Холодный путь к старости

Желанный джип Паленый получил, можно сказать, даром, если бы не подарок Семенычу: солидный видеомагнитофон. Исчисленную же Хлопцевым сумму за машину Паленый отдавать не торопился. Зачем платить за то, что уже имеется? Напоминание поступило от прокурора Коптилкина, проверявшего налоговую полицию, осуществлявшего, так сказать, плановый надзор.

– Сука, сука, – говорил Семеныч в сердцах, имея в виду бывшего директора газоперерабатывающего завода. – Что за люди! Никому верить нельзя.

– Толя, хочу я или нет, но я вынужден реагировать, – оправдывался прокурор. – У тебя свои дела, у меня – свои. Если обнаружится, что я знал и не отреагировал, то меня поставят на колени и голову отсекут. Пусть Паленый немедленно перечислит деньги, а дело я постараюсь замять…

Семеныч перезвонил Паленому и такими словами объяснил необходимость немедленных расчетов, что деньги за джип появились мигом.

Тем временем Коптилкин написал бумагу, где перечислил все факты нарушений в налоговой полиции, и отправил ее начальнику Управления Федеральной службы налоговой полиции Закоулкину. Расчет прокурора был прост: передав письмо, долг он исполнит, а Закоулкин, друг Семеныча, и посему уложит письмо под самую большую стопку бумаг, какая только имеется в его кабинете.

Факсимильное письмо было действительно пренеприятное, потому что прокурор попросил принять меры к устранению нарушений законности в деятельности отдела налоговой полиции маленького нефтяного городка, а самого Ворованя привлечь к дисциплинарной ответственности…

«Пустая формальность, никто ни о чем не узнает», – рассуждал прокурор. Как только письмо в виде блуждающих электронов утекло по проводам телефонной сети, Коптилкин позвонил Семенычу, успокоил, а вечером они встретились и в комнате отдыха, находившейся прямо в рабочем кабинете Коптилкина, выпили коньячку и поговорили о разных жизненных мелочах, о которых говорят добрые друзья. Но они не пили бы спокойно, если бы знали, что на том конце телефонной линии, как только из щели телефонного аппарата, перейдя из электронной в бумажную форму, выползло это самое письмо, оно было скопировано и припрятано до лучших времен человеком, которому Семеныч не очень-то нравился, человеком, о котором мы скоро узнаем…

СМЕНА ВЛАСТИ

«Для того, чтобы победить, не обязательно быть сильнее и праведнее, порой – достаточно отступить от правил…»

Первое же агитационное выступление Хамовского в газете маленького нефтяного города началось так: «Сегодня нет в городе постоянного и законного главы администрации…» Бабий в ответ опубликовал в том же номере газеты список десяти злостных неплательщиков квартплаты, в числе которых был назван и Хамовский.

Состоялась война рейтингов. В газете первым опубликовал результаты социологического опроса Хамовский и, согласно его результатам, за него готовы были проголосовать в два раза больше избирателей, чем за Бабия. Ответом Бабия стали результаты исследования, по которым за него собиралось проголосовать в четыре раза больше избирателей, чем за Хамовского.

В поддержку Бабия высказались почти все городские депутаты, в том числе и Кошельков. Поддержали Бабия коллективы учителей и воспитателей. В поддержку Хамовского высказались только Матушка и Мерзлая.

В ход пошли скандальные статьи, пошлые частушки и стишки, листовки и даже сказка…

СКАЗКА О МУРАВЕЙНИКЕ – 0

«С точки зрения вышестоящих лиц – одна Букашечка ничем не лучше другой»

Действующие лица:

Букашечка – обычный человек, замахнувшийся на место зажравшегося чиновника.

Матка – зажравшийся чиновник.

Муравейцы – жители города под названием Муравейник.

Другие – по мере надобности.

Здравствуй, дружок. Сегодня я расскажу тебе сказку о Муравейнике. Сказка эта страшная, но со счастливым концом.

Жил-был Муравейник на берегах черной, богатой рыбой реки под названием Нефтеяха, и обитали в нем муравейцы, жили худо-бедно, но на существование хватало. Руководила ими матка по имени Бабка. А сверху было еще начальство: большой окружной шаман и клуб любителей Себенефти. И жили все правители меж собой в мире и согласии. Да чего б не жить: муравейцы ведрами носили им всю рыбу из Нефтеяхи, а получали в оплату головы, хвосты да плавники. Есть можно, да жиру не скопишь.

Все было бы по-прежнему, но стала мельчать река, обводняться, то есть количество рыбы на ведро воды снижалось с каждым годом, и только старожилы вспоминали о великих былых уловах. Уныние пришло к муравейцам: как жить на худые рыбьи обрезки, которых становилось все меньше? Но тут нашелся среди них Букашечка и сказал: «Муравейцы, сколько можно отдавать всю рыбу и жить впроголодь? Пошлите меня к шаману, я отвоюю у него нашу рыбу!» Муравейцы поверили и выбрали Букашечку делегатом, даже Матка-Бабка доверилась, хотя и понимала – конкурент. Букашечка поехал к шаману и отвоевал часть рыбы для муравейцев…

Муравейцы, увидев, что теперь у них на столах не только плавники с головами, но и рыбье мясо, возликовали. Но не бесцельное ликование нужно было Букашечке. «Это я, это благодаря мне!» – крикнул он, а сытая Матка самоуверенно промолчала. Вот муравейцы и задумались: «Зачем нам Матка-Бабка, которая только себя кормит, а о нас не заботится, давайте поменяем ее на Букашечку-кормильца!» И собрались они на вече и выбрали активного голосистого взамен молчаливого…

***

Выборный спектакль был зрелищный и эмоциональный. Алик пребывал в раздвоенных чувствах. С одной стороны, он работал на Бабия, с другой стороны, его сердце было на стороне Хамовского. Он решил не вмешиваться, молча отсиживался на заседаниях штаба Бабия.

– Напиши про Хамовского что-нибудь, – говорил, глядя на Алика, Бабий. – Ведь он, пройдоха, отсиживался в теплой кабине, когда мы по колено в нефти пахали на промыслах, а теперь собрался на должность Главы.

Когда сердце не лежит, получаются казусы. Алик написал заметку «Коней на переправе не меняют», но ее тут же использовали помощники Хамовского и назвали Бабия – мерином. На Бабия работал и Кошмарин, редактор местного телевидения Лесник, но все тщетно. Впрочем, встречаясь с Бабием, Алик не мог отделаться от ощущения, что тот не рассчитывал на победу с самого начала. Уж слишком равнодушен и безынициативен он был, и слишком революционные настроения бытовали тогда в народе. Люди, невзирая на все благие предвыборные дела Бабия, готовы были голосовать против старого, за перемены.

Бабий сделал проезд в городских автобусах бесплатным, а люди были против него. Бабий начал строительство церкви и парка, а люди были против него. Бабий поднял зарплату, а люди были против него…

Время, видать, наступило такое, как смена зимы весною: как бы зима не задабривала и какими красотами не прельщала, все равно ее сменяет весна, и с этим не поспорить.

***

Перед выборами в предчувствии катастрофы за Бабием, как беспокойная свита за королем, бегали его приближенные с просьбой выкупить у них квартиры подороже, слышались слезные стенания:

– Вы-то в столицу округа уедете, вас губернатор заберет, а как мы?…

– Нас же в порошок, работы лишат, куда нам потом в этом городе?…

– Купите квартиру за деньги, которых хватило бы, чтобы приобрести в другом городе не хуже…

За бюджетный счет скупцов мало.

– Пусть новый мэр расхлебывает! – весело покрикивал Бабий, наверчивая на листах распоряжений свои подписи.

Никто из счастливцев не был зарегистрирован в Книге учета заявлений по продаже квартир, где ожидали очереди сотни человек. Недостаток денег в городском бюджете на медикаменты, школьные обеды, заработную плату не повлиял на решение Бабия.

***

Когда Хамовский пригласил Алика к себе в кабинет, где еще недавно сидел Бабий, и показал документы о продаже квартир, внутри Алика поднялась мощная волна воодушевления от предчувствия, с каким настроением встретят данную весть читатели.

– А цены, цены-то посмотрите какие! – взволнованно говорил Алик. – За какие заслуги такое внимание к работникам администрации? Видимо, были…

– Приоритеты расставлены, – ответил Хамовский. – Кто сколько наработал – видно по цифрам стоимости квартир. Возьмешься статью написать?

– Вы еще спрашиваете, – удивился Алик. – Конечно…

Новый мэр задал этот вопрос не случайно, он испытывал подозрение ко всем, кто работал в команде Бабия, и проверял…

***

Умоподжигательная статья «Эвакуация с прихватизацией» вышла. «Детей кормили!» – ответила в газете госпожа Дайналап, еще работавшая председателем Комитета финансов маленького нефтяного города и тоже продавшая квартиру. «Живут и ныне там…» – ответил Алик в следующем номере. Купленные у чиновников квартиры были распределены самим Бабием пожарным и учителям. Алик встретился с одной из учительниц, которая должна была уже жить в квартире Дайналап, и с удовольствием опубликовал ответ «новосела»:

– Я увидела свет в окнах распределенной мне квартиры и зашла проверить. Оказалось, там живут прежние хозяева и, несмотря на то, что квартира продана администрации, выселяться пока не собираются. Вот так продажа! И деньги взяли хорошие, и выселяться не торопятся…

С этого момента Алик стал вхож в кабинет Хамовского, хорошо его узнал, что впоследствии позволило ему сделать вывод, что «Знание некоторых вещей старит до времени».

Хамовский был хамом и грубияном, нецензурно выражался, имея страсть к популярному слову из трех букв, которое он склонял по всем падежам, но страстно желал стать писателем и сойтись с элитой высшего общества России. Он вынужденно общался с творчески одаренными людьми, хотя после расставания с ними, когда оставался в одиночестве, негодующе хрипел: «Интеллигенты хреновы». Конечно, звучало не «хреновы», а гораздо худшее выражение, но мы не будем переступать норм морали в нашем повествовании. При этом надо отметить, что Хамовский никогда не стеснялся сказать вышеприведенную фразу в лицо собеседнику, и надо отметить, что многие творчески одаренные люди маленького нефтяного города принимали такое обращение как должное и даже внимательно всматривались в глаза мэру, доказывая преданность, а иногда и, раскланиваясь и напряженно улыбаясь, отступали к двери…

Алик тоже старался не замечать эти слова, иначе надо реагировать, оскорбиться и разругаться. Ругаться с Хамовским в его планы не входило. Он научился слушать Хамовского так, что когда звучало нехорошее слово, ни одно из которых в нашем скромном повествовании мы упоминать не будем, то он его слышал наоборот, как в этом разговоре по душам: