Тяга к свершениям: книга четвертая

– А сейчас что – у него не получается?

– Он говорит – начальник на таможне сменился, – в замешательстве ответил Дульцов. – Временно все попритихли.

– И что ты теперь думаешь делать? – спросил Роман, пытаясь сохранять контроль над собой.

– Послушай, ничего страшного не произойдет, – сказал Дульцов уже громче и смелее. Раскрыв Роману все обстоятельства произошедшего, и увидев достаточно сдержанную реакцию с его стороны, он расценил это чуть ли не как одобрение своих действий и оттого почувствовал себя намного уверенней. – Это незначительная трудность… Но запомни: если у тебя начнут спрашивать что-либо – ты молчи и ни слова не говори. Любую фразу, которая тебе покажется безобидной, на самом деле они представят потом в совершенно непредсказуемом свете. Не бойся – они ничего не смогут сделать, а потом, в N-ске, мы уже развернемся по полной… Зря, конечно, я тебе все рассказал – лучше было, если бы ты не знал ничего. Поэтому запомни: главное – молчи. «Не знаю» – и всё!.. Фирма на меня оформлена, в бумагах ты нигде не фигурируешь, так что вообще ни при чем получаешься.

Дульцов говорил твердо, делая короткие паузы, будто инструктируя друга, как ему следует вести себя с таможенниками, но это было крайне опрометчиво с его стороны. Внешнее относительное спокойствие Романа была вызвана не равнодушием к поступку Дульцова, а являлось результатом его самообладания и огромных внутренних усилий, благодаря которым он сдерживал сейчас свои эмоции. Поучающий же тон Дульцова возмутил Романа до глубины души, а последние, проникнутые самоуверенностью и нахальным эгоизмом слова оказались каплями, переполнившими чашу его терпения, и окончательно вывели из равновесия.

– Ни при чем получаюсь?! – взорвался в гневе Роман. – Это я ни при чем?!! Ты, похоже, совсем забыл, что я все свои деньги в этот товар вложил!!! А его сейчас на таможне задержали как контрабанду! И я тут ни при чем оказался?! Ты хоть понимаешь, что из-за твоей выходки мы все потеряем? Ты думал об этом? Да ладно, даже если бы и сам не догадался – я бы об этом подумал. Ты вообще хоть на секунду вспомнил, что не один это дело затеял, что у тебя партнер есть?! Как ты мог не сказать мне об этом своем намерении?!!

Каждое слово Романа дышало агрессией. Ясно увидел он сейчас причину надвигающейся катастрофы, и причиной этой был Дульцов. Лютой злобой проникся он к партнеру, которая в полной мере отразилась в его болезненном искривленном гримасой ненависти лице.

Пребывая в крайне возбужденном состоянии, Роман говорил очень громко, почти кричал, так что Дульцов несколько раз обращался испуганным взглядом в коридор, куда ушла таможенница, но убедившись, что на шум никто не сбежался и не слышит сейчас их разговора, тоже заметно повысил голос.

– А если бы я сказал, ты бы согласился? Ты бы согласился провезти таблетки через границу?!

– Конечно нет! – ни секунды не раздумывая воскликнул Роман.

– Вот видишь! И я это прекрасно знал, – с упреком произнес Дульцов.

– И ты решил: «раз он не согласиться – что толку тогда говорить об этом? Лучше я тихо сделаю по-своему, не ставя его в известность»?! – спросил Роман, вытаращив от удивления глаза. Он был совершенно поражен тем, как Дульцов развернул сейчас обстоятельства, фактически переложив с себя вину. – То есть это я виноват?! Виноват в том, что отказался бы брать с собой контрабанду, из-за которой сейчас задержали весь наш товар?!! – воскликнул он, свирепея от наглости и нахальства Дульцова. – Это ты все испортил! Все, к чему я шел шесть лет, ты одним своим идиотским поступком поставил сейчас на грань уничтожения!!!

Роман говорил теперь все прямо в лоб Дульцову, но тот был уже не досягаем ни для каких доводов – эмоции завладели им. Еще только три минуты назад в глубине души Дульцов признавал себя полностью виновным в произошедшем и испытывал в связи с этим самые тягостные переживания, но как только Роман вышел из себя и стал прямо обвинять его, он вдруг с не меньшим ожесточением принялся проявлять ответную агрессию. Как будто какой-то внутренний защитный механизм был активирован сейчас в подсознании Дульцова: этот механизм заблокировал его разум, настроив исключительно на отражение высказываемых в его адрес обвинений, и чем сильнее приходил в ярость Роман, тем сильнее были ответные выпады Дульцова. Он принялся рьяно оправдывать себя всеми возможными способами, озвучивая самые несуразные соображения, которые только приходили ему на ум.

– О чем ты говоришь?! Ты говоришь мне, что я все испортил?! Да без меня, без моих знаний и связей сейчас и портить-то было бы нечего! – вспыхнул Дульцов, уже перейдя на крик. – Я в бизнесе работал задолго до того, как ты свою первую зарплату получил, и в Китай не первый раз поехал. Эти таблетки можно будет продать в N-ске в десять раз дороже, а если правильно действовать, то привлечь к ответственности за их провоз не-воз-мож-но! Знаешь что, проблема не во мне – проблема в тебе! А я виноват лишь в том, что связался с тобой. Лучше тебе будет вернуться в министерство, хотя, впрочем, – добавил Дульцов, пылая от гнева, – и там все будет идти мимо, а ты так и просидишь, весь из себя честный и правильный!

Роман не мог поверить своим ушам. Он никогда не слышал от Дульцова ничего подобного и даже не подразумевал, что у того имеются такие соображения на его счет. Слова, произнесенные сейчас Дульцовым, были словами близкого человека, который точно знал куда бить. Эти слова проникли глубоко в сердце Романа и затронули самые потаенные струнки его души, доставив ему сильнейшую боль, схожую на отчаяние. Лицо его, до этого момента сохранявшее свою болезненную бледность, вдруг вспыхнуло, вены на шее вздулись, дыхание участилось. Внутри Романа все кипело, и он уже готов был накинуться на Дульцова с кулаками, но этот его порыв остановило появление в коридоре прямо напротив дивана, на котором они сидели, человеческой фигуры. Друзья как по команде синхронно повернулись в сторону коридора и увидели, что это была женщина – та самая таможенница, которая проводила досмотр их грузовиков. Она шла прямо к ним.

– Вы Дульцов? – спросила она, подойдя к друзьям и обращаясь к Дульцову.

– Да, – ответил Дульцов.

– Пойдемте со мной, – сказала женщина и уже развернулась всем телом, собираясь уходить, но не сошла с места, а так и застыла в полу развороте, не отводя с Дульцова своего пристального взгляда и спокойно ожидая, когда он поднимется с дивана.

Дульцов встал, сохраняя некоторую нерешительность в своих движениях, и уже стоя внимательно посмотрел на Романа, как будто желая что-то сообщить ему перед уходом. Он хотел еще раз напомнить другу, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не говорил ничего из того, что ему стало известно об этом пакете с таблетками, но так и не найдя подходящих слов, которыми смог бы выразить свою мысль не привлекая внимания таможенницы, не произнес ни слова и, развернувшись, последовал вслед за ней по коридору.

V

После того, как Дульцов с таможенницей ушли, Роман еще некоторое время никак не мог успокоиться: сознание его будоражили чувства глубокого возмущения и злости. «Вот дурак! – думал он про себя с силой сжимая руки в кулаках. – Как можно было так поступить?! И ведь совершенно правым себя считает – умудрился меня во всем обвинить! Вот дурак! Дурак!!! И теперь из-за этого дурака я все потеряю!!!», – со всей очевидностью вдруг предстали перед Романом вероятные последствия безответственного поступка Дульцова и вместе с этой мыслью его охватило сильнейшее отчаяние. Ком подступил к его горлу, мышцы лица напряглись, дыхание судорожно запрыгало; слезы начали наворачиваться на глаза, но он тут же зажмурил их и с силой сжал зубы, в попытке остановить возникший порыв отчаянной жалости к себе. Это помогло – Роман взял себя в руки и мысли вихрем закружились у него в голове. «Я же все свои деньги в это дело вложил! А что родителям скажу? Марине? Мари-ина! – при мысли о жене Роман весь скорчился в горькой досаде. – Если все пропадет, мы максимум однокомнатную сможем купить и то, при условии, что родительскую квартиру разменяем… Столько денег! Все сбережения за шесть лет работы!!! Как я мог?!».

– Дульцов – вот придурок!!! – воскликнул он уже вслух, со всех сил ударив кулаком по подлокотнику дивана.

«Деньги! Где деньги?!», – вдруг вспомнил Роман про сумку с десятью тысячами евро, о которой во всей этой неразберихе успел совершенно позабыть. Мысль, что он вполне мог где-нибудь потерять или оставить ее, стрелой врезалась в сознание Романа, и леденящий ужас пробежал по его спине. В смятении принялся он искать на себе сумку и, с огромным облегчением обнаружив ее, тут же стал ощупывать, пытаясь удостовериться в сохранности содержимого. Вроде бы все было на месте, но не удовлетворившись и этим, он поспешил расстегнуть ее, и только воочию увидев деньги, окончательно поверил в их наличие.

Переведя дух, Роман откинулся на диване и, ощутив как насквозь мокрая рубашка неприятно прилипла к спине, понял, что был весь в поту. Он провел рукой по голове: волосы были влажными, нос и лоб покрывали капли пота, а лицо сильно горело. Болезнь не покидала его ни на минуту: лишь ненадолго отступив на фоне конфликта с Дульцовым, теперь она стала проявляться с новой силой. У Романа закружилась голова, он настолько ослаб, что не в состоянии был уже даже сидеть; с трудом сняв туфли, в изнеможении он лег на диван, повернулся лицом к спинке, поджал под себя ноги и, обняв обеими руками сумку с деньгами, почти сразу заснул.

?????????????????????????????????????????

Роман резко проснулся и тут же, машинально, в каком-то паническом испуге развернувшись на другой бок, увидел перед собой низкую плотно сбитую фигуру мужчины, одетого в форму таможенника и шагающего по направлению к коридору. Таможенник определенно стоял сейчас возле него: он был еще только в паре метров от дивана и наверняка услышал, что Роман проснулся, но при этом не оглянулся и нисколько не замедлил шаг, а как бы даже ускорил его. Впрочем, Роман меньше всего хотел сейчас, чтобы он обратил на него внимание, поэтом не стал окликать мужчину, а молча продолжил смотреть вслед, пока тот не скрылся в коридоре.

Когда таможенник ушел, Роман достал мобильный телефон и посмотрел на время – было без четверти полночь. «Зачем он подходил ко мне?», – подумал про себя Роман и с отвращением почувствовал, как по тому боку, на котором он сейчас спал, струями стекал пот, обливая буквально все его тело.

В холле по-прежнему никого не было и, несмотря на уже ночное время, лампы горели все также слепяще ярко. Роман попытался закрыть глаза, чтобы спрятаться от назойливого освещения, но даже сквозь веки свет раздражал его, не давая покоя. Он огляделся, чтобы найти выключатель, и почти сразу же обнаружил его на противоположной стене, возле входа в коридор. До выключателя было не больше пяти метров, но Роман и не пытался подняться, чтобы добраться до него, а вместо этого развернулся назад, лицом к спинке дивана, положив левую руку на голову и прикрыв ею глаза от беспокоящего света. Он знал наверняка, что не нашел бы сейчас в себе сил даже для того, чтобы просто сесть на диване: все тело его ныло глухой тяжелой болью. Романа морозило; он тяжело и глубоко дышал, и при этом ему все равно как будто не хватало кислороду. Дыхание его было горячим, во рту пересохло, но иногда ему все-таки приходилось сглатывать слюну и в этот момент горло как будто разрезало изнутри острыми лезвиями. Сотрясаясь всем телом в сильнейшем ознобе, Роман свернулся насколько мог плотно, прижав колени к самой груди, и забылся.

?????????????????????????????????????????

Роман открыл глаза: он все также лежал лицом к спинке дивана, но сейчас вся спинка, равно как и подлокотник под его головой, блестела широкими пятнами пота. Он повернул голову и посмотрел на потолок: лампы по-прежнему горели, но на удивление их яркий свет не ослепил сейчас его. «Уже, наверное, утро», – подумал Роман и, достав телефон, сквозь залитые потом ресницы с трудом смог различить расплывающиеся цифры: была ровно полночь. «Что это? Всего пятнадцать минут прошло?», – не поверил Роман увиденному, но вдруг догадка, что он проспал целые сутки, пришла ему в голову. Отчего-то ужасно испугавшись этой мысли, он хорошенько проморгался, протер глаза, и снова заглянув в телефон, с облегчением убедился, что прошло только пятнадцать минут.

Роман ощущал сейчас каждую клеточку своего тела: кости его ломило, руки и ноги как будто скручивало изнутри, кожа горела, а лицо было искривлено в гримасе страдания, отразившей в себе всю силу его мучений. «Господи, как же больно! – думал он про себя. – Все тело крутит! Как тяжело!». Мысли о мучавшей его боли полностью поглотили Романа и не оставляли ни на секунду. Он все больше концентрировался на них и вдруг почувствовал, будто какие-то муравьи забегали у него под кожей рук. Чувство было столь сильным и жутким, что оно затмило собой общую ломот в теле: муравьи один за другим, бесконечными рядами бежали по его рукам от плеч к кистям, неимоверно раздражая сознание. Роман посмотрел на руки – с ними все было в порядке, но муравьи так и бегали где-то внутри, под кожей, вызывая непреодолимое желание вырвать их оттуда. Казалось, при своем перемещении они задевали самые чувствительные нервы и до невозможности ранили их. «Что это такое? Как у наркомана!», – подумал Роман в чудовищном испуге. Он слышал, что подобные ощущения присутствия насекомых под кожей могут возникать у наркоманов во время ломок, но впервые сам испытывал их. «Что же это такое? Из-за чего это появилось?», – задавал Роман себе вопросы, страдая от боли. Он с силой сжимал и царапал себе руки, тщетно пытаясь унять мучительные ощущения, но от этого они только усиливались. «Предлагал же Артем принести таблетки, что я дурак отказался – сейчас бы легче было… А может таблетки как раз и вызвали у меня такую реакцию! – с ужасом вдруг подумал Роман. – Может вовсе и не стоило их пить?! Да нет! О чем я! В аптеке мне ничего опасного для здоровья точно не продали бы. Не-е-ет! – уверял он сам себя. – Таблетки мне днем действительно помогли – все симптомы убрали, просто очень сильное воспаление. Сразу не начал активно лечить – вот все и усугубилось. В таком состоянии требуется много жидкости, а я с пяти часов ничего не пил. Да и не ел тоже. До чего же жуткий холод, и укрыться нечем…». Опустив голову на подлокотник, Роман ощутил, как начала пульсировать зажатая артерия на его шее. «Это в венах!», – вдруг понял он. И действительно, ощущение бегающих муравьев было особенно сильным в тех местах на руках, где у него проходили крупные вены. Каждый раз при очередном толчке сердца, когда Роман чувствовал пульсацию сонной артерии, муравьи под кожей его рук совершали новый путь от плеча к кисти руки. «Это кровь в венах», – от этой мысли Роману стало совсем не по себе, и он постарался спрятать руки, прижав их к телу. «Господи, как же холодно! Ужасно холодно! – думал он про себя. – Какая у меня сейчас температура? Никак не меньше сорока!», – ответил он сам на свой вопрос. Романа лихорадило. Все тело его тряслось мелкой и частой дрожью. «Нужно заснуть… поспать… так легче», – думал он, уже не открывая глаз, свернувшись клубком, чтобы сэкономить тепло, и стараясь вообще не шевелиться.

Через некоторое время Роман снова забылся. Яркий свет, озноб и боль во всем теле мучали его, не давая нормально заснуть, и он погрузился в какое-то неясное, беспокойное, пограничное со сном состояние. Пребывая в этом состоянии, он то совсем забывался, то периодически на короткое время приходил в себя, но и тогда сознание его оставалось столь же нечетким и смешанным, так что, просыпаясь в очередной раз, Роман не мог уже и различить, что было сном, а что происходило с ним наяву.

?????????????????????????????????????????

– Вставайте, – долетело до Романа откуда-то издалека. – Вставайте, – прозвучало уже яснее.

Он почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, открыл глаза, приподнялся на одной руке и немного отстранился назад, собираясь с мыслями и пытаясь сообразить, что происходит. Перед ним стояла сейчас та самая таможенница, которая проводила досмотр их грузовиков.

– Вам нужно будет пройти со мной, – сухо произнесла она.

– …Куда? – после продолжительной паузы, спросил у нее Роман.

– К вам есть несколько вопросов, – отрезала женщина.

С большим трудом Роман сел на диване, и тут же весь сморщился от поразившей его резкой головной боли; кожу на голове у него как бы стянуло, а в глазах замаячили яркие белые размытые круги, в первые мгновения почти лишившие его зрения. С полминуты он сидел без движения, дожидаясь, пока это состояние хоть немного отступит, после чего не торопясь надел туфли, поправил на плече свою туристскую сумку, проверив на ощупь сохранность ее содержимого, подобрал валявшийся на диван мобильный телефон и посмотрел на время – было почти пять часов утра. Положив телефон в карман, Роман поднялся и уже стоя посмотрел на себя сверху вниз: вся одежда на нем была измята, а белоснежная еще только утром рубашка приобрела какой-то неоднородный желтоватый оттенок, который повсеместно вырисовывался на ткани свежими, а кое-где и уже успевшими засохнуть разводами пота. Роман медленно и тщательно заправил рубашку (единственное, что он мог сейчас исправить в своем облике) и, приподняв голову, устало взглянул на таможенницу, показывая тем самым, что готов следовать за ней.

Таможенница без слов поняла его и направилась в сторону коридора; Роман пошел за ней, при этом, не догоняя, а держась несколько сзади. По телу у него прошел мороз, голова закружилось и сильно затошнило. Он двигался как в тумане, следовал за таможенницей находясь в полной прострации, сконцентрировав абсолютно все свои силы и внимание на ходьбе, так что если бы у него сейчас спросили «сколько будет дважды два?», то для того только, чтобы осознать вопрос, Роману понадобилось бы как минимум прекратить движение. Наконец таможенница остановилась возле одного из кабинетов, в глубине коридора и, открыв дверь, пригласила в него Романа, а когда тот прошел внутрь, закрыла ее за ним снаружи.

Кабинет был прямоугольный, длинный, очень узкий, но с высокими, как и в холле потолками. Напротив двери находилось одно единственное окно, прикрытое жалюзи; стены были оклеены довольно приличными, однотонными обоями цвета кофе с молоком; на полу лежал линолеум. Освещение в кабинете было плохим, каким-то желтым и тусклым, а на улице еще только-только начинало светать, и от этого все вокруг казалось темным и нечетким, будто бы размытым. Сразу справа от Романа возле самого входа стоял высокий, в человеческий рост, сейф, покрашенный ярко зеленой краской и совершенно не вписывающийся в общий интерьер; рядом с сейфом располагалась вешалка для одежды, дальше один за другим шли два стола, а у противоположной стены стояло еще два точно таких же стола и шкаф. В кабинете был хороший ремонт и приличная мебель, но при этом царил полный беспорядок: всюду на столах, шкафу, сейфе лежали кипы бумаг, папок, различные вещи, цветы в горшках, кружки, пакеты, зонты и даже дрель. На украшенном круглыми разводами от кружек подоконнике стояла заляпанная микроволновка, чайник, кофе, чай, сахар и множество полиэтиленовых пакетов с продуктами, а все стены были увешаны календарями (их здесь было как минимум четыре) и какими-то таблицами.

Слева, за дальним от двери столом сидел одетый в форму таможенника мужчина, который, когда Роман зашел в кабинет, тут же поднялся, и вышел из-за стола, но подходить ближе не стал, а так и продолжил стоять посреди комнаты. Мужчина был низкого роста, имел крепкое коренастое телосложение, и хотя больше в кабинете никого не было, совсем не спешил начинать разговор, а продолжал внимательно, строгим изучающим взглядом смотреть на вошедшего молодого человека, как бы пытаясь сейчас определить наиболее подходящую манеру своего поведения. Это затянувшееся знакомство сильно изматывало Романа: он шатался и с трудом держался на отказывающихся слушаться то и дело подкашивающихся ногах, но у него и мысли не могло сейчас возникнуть начать разговор первым.

Вдруг серьезное лицо таможенника озарилось в широкой улыбке.

– Здравствуйте, Роман Леонидович. Проходите, пожалуйста, – с фальшивой учтивостью произнес мужчина, указав на стул, стоявший у стола, за который он тут же поспешил вернуться.

Ничего не ответив на это приветствие, Роман насколько мог быстро прошел вперед, с единственным и неумолимым желанием наконец сесть, но приблизившись к стулу застыл в замешательстве – на нем лежала большая стопка каких-то папок.

– О! – спохватился таможенник. – Вы можете убрать их… да хотя бы сюда, – участливо кивнул он на соседний стол, не выказывая ни малейшего намерения помочь Роману и продолжая спокойно сидеть на своем месте.

Папки были свалены на стул сумбурной кучей, торча в разные стороны отдельными пачками листов. Роман решил не рисковать и переложить их на соседний стол в два захода, но, несмотря на всю осторожность, при перемещении несколько папок выскользнуло и лежавшие в них листы разлетелись по полу. С огромным усилием Роман опустился на корточки и начал подбирать разбросанные бумаги. Наконец собрав все, он сел на стул и развернулся к таможеннику: тот пребывал в прежней своей позе и даже с той же широкой улыбкой на лице – создавалось впечатление, будто продолжая пристально наблюдать за происходящим, он вообще не пошевелился за это время. Правда, когда Роман сильно ссутулившись, даже скрючившись, завалив голову чуть на бок, с засаленными торчащими в разные стороны волосами и судорожно подергивающимися губами на бледном измятом лице оказался в непосредственной близости от таможенника, улыбка его как будто угасла, но лишь на мгновение, после чего губы вновь расплылись, и кажется еще шире, нежели прежде.

– Меня зовут Сергей Леонидович, – с нескрываемым удовольствием представился таможенник. – Можно сказать, мы с вами тески, в некотором роде.

Услышав эти слова, Роман приподнял голову и устало улыбнулся.

– Роман Леонидович, я пригласил вас, чтобы уточнить кое-какие моменты и, скажу честно, был бы очень признателен, если бы вы избавили меня от необходимости задавать вопросы, а сами предоставили интересующие меня сведения, – размеренно проговорил Сергей Леонидович.