Охота на мудрецов. Неизданное

Марк вздрагивает и в упор смотрит на Наилия, а я вспоминаю про перепрятанный впопыхах кейс со свежей ягодой Шуи.

– Лепешки, – уточняет генерал Лар, – только остыли уже. Будешь?

– Нет, – отвечает генерал Мор и заталкивает тряпку под тумбу на низких ножках, – видела бы твоя женщина…

– Не увидит! – дергается Наилий и я вместе с ним. Новый приступ ярости сейчас совсем не нужен! Столько усилий и все зря? За кейсом бежать? Транквилизаторы с Шуи несовместимы. Но генерал успокаивается сам, медленно выдыхая и разжимая кулаки: – Уехала она.

Марк морщится и замолкает, вытирая пол. Скоро хозяин девятого сектора тоже пропахнет водой из аквариума, ароматом жареных лепешек и отчаянием. Оно, как инфекция, передается воздушно-капельным путем, и даже убойные дозы Шуи не способны вылечить. Молчит Наилий, чем дальше, тем упрямей загоняя боль глубоко в себя. Всегда так делал, но сейчас, кажется, подавится и надорвется. Не по силам тяжесть.

– Дэлия ведь мудрец, – осторожно начинает Марк, – Агриппа их всех к себе звал, Создатель с Маятником уже сбежали и она поехала?

Наилий коротко кивает и облизывает высохшие от напитка губы.

– Бессмертие им там, что ли, бесплатно выдают? – пожимает плечами генерал Мор. – Летят как…

– Мотыльки на свет, – перебивает Наилий и уходит выливать ведро.

Марк провожает его взглядом и цедит сквозь зубы:

– Нашел, кого в любовницы брать. Мудреца. Других нормальных женщин не осталось?

Я не выдерживаю и, забыв, кто передо мной, выговариваю:

– Они такие же психи, как мы, и вам это известно, Ваше Превосходство!

Хозяин девятого сектора скашивает на меня взгляд, но вместо раздражения одно холодное безразличие:

– Конечно, только бредят наяву и выпрыгивают из окон. А потом во сне промывают мозги моим бойцам и душат свою же. Совершенно нормальные, адекватные цзы’дарийцы.

Затыкаюсь, не найдя слов. Ходили дикие слухи по общему чату, не думал, что окажутся правдой. Вспоминаю улыбку Дианы, спокойную задумчивость Дэлии, выдержанную холодность Конспиролога и не верю, что мудрецы способны причинить серьезный вред. А тут целый заговор с покушениями на жизни генералов. Но не на пьяную голову обдумывать такие вопросы.

Наилий

Жалко аквариум. Хоть и замечал я его не чаще одного раза в неделю, но смотреть на трепыхающихся рыб, в безмолвном крике открывающими рты, оказалось невыносимым. Теперь все пострадавшие плавают в стеклянной банке, а я сушу волосы полотенцем после душа. Холодного, чтобы опьянение от Шуи, если не ушло, то хотя бы уменьшилось. Тяжело не ощущать собственного тела, как раньше. Мы втроем устроились в гостиной на диванах. Взамен опустевшей фляги Публия сварили новую порцию напитка из сушеной ягоды Марка. Рубиновый дурман остывает в мерных емкостях, а молчание затягивается.

– Ты бы отпустил капитана домой спать, – предлагает Марк, – смотри, он носом уже клюет. Давно пьете?

Военврач сонно щурит глаза и держится на одном упрямстве. Сутки дежурства в операционной, а потом возле меня. Еще немного и провалится в сон, скатившись по скользкой кожаной обивке дивана.

– Со вчерашней ночи пьем. Публий, тебе бы, правда, поспать.

Медик в ответ только головой мотает. Тяжело капитану, неуютно рядом с Марком. Вбитая еще в училище дисциплина заставляет держать спину, обращаться Ваше Превосходство и не открывать лишний раз рот в присутствии генерала. Сципион тоже привык к другой компании.

– Назо, ты не равняйся на Наилия, – говорит Марк, а я спьяну не могу угадать, чего добивается. Выгнать или уговорить? – Он на адреналине двое суток может не спать. Вообще крайне мало спит. Мастер рассказывал, что когда нас привезли новорожденных из лаборатории в кюветах, он не знал, что делать с орущим выводком. Тридцать голых, беспомощных младенцев в малом зале для тренировок. Лаборанты, перед тем, как уйти, раздали кадетам бутылки со смесью, и сытое воинство уснуло. И только один хмуро и молча смотрел в потолок.

Нетрудно догадаться, кто был нарушителем дисциплины. Мастер за все время один раз упрекнул меня своими бессонными ночами, а потом наказал за побег из интерната.

– Представляешь, капитан, – продолжает Марк, – ночь в горах, тихо, а мастер качает на руках твоего командира и бубнит ему про искусство войны.

Публий улыбается. Не знаю, что вообразил, а я сразу вспомнил, как висит на небе серебристый диск Ария в россыпи звезд и заглядывает украдкой в окна спальни кадетов. Эту историю нам с Марком рассказывала матушка. Надолго терпения начальника интерната не хватило, и он единственный раз в жизни сам нарушил правило «никаких женщин в интернате». Позвал из деревни Аттию помочь ему управляться с детьми.

Среди тех тридцати генетических чудовищ были не только мы с Марком, но и Друз Агриппа Гор. Драться мы начали сразу, как только впервые доползли друг до друга. И позже соревновались везде, где могли. Увлеклись, устроили пожар в терме и после долгого сидения в клетке мастер устроил нам испытание. Я вернулся в спальню кадетов отдыхать, а Друз завязал смену белья в узелок и ушел. Признали негодным для обучения и выгнали.

– Я когда подрос начал понимать, что мне достается больше, чем другим, – рассказываю Публию. Он почти не реагирует, прикрыв глаза и качнувшись вперед. Еще немного и уснет. – Был уверен, что мастер меня ненавидит. Десять циклов жил с этой мыслью, а потом упал в пропасть. Не допрыгнул до противоположного края. Сотрясение получил и перелом ноги. Думаешь, меня оставили в лазарете выздоравливать? Нет. На костылях в наряды ходил. Сидел как-то на кухне и резал овощи, когда пришел мастер и спросил, долго ли я буду притворяться? На тренировку пора. Нервы у меня сдали, и я пообещал вызвать его на поединок и убить. Наставник рассмеялся и ответил, что будет ждать с нетерпением. Помолчал немного и добавил: «Я ведь не зря тебя Наилием назвал. Редкое имя, нездешнее. Вот и добейся успеха».

Заканчиваю фразу и прислушиваюсь к дыханию Публия. Размеренное, неглубокое. Уснул.

– Здесь его оставим? – спрашивает Сципион.

– Да, пойдем на кухню.

Укладываю капитана на диван и накрываю пледом. Если к ночи не проснется, нужно будет позвонить Поэтессе и предупредить, что у меня останется. Не повезу я такого к ней, перепугаю еще до ночных кошмаров.

Забираю Шуи и несу на кухню. Трезвый Марк уже раздражает своей серьезностью. Понимаю, что не просто так с материка на материк летел.

– Рассказывай, что случилось.

Муть в голове никак не рассеется, мешая думать. Мысли стелятся густым белым туманом по низине. Сажусь на высокий стул у рабочего стола, спиной к плите и слежу за тем, как хозяин девятого сектора выпивает глоток Шуи. А потом прикрывает глаза, пережидаю первую волну.

– Я утром предписание получил от Совета, – выдыхает жаром Марк и устраивается на стуле рядом со мной, – в кратчайший срок доставить мудреца Сновидца в медицинскую коллегию для проверки установленного психиатрического диагноза.

От сухих канцелярских оборотов официального запроса першит в горле. Наливаю из-под крана стакан воды и осушаю залпом.

– Так, когда, говоришь, твой Мотылек упорхнул? – прищурившись, спрашивает Сципион.

Без наводящих вопросов могу связать воедино причину и следствие. Дэлия одна из немногих, кто знает историю полукоматозной пары целиком и во всех подробностях. Медицинская коллегия заседает в первом секторе, а оттуда признанного вменяемым Сновидца ничего не стоит отправить в четвертый к остальным мудрецам. Агриппе достаточно написать еще один запрос в Совет.

До затуманенного хмелем разума мысли доходят медленно. Или просто я отчаянно сопротивляюсь и пытаюсь найти оправдания? Нет их. Предательство, как оно есть. Любимая женщина сдала меня врагу, едва выйдя из моего особняка, встав из моей постели. Думал, что потратил на ярость все силы, но спазм сдавливает грудь, мешая дышать. Чем я это заслужил? Любил ее? Хотел быть рядом? Мечтал, чтобы родила мне ребенка? Поэтому она ушла и от обиды решила забрать с собой всех мудрецов?

– Ненавижу, – тихо шепчу и чувствую, как впивается в сжатую ладонь край столешницы.

Кухня качается и расплывается в глазах цветными пятнами. Дурак. Несуществующие боги, какой же я дурак! Мудрецы – пустышки, эмоциональные трупы. Ни любви, ни жалости, один разум и Великая Идея. А я был просто трамплином. Точкой, от которой можно оттолкнуться. Такая удача заполучить в постель генерала! Вытянуть из него все, что можно и, услышав первое нет, просто уйти к другому. К Агриппе.

– Ненавижу! – кричу и вздрагиваю от звонкого эха в пустой кухне.

Соскальзываю во тьму, а, может, прямо в бездну, из который достает Марк, встряхивая за плечи.

– Тихо, тихо, Наилий, капитана разбудишь. Остынь и забудь. Хочешь, выпьем? Много, чтобы ничего не болело, но потом, а сейчас нужно что-то со Сновидцем делать. Заберут его, перетянут Телепата, и нас с тобой точно убьют свои. Ты видел тех фанатиков, связиста и наводчика? Как роботы с одной программой. «Генералы не должны жить!» Соображаешь, на что это тянет? А ты сопли распустил из-за какой-то бабы!

Вырываюсь из хватки и падаю обратно на стул. Ненависть сменяется стыдом. Забыл о том, что генерал. Все забыл! В бездну такую любовь! Жил без нее столько циклов и еще проживу.

– Хватит об этом, Марк, давай думать.

Зажмурившись, тру подбородок с колкой щетиной. Переключаться невероятно тяжело. Агрессия долбит, внушая логичное и правильное решение тихо удавить Сновидца, но что-то меня останавливает. Ценность мудреца сводит к нулю его неуправляемость. Оружие, которое в любой момент может выстрелить в хозяина. Но кто из мудрецов вообще поддается контролю? Создатель? Маятник?

– Ты куда Эмпата спрятал? – открываю глаза и смотрю на сосредоточенного Сципиона.

– К Аттии, больше пока некуда. Каждой тени в собственной секторе боюсь. Полукоматозных разделили, но обычный подкуп и вербовку еще никто не отменял.