Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

– Да он шутит, – сказал Борис, – какой я ему начальник? Мы оба помощники Игнатия Петровича. А вот осмотреть площадку, да прикинуть, сколько на ней можно уместить нашего леса, нам действительно нужно. А то вернётся наш настоящий начальник, и будет нам нагоняй.

– Это хорошо, что вы о деле заботитесь. Пойдёмте в дежурку.

У стола телеграфиста в комнате дежурного по станции сидел высокий черноволосый человек лет 45.

– Николай Иванович, – обратился к нему Сердеев, – пройдите с ребятами к тупику и отмерьте им площадку под лесной склад в тех же размерах, что и в прошлом году выделяли. Забейте по углам колышки, затем сосчитаем площадь, а вечером с Дмитриевым договор на аренду заключим. Да, что-то ваш начальник мне заявку на вагоны не даёт, опоздаем передать её в управление дороги, тогда повертимся. Что он, всё ещё никак рассчитать не может? – обернулся Макар Макарович к ребятам.

– Мы уже подсчитали, вечером он, наверно, её вам даст, – ответил Борис.

– И что же получилось? – с интересом спросил Сердеев.

– Да выходит, что на декабрь нам нужно будет 100 вагонов, а на январь ещё больше.

– Ого! – воскликнул Макар Макарович. – Так это наша станция-то чуть ли не в узловые выскочит! Вы что, весь лес около села вырубить хотите?

Ребятам, конечно, польстило такое удивление взрослого человека, и Федя с нескрываемой гордостью за значительность своего дела сказал:

– Ну, весь – не весь, а почистим его основательно.

– А чем гордиться-то? – сокрушённо заметил Макар Макарович. – Вырубить лес недолго, а вот когда он снова вырастет? Ну да ладно, это не моё дело… Так идите, Николай Иванович, я тут у аппарата за Вас побуду.

Тот молча поднялся из-за стола, на котором стоял телеграфный аппарат, и довольно мрачно сказал:

– Вы идите к тупику, а я возьму топор, колышки и подойду.

Пока ребята шли к месту, предназначенному для лесного склада, находившемуся от здания станции на расстоянии около полукилометра, Фёдор рассказал Борису, что этот мрачный человек – старший помощник его отца, Николай Иванович Смородинцев – живёт в другой квартире этого же дома. У него есть жена и дочка лет двенадцати. Он очень хорошо знает железнодорожное дело и когда трезвый, то отлично справляется со своими обязанностями. Но, к несчастью, он страдает запоями, и когда бывает пьян, то становится настоящим зверем, тогда от него все разбегаются.

– Папа уже несколько раз собирался его уволить, но отзывал назад свои представления по просьбе жены Смородинцева, которую очень уважает. А она, больная, во время этих запоев всю тяжесть характера мужа принимает на себя. Дочку свою она отправляет к нам. А он там чёрт знает чего вытворяет: бьёт её, ломает мебель, а раз чуть не поджёг всю станцию. Справиться с ним в это время только один человек умеет, есть тут у нас механик на водокачке, немец Фишер, так вот только он и может во время запоя Николая Ивановича утихомирить.

За разговорами они незаметно подошли к тупику, а почти вслед за ними подошёл и Смородинцев. Он держал большой молоток, 4 заструганных колышка и рулетку.

Через полчаса площадка была замерена, ограничена колышками. Она имела форму неправильного четырёхугольника. Боря старательно записал длину каждой стороны в метрах и саженях, чтобы потом вычислить площадь склада. В двух мерах нужно было измерять потому, что для отчёта в Дальлесе требовалось указывать размеры склада в квадратных метрах, а расчётные таблицы на железной дороге ещё оставались в квадратных саженях. Ребятам пришлось порядком помучиться, пока они сумели правильно определить арендуемую площадь и сумму платы за неё, которую должен был участок вносить ежеквартально.

В конце концов эту работу сделали, правда, при помощи Макара Макаровича, давшего ценные советы. Ведь, помимо разнобоя мер, расчёт затруднялся и неправильными формами площадки. Полученные цифры вписали в бланки типографского договора и, когда уже было совсем темно, оба торжественно явились в «контору» – в дом Нечипуренко, так, оказывается, была фамилия Бориного хозяина, где застали уже вернувшихся из леса Игнатия Петровича, лесника и Николая, сидевших за обильно уставленным столом с бутылкой посередине.

По всему было видно, что отвод участка прошёл вполне хорошо, и что обе стороны остались довольны. Теперь они скрепляли свой успех.

Увидев входящих ребят, Дмитриев поднялся из-за стола, и стало очевидным, что бутылка, стоявшая на столе, была уже не первой, потому что настроение его, а также и нетвёрдость походки, свидетельствовали о более значительном количестве выпитого. Об этом же говорило и сильно раскрасневшееся лицо Николая, сердитый взгляд и воркотня Марьи и мрачно-меланхоличное настроение лесника.

Обняв своих юных помощников за плечи, возвышаясь над ними чуть ли не на две головы, подвыпивший Дмитриев сказал:

– А вот и мои помощнички явились! Бумаги все разобрали, порядок в моей канцелярии навели, бланки договоров подготовили, молодцы! А как площадь под склад – обмерили? – Борис молча протянул ему подготовленный договор с железной дорогой на аренду склада, оба экземпляра его уже были подписаны начальником станции.

– Э, да вы уже и договор заполнили! Совсем молодцы! Ну да, наверно, там вас Макар Макарович надул здорово? Площадь-то сами считали, или он со своими помощниками, а?

– Конечно сами, – обиженно ответил Алёшкин.

– Ну то-то, а то если им поверить, так они такого насчитают, что в два раза больше положенного платить придётся. Я эту железную дорогу знаю! Все железнодорожники только и думают, чтобы нас на чём-нибудь объегорить. Ты не обижайся, Федя, это у них к профессия такая… И у твоего батьки тоже, хотя он мужик и хороший. Ну что же, ребята, давайте, садитесь за стол, заслужили! Николай, налей-ка им по маленькой. Сегодня уже работать больше не будем, пусть выпьют.

Борис, а вслед за ним и Фёдор, категорически отказались и от ужина и, конечно, от выпивки, чем, кажется, не особенно огорчили и самого Дмитриева, и лесника.

– Ну, не хотите, как хотите. Мы и сами выпьем, – благодушно заявил Дмитриев, снова усаживаясь за стол. – Поди, к девкам тянет? Дело молодое! Что ж, идите. Да смотрите, чтобы вам здешние парни ног не переломали. Пораньше возвращайтесь, завтра с утра работы много.

Борис и Фёдор, воспользовавшись разрешением, шмыгнули в сени, где их и догнала Марья:

– Борис, – сказала она, – я в кухне на столе молока в кринке оставлю и хлеб ручником прикрою. Придёшь – поужинаешь, дверь запирать не буду. Ну, идите! Да смотрите, верно, в драку с нашими парнями не ввязывайтесь, а то тут есть отчаянные…

– Да мы в школу пойдём, – заметил Фёдор.

Глава двенадцатая

Минут через пятнадцать они уже стояли около маленького рубленого домика, выходящего тремя сторонами во двор школы, а одной на улицу. Заглянув в светящиеся окна, выходившие на улицу и завешенные довольно плотными занавесками, Фёдор, видимо, хорошо знакомый с обычаями живущих в нём, сказал:

– Обе дома, что-то пишут. Пойдём! Сейчас мы им спектакль устроим: я зайду один, а ты позже появишься, идёт?

Борис согласился.

Ребята зашли во двор школы, Фёдор поднялся на крыльцо домика и скрылся в сенях, затем зашёл в комнату, где жили учительницы, потому что вскоре оттуда раздались весёлые голоса, смех. Вскоре всё стихло. На улице и в школьном дворе тоже стояла тишина, только где-то далеко на окраине негромко пели девчата, да иногда в соседних дворах лениво лаяли собаки.

Тем временем Борис осмотрелся вокруг. Он уже знал, что школа находилась в самом центре села, что рядом с ней стояла сейчас тёмная и мрачная большая кирпичная церковь с высокой колокольней, а от неё в обе стороны тянулась главная, самая большая и широкая улица села. От неё в разных направлениях ответвлялись узенькие и кривые переулки.

Несмотря на то, что это село, как и большинство сёл и деревень России, строилось без всякого плана и порядка, Новонежино всё-таки, по сравнению со Шкотовым, имело более упорядоченный вид. Ведь Шкотово располагалось на нескольких сопках разной высоты, и положение улиц зависело от их скатов, а Новонежино лежало в широкой долине, на совершенно ровном месте, вдоль маленькой речушки. С одной стороны сопки начинались от села версты за три, а с другой они начинались примерно сразу за железнодорожной станцией.

Продолжая осматривать двор школы, почти прямо против себя Борис увидел большое одноэтажное здание школы. Из-за него выглядывал домик поменьше, он служил квартирой для двух семейных учителей: Герасименко и Александровичей.

В противоположном углу двора стояла маленькая избушка – обиталище древней сторожихи и уборщицы школы, жившей здесь ещё тогда, когда эта школа считалась церковно-приходской и находилась в ведении священника. А в домике, около которого он сейчас стоял, и в котором только что скрылся Федя, размещался один из классов школы, все они в основном здании уже не помещались, и жили две девушки учительницы – Харитина Сачёк и Полина Медведь.

Разглядывая всё это, Боря вспоминал и узнавал по тому рассказу, которым его развлекал в пути Фёдор.

Закурив папиросу, он медленно прохаживался около крыльца, на котором вдруг показалась какая-то женская фигура, увидевшая силуэт человека и огонёк папиросы. Она, видимо, не привыкла к тому, что в это время кто-нибудь бродит во дворе школы, потому что испуганно вскрикнула:

– Ой, кто это? Что вам нужно? Что вы здесь ходите? Федя, здесь кто-то ходит!

На этот крик из дома на крыльцо выскочила вторая девушка, а за ней и Фёдор. Тот, продолжая намеченную ими игру, притворился тоже испуганным и приглушённым голосом произнёс:

– Тише, девчата! Боюсь, что это какой-нибудь бандит. Идите, спрячьтесь, я его турнуть попробую.

– А может, он вооружён? – также негромко заметила одна из девушек, удерживая Федю за рукав, – лучше давайте закричим, ЧОНовцы в избе-читальне дежурят, услышат, прибегут…

– Так он тебе и будет стоять и дожидаться! Если он с оружием, то, как только вы закричите, он сразу и начнёт по нам палить. Нет, так не годится. Я сейчас к нему спущусь, как-нибудь справлюсь, – продолжал «храбриться» Фёдор и начал потихоньку спускаться с крыльца.

Обе его спутницы следовать за ним не решались, но с крыльца не уходили, напряжённо всматриваясь в темноту и силясь разглядеть, что же это за таинственный тип стоит около калитки. Они уже сообразили, что это кто-то чужой. Если бы он был свой, сельский, то давно бы уже откликнулся, а этот стоит, как истукан, и только курит!

А Борис стоял, плотно прислонившись к забору около калитки, почти слился с ним в темноте. Фёдор подбежал к нему. Несколько секунд они как бы разговаривали, а затем принялись изображать усиленную драку. Через несколько минут Фёдор упал и, падая, крикнул:

– Спасайтесь!

Борис, как бы бросив побеждённого на землю, рванулся к крыльцу и, прежде чем перепуганные девушки успели опомниться, мимо них проскочил в их квартиру.