкающего лезвия. Иисус принимал удары на щит, медленно отступая, а когда его тяжелые доспехи нависли над зрителями первого яруса, сделал кувырок вперед и ударил Вера щитом по левой ноге.

Пошатнувшись, тот опустился на колено и попытался обезглавить катящегося по земле соперника. Но Иисус проворно вскочил на ноги и выставил перед собой щит, который тут же разлетелся в щепки.

Веру не оставалось ничего, кроме как сражаться, стоя на коленях и прикрываясь щитом: кость левой ноги в районе щиколотки была полностью раздроблена. А Иисус все сыпал и сыпал тяжелые рубящие удары сверху, заставляя трибуны содрогаться при виде меча, надвигающегося на них из-под мерцающего силового купола. Вер отбивался с чудовищной яростью, отводил щитом страшные удары и сыпал ответные с удвоенной скоростью. Но силы его быстро таяли, каждый отраженный выпад отзывался мучительной болью в искалеченной ноге и мутил ускользающее сознание.

Наконец, Иисус, найдя слабое место в обороне лишенного мобильности соперника, зашел с левого фланга и с грацией танцовщика нанес изящный боковой удар. Сжимая холодеющей рукой меч, обезглавленный Вер покачнулся и с грохотом завалился набок, орошая арену фонтанами крови.

«Иисус! Иисус!» – скандировали восторженные трибуны, и зрители выбрасывали правые руки вверх в одном ритме с оглушительными криками. Иуда впервые за много лет испытал чувство упоения от боевой схватки, он с восторгом разглядывал колоссальную фигуру Иисуса-гладиатора, стоящего в центре Колизея с поднятым вверх мечом.

– Цезарь! Пора проводить награждение! – распорядитель возник перед Иудой, держа в руках обитую красным бархатом шкатулку.

Иуда IV в сопровождении охраны шел по узким внутренним коридорам Колизея, и гулкое эхо орущих трибун не давало вымолвить ни слова. Через несколько минут они остановились у железной двери с надписью «Студия XX». Император вошел в большое помещение, разделенное на две части толстой стеклянной стеной. Половина его была занята какой-то аппаратурой и множеством людей, сидящих в креслах у светящихся экранов. За стеклом на желтом песке лежало обезглавленное тело Луция Вера, а рядом стоял Иисус, потрясающий высоко поднятым мечом в такт крикам зрителей.

– Цезарь, сейчас Вы войдете в студию, и Колизей увидит Вас на арене, увеличенным в двадцать пять раз, – распорядитель с гордостью провел рукой по пульту, мигающему разноцветными лампочками. – Гладиатор снимет шлем и станет на колени, а Вы медленно опустите на его правое плечо меч и подарите ему свободу.

Распорядитель открыл шкатулку и вручил Императору меч из черного дерева, на котором золотом было выведено: «Дарующий свободу».

– Заберите у гладиатора оружие! – приказал начальник охраны Иуды.

Один из операторов что-то сказал в микрофон, и Иисус-гладиатор отбросил клинок в сторону.

Цезарь вошел в студию и остановился перед победителем.

– Гладиатор, Империя и Цезарь-Именем-Христа приветствуют тебя! Сними шлем и назови свое имя!

– Иисус, – промолвил воин и обнажил голову.

Длинные темно-русые волосы рассыпались по плечам и печальный взгляд, идущий из глубин синих как небо глаз, остановился на Цезаре. Иуда IV ждал, пока воин преклонит колени, но тот медлил. По привычке Император хотел накричать гневно, потребовать повиновения, даже рот открыл, но вдруг осекся: вокруг раба возникла туманная дымка, а сам он был распят на грубо сколоченном кресте. Холодный пот прошиб Иуду, он тряхнул головой и отогнал страшный морок.

– Именем Христа народ Рима и Цезарь даруют тебе свободу! – хрипло произнес растерянный Цезарь и вручил деревянный меч гладиатору.

Раб взял его в руки и, глядя прямо в глаза Иуде, поднял высоко над головой, чем вызвал очередную вспышку оваций на трибунах.

Цезарь-Именем-Христа будто завороженный смотрел в густую лазурь сияющих неземным светом глаз, в темных зрачках которых плавало отражение ужаса, сковавшего бледное лицо Императора.

– Не упоминай всуе имя мое! – мягко произнес Иисус и ударил Иуду наливающимся сталью мечом.

Зрители на трибунах Колизея, вмиг утонувшие в оглушительной тишине, в оцепенении смотрели на отрубленную голову Императора, катящуюся по арене. Его глаза удивленно таращились на мелькающую круговерть праздничных тог и побелевших от страха лиц.

«Они вспоминают грехи свои» – подумал Иуда IV, и свет в его глазах померк навсегда.

Император и убийца

Торжественный зал Академии Доминиона утопал в полутьме. Восковые свечи в бронзовых канделябрах тускло чадили, наполняя стерильный кондиционированный воздух букетом живых запахов. Сто дубовых кресел, расставленных ровными рядами перед сценой, занимали молодые люди в форме Космического Флота. В президиуме под массивным янтарным гербом Империи заседал преподавательский состав – двадцать пожилых наставников в адмиральских погонах.

– Господа курсанты, разрешите поздравить вас с окончанием Академии Космического Флота Доминиона!

Баритон Адмирала Брегкога приторным маревом плыл под каменными сводами зала, смешивался с дымом свечей и медленно оседал вниз, распадаясь на отдельные фразы.

– Сегодняшняя ночь – последняя, которую вы проведете в стенах Академии. Пять лет она была для вас родным домом, единственным прибежищем, можно даже сказать, семьей. Мы, наставники, делали все возможное, чтобы эти годы стали лучшими в вашей жизни, и в будущем вы вспоминали об Академии с благодарностью и теплотой.