Безымянный подросток с окраины города

– О чём ты хотел поговорить?

– О твоей матэри, которая не научила тыбя общаца со взрослыми. – Внезапно в речи появился акцент. Андрей понял, что главаря тянет к родному языку. – Тыбе не говорыли, что взрослых надо уважать? Что нельзя! Им! Затыкать! Рот! – Он приблизился к Коле. – Почиму ты, это, позволил себе нахамить мне? При всех! Думаешь, можно нас уныжать? Наш народ?

– Я ничего не говорю про ваш нар…

– Таких как ты мы рэжем, а потом едим на завтрак. Почиму это если ты русский, то сразу лучше нас? Можешь уныжать нас? Чем мы хужэ, а?! Я тыбя спрашиваю!

Толстый пихнул Колю, и тот мигом отлетел – силы в тех руках было немерено. Андрей сразу поймал его и ещё до того, как отпустил, успел почувствовать, как слегка трясётся тело Коли. Теперь они встали плечом к плечу.

– Думаете, раз мы не русские, об нас ноги можно вытрать? А? Запугивать нам?! Вы, пидрилы, считаыте себя королями Зымли, ходыте за ручку – тьфу, блять, протывно! А мы тэрпим ваши уныжения! Ну что, унызили нас? Показались перэд девочками?

– Один из вас, – начал Коля, – разбил несколько стаканов и тем самым поранил запястье официантке. Ещё и нахамил ей. А вы все, – он посмотрел на тех, кого узнал в толпе, – ржали как кони, когда она собирала осколки. Это я ещё мягко с вами обошёлся, гуманно. Так скажи мне, – глаза Коли и главаря встретились, – кто тут кого унижает? Прежде чем говорить нам о том, что мы пидоры и унижаем ваш народ, посмотри на представителей своего народа. Разве не они его унижают? Разве не с ними тебе надо поговорить?

Его голос задрожал. Да, Коля всеми силами старался не подаваться страху, но с каждой секундой делать это становилось сложнее. Его слова были пропитаны смелостью. Смелостью, от которой у Андрея пошли мурашки по кожу. И от которой к горлу подкатил ком.

Главарь долго смотрел на того, чья речь влилась в головы десятков людей. Долго. Толпа позади него молчала. Казалось, ветер, пролетая над двором-колодцем, резко становился тяжёлым и опускался на самый низ, превращаясь в давящий на плечи воздух, который еле-еле просачивался в лёгкие. Главарь молчал. Долго молчал. Андрей слышал каждый вдох и выдох Коли. Главарь молчал. Потом повернулся, медленно зашагал к своим и заговорил:

– Ты очень молодой и очень дэрзкий, потому что ты тыбя ещё никто не учил общаца со взрослыми. Ты думаешь, что тебе всё можно, потому что родытели всё оплатят и всё решат. Но они не научили тыбя отвечать за свои слова. – Главарь взял что-то из протянутой ему руки. – Я научу. Ты поймёшь, что значит быть взрослым.

В тот момент Андрей понял, что произойдёт. Вспышка промелькнула в его сознании за секунду, глаза расширились, волосы на загривке встали дыбом.

Он схватил Колю, чтобы вместе с ним пробить фланг окружившей их толпы, но чьи-то руки вцепились в него, оттащили от Коли, а потом наступила тьма.

Андрей плохо помнил эту часть; звуки, свет, ощущения – всё смешалось в кучу. Он помнил, как провалился в толпу, но перед этим заметил расширившиеся глаза Коли и мчащегося на него главаря.

Потом удар.

Сотни рук.

Удар.

Тысячи рук!

Андрей пытался выбраться из толпы, но все – все, все, все! – держали его, руки, появляющиеся из ниоткуда, невидимые удары, мелькающие лица, чей-то пот, кожа, куртки, удар, как больно! Скольжение подошв по асфальту, Андрей вцепился в чьи-то волосы, с силой потянул на себя, получил удар по ноге, но не ослабил хватку, потянул сильнее, сука, как же больно! Кто-то резко ударил под дых, пальцы Андрея разжались, сам он согнулся пополам и упал в чьи-то руки, они толкнули его, тело грохнулось на асфальт, пытаясь втянуть в себя воздух, Андрей видел лишь чужие кроссовки, асфальт, кроссовки, асфальт, кроссовки, асфальт… Над головой кто-то произнёс:

– Готов. Лежит как миленький.

Андрей медленно поднялся, окружённый более чем десятью людьми, на маленьком островке асфальта в море чёрных голов. Встал, расправил плечи, поднял голову и посмотрел в глаза против стоящему. Тот улыбался. Да, это был он, именно на нём сидел Андрей, заламывая руку. А теперь он улыбался. Подождал, пока Андрей встанет, а потом врезал по челюсти и мгновенно вырубил.

Тело вновь грохнулось на асфальт.

Несколько секунд звуков не было. Один гул. И темнота. Кто-то отключил его от мира, Андрей вообще не понимал, что происходит, почему он лежит, почему так болят ноги и торс, почему вокруг нет ни света, ни звуков. А потом… потом он услышал «Amigo!» Истеричное, громкое, какое никогда не слышал. И это вернуло его в мир.

Андрей открыл глаза, упёрся руками в асфальт и попытался встать, но всё, что ему удалось, – это перевернуться на лопатки. Первым он увидел фиолетовое небо – вечернее и красивое, предшествующее ночному. Но это небо почти полностью заслонили образовавшие круг головы. Головы теней. Все они взирали на него, и только белые глаза были светлыми пятнышками на чёрных лицах, что будто нависли над миром. Они смотрели. Смотрели как на пойманного зверя и улыбались. В сумерках их улыбки казались до жути уродливыми.

Андрей снова упёрся руками в землю и начал вставать.

– Нет-нет-нет-нет-нет! – Кто-то опустил ногу ему на лицо. – Даже не думай.

Подошва – грязная и мокрая – врезалась в губы, прошлась по носу, заскользила по коже. Андрей попытался отвернуть голову, но тогда подошву прижали к лицу ещё сильнее, и губы собрали с неё сочившуюся грязь, которая тут же хлынула в рот.

– Вот так! Вот так! Будешь знать, как наших обижать!

Ещё какое-то время подошвой водили по лицу, после чего ногу подняли и позволили Андрею вдохнуть свежего воздуха. Он втянул его и, перевернувшись на бок, сплюнул грязь. На асфальт упали капельки крови.

Андрей не понимал, откуда с его лица течёт кровь – уж не осталась ли она от подошвы? – не понимал вообще ничего, мысли ударялись об черепную коробку и возвращались обратно – туда, где царствовала ноющая боль. Андрей перевернулся на спину и вновь увидел нависшие в небе лица. Словно он провалился в колодец и теперь жители пялились на труп, не в силах поверить своим глазам.

Труп давнего врага.

– Долго ты там с ним? Этот уже готов!

– И этот готов! Больше не шылохнёца, паскуда!

Андрей услышал глухой удар – так человек бьёт по мешку с пшеницей. Потом, когда тьма стала более ощутимой, а тело – более тяжёлым, среди лиц появилось лицо главаря. Толстая волосатая морда. Он улыбался, а в глазах его ревел безумный блеск, будто он только что сделал нечто такое, отчего его прямо разрывало изнутри! Совсем как мальчишка, довольный новой игрушкой. И сейчас этот мальчишка смотрел на лежащего Андрея.

– Этому мы оставим напоминание. Байрек, – главарь посмотрел на одного из своих, – прибей его к полу.

На фоне фиолетового неба появился силуэт, и прежде чем Андрей попытался встать, на его промежность опустилась нога и с силой надавила, заставив опуститься вниз. Давление чуть ослабло, но не приходилось сомневаться, что если чуть дёрнуться – пах разобьют так, что даже яйца всмятку не покажутся такими смятыми.

– Вы что собир…

– Молчи, пидр, – сказал один из бородачей. – Сейчас ты увидишь то, что тебе так нравится.

Главарь спустил штаны, и все остальные последовали его примеру. Лязг расстёгивающихся ремней ударил по ушам. Тот, кто держал ногу на промежности Андрея, тоже спустил штаны, и теперь на фоне неба – такого красивого, прекрасного, до слёз далёкого отсюда – появился силуэт члена. Много членов. Они повытаскивали их как орудия, из которых собирались пальнуть. И каждый улыбался. Каждый гад улыбался. Тени были довольны.

Андрей сразу понял, что произойдёт. Он закрыл глаза, повернул голову как мог и вжался половиной лица в асфальт, когда десятки струй хлынули на него. Он старался не думать – старался ни о чём не думать! – ведь если б позволил мыслям разгуляться, то тут же бы завыл, попросил их прекратить, но нет, нет, нет! Он зажмурился что было мочи и всеми силами пытался не обращать внимания на мир, на этот тошнотворный запах немытых членов, на эти капли, стучащие по коже, на оглушающий смех! Он жаждал провалиться сквозь землю, исчезнуть, но нет, он был здесь, капли били его по лицу, и он всё запоминал, и да, он всё запомнит, запомнит звук стучащих капель и возненавидит дождь, потому что всякий раз, когда с туч будет падать вода, Андрея будет кидать в прошлое, где на него, распластавшегося на асфальте, мочились двадцать человек. Капли. Капли били по всему телу. Андрей чувствовал, как изнутри сейчас поднимется ярость, но он мигом притупил её, потому что ярость означала попытку сопротивления, а ту бы сразу пресекли, и Андрей с ещё большей горечью вжался бы в асфальт. Тьма. Только тьма. Он связал мысли и всеми силами старался ни о чём не думать, пока одежда на нём становилась мокрой, пока капли били его, пока весь мир смеялся над ним, давя ногой на промежность.

Ты это забудешь, ты это забудешь, ты это забудешь!

Он этого не забудет.

Андрей вцепился в нижнюю губу, чтобы сдержать плач.

Через какое-то время стук капель прекратился, наступила тишина. Потом кто-то смачно харкнул. Андрей почувствовал лёгкий удар по левой руке. Вслед кто-то так же собрал слюни и выплюнул их. Ещё один удар. Андрей попытался встать, но нога мгновенно прижала его к земле, а владелец её не пожалев соплей харкнул Андрею на голову вызвав всеобщий гогот.

Тогда, в очередной раз отвернув лицо и вжавшись им в асфальт, Андрей сильнее всего пожалел о когда-то принятом им решении – не прыгать с крыши. Даже Лиза показалась сейчас чем-то несущественным, нереальным. Капли, запах мочи, плевки – вот что было реально. И подступающие к горлу рыдания. Рыдания, которые нужно было сдержать.

– Мы их проучили. Этот, – толстый пнул тело Андрея, – этот точно тэперь будыт следыть за языком. Валим. Быстро.

Андрей не смог сдержать выдох облегчения и лишь сильнее вжался в асфальт, слепо надеясь, что он поглотит его и спрячет от остальных. Закрыл глаза. В темноте раздался звук застёгиваемой ширинки, потом ещё, ещё и ещё. Затем послышались шаги, утихающие с каждой секундой. Под небом Петербурга, что пропитывалось тёмными красками, утапливающими в себе свет, в окружении жёлтых стен, во дворе-колодце, оплёванный, мокрый от чужой мочи и тихо-претихо хныкающий, лежал юноша. Губы его скользили по асфальту, будто просили у него помощи, а в голове беспрерывно одной линией крутились всего два слова.

Два чёртовых слова.

Меня сломали.

***

– Я вынужден покинуть вас.