Усталые люди

– Впрочем, мученики пользуются полнейшим моим уважением.

– Да, да, ведь один пункт сумасшествия, сам по себе, может иметь такое-же оправдание, как и всякий другой. Но в моих глазах мученики являются как-то через-чур мелкими. Это просто мальчишество: не уметь сдерживать своего языка, поддаваясь непреодолимой потребности выболтать все свои истины при каждом удобном случае. Какая в этом польза? Ведь мы же знаем, что для усвоения одной какой-нибудь истины необходимы, по крайней мере, сотни лет; и так, мы можем преспокойно держать себе язык за зубами и передать потомству нашу истину в каком-нибудь гениальном посмертном произведении, и таким образом избежать такой бесплодной и безвкусной вещи, как так называемое мученичество. Я этим вовсе не имею, в виду дать вам понять, чтобы я сам втайне работал над подобным произведением; я говорю только, что пока я жив, я буду наслаждаться благами жизни и, тем не менее, окажу истине и успехам человечества не меньше услуг, чем какая-нибудь пара подобных жертв мученичества.

– C'est possible.

– Газета моя, конечно, должна быть консервативна – а, может быть, и либеральна… или вообще нечто в этом роде: то, что лучше раскупается. Я подыму такой шум пустыми бочками современности, что люди станут оглядываться на меня просто из одного только любопытства. Но в то-же время мне ничто не помешает подкапываться под младенческую веру и добродетель.

– Чрезвычайно политично.

– Если хочешь проезжать Альпы по железной дороге, то поневоле приходится прокапывать туннели. Если хочешь собрать вокруг себя народ, приходится размахивать флагом идей 1789 г., которые, пожалуй, уж и устарели. А в то-же время тихомолком прокапываешь себе туннели к будущему. Понимаете?

– Да.

– Хотите присоединиться?

– Я? Что-же придется мне делать?

– Доктор Кволе редижирует научный отдел; вам мы предоставим искусство.

– Вот, как? – Но ведь я же еретик.

– Питаете некоторую слабость к декадентам? – Ничего не значит. Суть в том, что вы можете редижировать этот отдел с известным пониманием дела.

– Вы предоставляете мне полную свободу?

– Да.

– И дадите достаточно места?

– Да, мы хотим возделывать эту почву. Мы хотим иметь образцовую, так сказать, патентованную газету, которая могла-бы несколько возмутить покой здешних аборигенов. Ведь уж пора-же насадить хоть некоторую культуру в этом городе, который, лет через пятьдесят, станет столицею севера.

Я смотрел на него, открыв глаза. Он кивнул мне.

– Итак? – спросил он.

– Я… кажется, готов буду подумать об этом!

– Well, Sir.

* * *

А это неглупая – таки идея. Раз не имеешь никакого интереса в жизни, то надо постараться найти себе дело.

Действовать воспитательно, культивирующе; цивилизовать всех этих полубритых медведей; проложить пути, облегчить возможность более богатой духовной жизни здесь, в этом городе, где до, сих пор интеллигентные люди были обречены на сиденье у Гранда и питье пива…

Несомненно, молодежь начинает жаждать чего-то более глубокого, высшего, стремится перейти от крикливых политических споров, цыганских и разных благопристойных разговоров и всей этой остальной доморощенности к более европейской культуре; если бы молодежь эта могла получить хоть какую-нибудь помощь, то, может быть, через несколько лет у нас была-бы действительно образованная публика. И тогда, может быть, даже и здесь явилась-бы возможность жить.

– «Молодежь есть будущее!» Что-же мне-то за дело до будущего? А, между тем, все-таки человеку доставляет известное удовольствие – оказывать влияние на это будущее, Бог ведает почему. Последняя иллюзия! Ах, хоть-бы мне дано было сохранить ее!

XXXII

«Старый век!» «Старый мир!» «Старый век!» «Старый мир!» доносится к нам из Парижа и звучит, словно похоронный звон с колокольни церкви Св. Девы.

Да, да. Утрата всех иллюзий, утрата всех «верований», – ведь это-же и есть определение старости.

Но, собственно говоря, что-же это была за «вера», которой держались мы это последнее время? Ну, конечно, вера в «развитие»…

Но вот является какой-нибудь непрошеный маиор от философии и громогласно выкладывает вам то, что все посвященные в тихомолку давно уже хорошо знали, – а именно, что развитие может привести только к еще большему страданию. Развитие есть дифференцирование, утончение; чем тоньше становится наша организация, тем менее способны мы выносить дисгармонию жизни; и мыльный пузырь лопнул. Рай не позади нас, говорят позитивисты; но он и не впереди нас, добавляют декаденты.

И человеческое поколение садится на краю дороги и опускает руки. И взгляд его напряжен и пусть, как у душевного больного. Мрак впереди и мрак позади. На беспредельном болоте мелькают только ничего не говорящие, ничему не причастные, блуждающие огоньки науки.

Но в воздухе завывают уже близящиеся зимния бури, и жизнь полна опадающей листвы.

* * *

Азия, Азия…

Неужели я действительно мог жить и думать, что Азия удалилась вспять из Европы? Правда то, что Европе предстоит еще пережить несколько столетий прежде, чем она нагонит Азию…

И это потому, что там давным-давно уже знали то, что нам теперь только, стало очевидно: что существует одно только «развитие» и именно то, которое постоянно идет кругом. Все вернется, и сами мы опять вернемся; единственная мудрость заключается в квиетизме. И единственная надежда для каждой отдельной личности: путем самоотречения и отречения от жизни выйти из ограниченных рамок индивидуального существования и блаженно перелиться в бесконечное все, в нирвану.

Ничего нет глубже и выше буддизма. До настоящего времени буддизм был через-чур еще высок для европейцев. Но самые передовые из них начинают уже доростать до него: буддизм проникает в Париж.

* * *

Доктор Кволе «все еще» не хочет снабжать меня своими книгами по гипнотизму, спиритизму и т. д.; а потому я раздобыл книги две сам.

Удивительные это вещи. Но стоит только почитать об индейских факирах и т. д., чтобы убедиться, что между небом и землею существует нечто большее, чем H

O, SO

, H

SO

…

* * *

Гениальна эта азиатская философия, единственно настоящая философия, существующая на земле.

Там уже несколько тысячелетий тому назад открыли то, чему мы и до сих пор не хотим окончательно поверить: что не существует никакого истинного удовлетворения. Все, что ни называем мы удовлетворением, есть обман, обман, приводящий лишь к новой муке; единственно истинное – есть чувство лишения. Следовательно, чтобы достичь удовлетворения, мы должны подавить чувство лишения, – заключили азиаты со своей леденящей логикой. И вот, факиры и дервиши, и все. достигшие верха мудрости, поднялись на камни или столбы и умерли для света. Загипнотизировали самих себя, непрестанно углубляясь в созерцание нирваны, утратили чувство лишения, и душа их обрела покой.

XXXIII

(Бред)… Зачем это наказывают убийц? Комичная идея!

То самое государство, которое чуть не лопается от чрезмерного народонаселения… а когда является какой-нибудь добрый человек и помогает ему отделаться от нескольких членов его, вышеупомянутое государство хватает этого человека и отсекает ему голову.