Слишком живые звёзды 2

Егор попытался достать Алексея ногой, но всё что он смог – жалко прокряхтеть и брызнуть слюной.

– Не отвечаешь… Значит, видимо, не хочешь. Ладненько, навостри сейчас свои ушки и слушай меня очень внимательно. Через три-четыре минуты из тебя выйдет всё дерьмо вместе с мочой, а сам ты отправишься прямиком в мои хоромы. Наитупейший в мире поступок, Егор. Но я предлагаю тебе альтернативу. Ты остаёшься в живых, вернее, я помогаю остаться в этом мире. Ты мне нужен, зайчик, очень нужен. Ну и без вознаграждения я тебя не оставлю. Ты будешь бесконечно рад. Говорить мы, похоже, не хотим, так что если согласен, просто покажи мне ладони. Если не согласен, продолжай подыхать, у тебя отлично получается.

Егор вытянул правую руку и продемонстрировал Алексею свой средний палец. Попытался плюнуть в него слюной, но та предательски сорвалась с губы и повисла на подбородке.

А улыбка под тёмными карими глазами стала лишь шире.

– Прекрасно. Я знал, что мы договоримся. Прямо чувствовал сердцем.

Через секунду перекладина сорвалась, и Егор рухнул на землю, так и не добравшись до ада.

* * *

Им снова завладела похоть.

Сначала Джонни пытался сопротивляться ей, но чем больше он старался утопить её в собственном сознании, тем сильнее она вырывалась наружу. Ни на одну секунду она не оставляла его в покое. Мозг кипел с самого утра, с того самого момента, когда он впервые увидел её за соседним столом на завтраке – слегка полноватую брюнетку средних лет, так сексуально державшую одну ногу на другой. Да, Алексей говорил… буквально нашёптывал на ухо, что Джонни – этому маленькому мальчику, запертому в теле мужчины – стоит прекратить свои сексуальные похождения и сосредоточиться на миссии. Причём не такой уж не неприятной миссии; Джонни был уверен, что насладится процессом. По крайней мере, так обещал Алексей.

Похоть, похоть, чёртова похоть! Почему она проснулась именно сейчас, причём такая дикая, совсем как у подростков?! С восьми часов и до самой полуночи она высачивала в паху искры, и, Господи, как же это невыносимо! Каким бы делом Джонни ни занимался, в его голове постоянно возникали возбуждающие картины: блестящие слюни на дрожащих от страха губах, льющаяся на большую грудь кровь и слёзы – слёзы воодушевляют больше всего. Когда они плачут, когда они умоляют о пощаде и готовы сделать всё что угодно, тогда наступает настоящий кайф. Их тёмные волосы липнут к лицу от пота и крови. Всё вокруг влажно, так мокро, что даже ствол пистолета без проблем скользит по женским внутренностям. Каждая из них – натуральная блядь. По сути, они и созданы для того, чтоб по команде раздвигать свои сучьи ноги и молчать в тряпочку, пока мужчина заслуженно отдыхает от работы. Женщины не заслуживают ничего кроме унижения, потому что только это они способны понять! Эти кобры отлично прикидываются милыми овечками, но Джонни-то знает, что у этих блядей в голове: как бы их поскорее оттрахали – да так, чтобы не осталось сил ползти. Мир строят мужчины, миром правят мужчины, а женщины нужны лишь для того, чтобы сильная половина человечества могла укрощать гнев.

Но Алексей сказал… Алексей Царёв запретил заниматься этим, хотя бы до совершения миссии. Он знает всё, от него ничего не скроешь. Его глаза находятся везде: на дне кружки, в испачканном грязью кафеле, в молекулах горячего воздуха. Он показал Джонни ад, и Джонни запомнил ад, запомнил преисподнюю, текущие в ней красные реки и скалящихся друг на друга волков. Запомнил те слова, которые произнёс Алексей. Дьявол знает всё что хочет, а потому не следует делать что-то за его спиной. Если, конечно, не хочешь встретиться с его гончими.

После обеда Джонни принял решение пересесть за другой стол, лишь бы не быть рядом с этой брюнеткой. Видимо, Бог сделал женщин не совсем ничтожными; у болтливых сук в рукаве всегда есть козырь, именуемый страстью или похотью – без разницы. Стоит им оголить какую-то часть тела, как в голове (точнее, в двух) сразу возникает мысль вставить свой агрегат в любую дырку и драть до боли в яйцах, пока сердце не начнёт молить о пощаде! Это опасно, очень опасно. Вот как просто можно захватить власть над мужчиной, если он, конечно, не импотент. Но хоть Джонни и шёл сорок третий год, с репродуктивной функцией серьёзных проблем у него не было. Он мог подобно подростку ежедневно выплёскивать своих детей и чувствовать после лишь привычную апатию.

Так передёрни! Что ты зациклился на какой-то швали?!

Да, хорошее решение, мудрое, но вот есть одна загвоздка… завтра Алексею нужна будет свежая голова, а у мужчин, как известно, гормональный фон восстанавливается не меньше суток. О хреновом настроении можно вообще не говорить. Как ходить с хорошим настроением, когда вокруг столько красивых шлюх, которых ты не можешь просто так взять и изнасиловать?! Они же себя считают людьми!

Спустя два часа после обеда Джонни, вроде как, остыл. Ну, или начал остывать. Страх провиниться перед Всемогущим потушил в паху пожар и заставил разум встать у рычажков сознания.

На время.

На ужине всё снова повторилось. Джонни сделал то, что пообещал самому себе – пересел чуть ли не в другую часть столовой. Но и эта темноволосая тварь (как же она красива!) проделала то же самое! Будто… будто желала, чтобы он трахнул её – прямо здесь, на этих грязных столах! Она села в пяти метрах от него и за время ужина ни разу на него посмотрела, но он-то знал – знал! – что она только и думает о нём! Какие же они примитивные. Джонни теперь не поведётся на подобные провокации.

Но только полненькая брюнетка закинула одну ногу на другую, цепи тут же сорвались. Бедро. Сучье бедро. Оно всё испортило и даже сейчас, после полуночи, не выходило из головы. Следовало проучить глупую нимфоманку. Хочет секса? Она его получит – да такой, что запомнит на всю оставшуюся жизнь. Похоть мгновенно затуманила мозги, так что мысли об Алексее медленно растворились в ней, как дым от костра растворяется, поднимаясь к небу. И дело было даже не в желании присунуть шланг между двух булок, а нечто другое. Что-то такое, что таилось в глубине сознания.

В отличие от всех остальных, эта брюнетка была больше всех похожа на маму.

Джонни не притронулся к еде. Он прождал двадцать минут (с каждой минутой сидеть становилось всё труднее и труднее), отнёс поднос и проследил за обтянутыми шортами бёдрами, держась на расстоянии. Наконец брюнетка вышла на лестничную площадку, спустилась на три этажа, и вот тогда Джонни закончил преследование – её комната была прямо напротив выхода на лестницу. Бёдра скрылись за дверью, но похоть никуда не исчезла.

Не исчезает она и сейчас. Прошло уже больше получаса с момента наступления полуночи, но сон так и не приходил. Всё тело кипело энергией, которую нужно было куда-то деть. И даже когда Джонни почти удавалось провалиться в дрёму, перед глазами вырисовывались длинные чёрные волосы, доходящие до аппетитных бёдер. Такому искушению невозможно противостоять. Тем более сучка сама хотела, чтобы кто-нибудь её отодрал. Все они этого хотят, даже самые тихие и святые. Мужчины совершают подвиги, когда не набрасываются на этот блядский мусор.

Джонни вышел из своей комнаты, одетый только в простые брюки без ремня. Бляха ремня может разбудить нежеланных гостей, которые способны очень сильно помешать. Есть ли у брюнетки сосед или нет – неважно. Решение для его устранения находится сейчас в кармане, стоит лишь нажать на кнопочку, как наружу выйдет острое лезвие. Наверное, всё займёт не больше десяти минут, но если девчонка продержится, то её ждёт десятый круг ада. Джонни расскажет ей и про реки, и про волков, и про чёртовы горы. А она будет слушать и соглашаться с ним во всём. О да, в такие моменты они особенно любят соглашаться.

Он вышел на лестничную площадку, спустился на три этажа и уже вскоре стоял у двери в комнату. Достав из кармана складной нож, взялся за ручку, опустил вниз (аккуратно, не разбуди её) и вошёл внутрь.

Сосед всё-таки был. Спал лицом к стене, полностью укутавшись в одеяло, будто жутко замёрз. Ничего, мёртвые не мёрзнут. Одно плавное движение лезвия по сонной артерии и adios, amigo! Увидимся на том берегу!

Настроение приподнялось. Наконец-то всё идёт так, как надо. Наверное, потому что из головы ветром похоти унесло всё лишнее: мысли о Владе, об её темно-зелёных глазах, об Алексее и жуткие воспоминания. Этой ночью можно расслабиться и покайфовать. Мужчинам иногда положен отдых.

Джонни приблизился к соседу, поднял руку со сжатым в ладони ножом, взялся за край одеяла…и оттянул его.

– Привет, Джонни. Рад тебя видеть.

На него смотрел Алексей. Тёмные, зловещие глаза Алексея Царёва, повелителя преисподнии, отца всех кошмаров, что когда-либо происходили на планете. Сердце перестало стучать. Челюсть отвисла, а лёгкие, казалось, резко сморщились. Ну а пальцы разжались, и орудие несостоявшегося убийства грохнулось на пол, разбавив тишину.

Джонни начал отходить к двери.

Алексей начал подниматься с кровати.

– Порой наши желания бывают сильнее наших страхов, да? Порой похоть затмевает в мужчине всё разумное и превращает его в животное, не замечал, Джонни? Ты же так любишь ходить в чёртовом ошейнике. – Теперь Алексей стоял по центру комнаты и медленным шагом приближался к испуганному мальчику, отходящему спиной к двери. – Ты можешь попытаться убежать, но вот только куда ты убежишь? Корабль-то мой, тем более есть и другая причина, почему я тебя найду.

Дьявол видит всё.

– Верно, compadre, tienes razon como siempre. Твоя маленькая головка вновь взяла верх над большой и привела тебя сюда. Как я понимаю, за ней. – Карие глаза метнулись в сторону спящей брюнетки. Метнулись и вернулись к Джонни. – Не волнуйся, она не проснётся, спит как младенец после бурной ночи. Думаю, этой славной женщине теперь ничто не угрожает.

Джонни продолжал пятиться назад, пока не врезался в дверь. В закрытую дверь. Чёрт, кто-то запер дверь у него за спиной! Комнату заполнила темнота, даже коридорный свет, вливавшийся из-под двери, не проходил дальше ног Джонни. При таком освещении Алексея невозможно было бы разглядеть…если б его глаза не сияли подобно двум красным огонькам на новогодней гирлянде. Из глубин зрачков поднимался алый дыми отгонял тьму от лица, от такого жуткого лица монстра.

Монстра в человечьем обличии.

– Ответь мне на один вопрос, mon ami. Ты помнишь, о чём мы с тобой недавно договаривались? Не здесь, немножечко в другом месте. Там, где камни злятся на реки. Красные реки.

Джонни нервно сглотнул. Втянув в себя воздух, он произнёс:

– Да, помню. Всё должно быть сделано завтра.

– Уже сегодня, caro amico. Второе июля две тысячи двадцатого года наступило уже как больше часа назад, а ты не спишь. Как думаешь, мне очень приятно осознавать то, что некоторые кладут на мои просьбы огромный болт, который так и стремится найти своё отверстие? М? Мне приятно, как думаешь? А впрочем, я покажу тебе всё сам. Мы же оба знаем, почему ты пришёл именно к этой пухленькой брюнетке.

И прежде чем Джонни успел что-либо сказать, Алексей сжал его руку.

Мир утонул в кровавом сиянии дьявольских глаз.

* * *

Дверь в её комнату предательски скрипнула, и Джонни тут же остановился. Около двух минут он вслушивался в тишину, но дыхание матери так и не нарушилось.

Отлично.

Он аккуратно зашёл в комнату, на одних носочках сделал три небольших шага и оказался прямо перед огромной двуспальной кроватью. Правда, на кровати лежал один человек – женщина с распущенными чёрными волосами. Лунный свет, проникающий через окно (почему мама никогда не задёргивает шторы?), падал на нижнюю половину лица, выделяя пухленькие розовые губы.

Между ног вновь начало что-то накаливаться. Джонни старался дышать ровно, но воздух то и дело застревал в горле, а иногда с неимоверным трудом втягивался в лёгкие. Нужно всё проделать аккуратно. Раз он решился на это, то пусть не облажается. Последствия…будут ужасными, если всё пойдёт не так. На этот раз мама не остановится на паре ударов, она изобьёт его так, что он не сможет ходить в школу несколько месяцев. Так стоит ли рисковать?

В ответ пах разгорелся ещё сильнее, как бы отвечая: стоит. Джонни уже достиг того состояния, когда ноги невольно подгибаются, а каждое движение тазом, каждое соприкосновение головки члена с тканью трусов становится невыносимым. Поздно поворачивать назад, слишком, слишком поздно. К свои тринадцати годам Джонни (для большинства он всё ещё был Виталей) уяснил одну простую истину: если начал делать, доводи до конца или потеряешь всё. Ставки высоки, ему вообще сейчас следует быть в кровати и видеть седьмой сон, но он не мог просто лежать этой ночью! У всего есть предел! И вот он, наконец, наступил. Ка долго, Господи, как долго Джонни ждал этого момента!

Яркие подсолнухи. Почему-то мама купила пододеяльник с нарисованным подсолнухами и точно такую же простынь. Безвкусица. Но почему-то когда Джонни представил, как он трахает маму на этих подсолнухах, нижняя часть живота резко наполнилась тяжестью. Рука заскользила по плоскому животу, пробралась за резинку трусом, прошлась по ещё ни разу не бритым лобковым волосам и обхватила то, что так яростно пульсировало жаром. Ещё чуть-чуть, ещё немножко, слегка помедленней. Если начать быстро, всё кончится через несколько секунд.

В левой руке Джонни сжимал фиолетовые трусики матери, которые вытащил из корзины с грязным бельём. Он прижал их к лицу и втянул в лёгкие исходящий от них аромат. Слабый стон протиснулся сквозь зубы, так что пришлось зажать ими трусики. Джонни попытался вытянуть из них всю влагу, хоть капельку того, что оставила на них мама, и с трепетным удовольствием проглотил слюни. Теперь член не просто горел – он полыхал как лесной пожар, с каждой секундой разрастающийся всё больше. Кровь кипела в сосудах, кровь кипела везде и грозила вырваться наружу, если ладони сейчас же не сделают своё дело! Уже точно было поздно отступать – в таком состоянии не заснёшь. Слишком вкусно, слишком горячо, слишком приятно…

Как же я хочу прижать тебя к стенке и избить в кровь, и трахать, и смеяться! Дьявол, как я хочу смеяться!