Охота на мудрецов. Неизданное

Публий

Наилий в черном комбинезоне сидит на полу среди перевернутой и разбитой мебели, как забытый санитарной командой обгоревший труп на поле боя. Мне кажется, я чувствую запах гари, а на языке оседает мыльными хлопьями пепел. Безвкусный и тошнотворный. Собственный комбинезон липнет к вспотевшей спине. Тьер, схватись генерал за посох, и я бы уже валялся на паркете с черепно-мозговой! Не так уж часто мы дрались. Без толку. Адреналин в бою превращает Наилия из цзы’дарийца в боевого механоида. В такие моменты понимаешь, ради чего старались генетики. Высочайшая скорость реакции, бесстрашие, феноменальная выносливость. Он похож на жидкий металл, текучий и смертоносный. Ни одного шанса у меня не было отстоять кейс, так какого вшивого дарлиба я стою с ним посреди спальни генерала целый и невредимый?

Наилий молчит, закрыв глаза, только вздымающаяся от дыхания грудь дает понять, что жив, хоть и пытается казаться мертвым. Проклятые горные привычки! Двадцать с лишним циклов на равнине, а чуть что – садится, выворачивая и укладывая ноги пятками к костям таза, и ни слова. Статуя во дворе горного интерната, памятник самому себе спокойному и выдержанному. Все под контролем. Как бы ни так!

Оглядываюсь, соображая, куда спрятать медицинский кейс. Тащил его сюда, не думая про контейнер с двумя свежими ягодами Шуи, надеялся на транквилизаторы, допускал, что понадобится перевязочный материал и помнил про сыворотку Нор-Ди-Три-Лот, блокирующую действие Шуи на клетки мозга. Лучше бы Наилий напился без меня и уже спал! Я бы простил вызов посреди ночи и спокойно дождался утра на диване в гостиной, а что теперь? Это каменное изваяние только тронь, и новая вспышка агрессии обеспечена. Это ж надо было так взъяриться из-за женщины!

Открываю кейс и мучаюсь выбором между флягой с остывающей Шуи и инъекционным пистолетом с ампулой успокоительного. Тихо все равно не подкрадусь, чтобы укол поставить. Голова целая осталась, так руку сломает. Забираю флягу с мерными емкостями и маскирую хранилище медикаментов бывшим изголовьем кровати. Раздумываю, вертя в пальцах отмеренный глоток и выпиваю. Щедро Флавий сахара положил, почти на зубах скрипит, а развел слабо. Первая волна бьет до темноты в глазах. Мало же мне нужно после бессонной смены. Как бы не уснуть раньше времени рядом с готовым взорваться генералом. Шуи отрабатывает честно, принося вместе с эйфорией нужную степень бесстрашия. Сажусь на пол перед Его Превосходством и тихо зову, протягивая емкость с напитком:

– Наилий, ты меня слышишь? Выпей. Давай, надо.

Слова отскакивают от его молчания, как резиновые пули от стены. Если сейчас не очнется, не знаю, что делать. Сам посохом огрею по хребту.

– В бездну, – вдруг шепчет генерал и открывает глаза, – надо, значит надо.

Забирает емкость и начинает напиваться.

Флавий

Умом понимаю, что обвинять себя не за что, а спокойной спать все равно не могу. Дырку провертел на койке, подушка вывалилась из наволочки на пол, а одеяло сбилось в комок в ногах. Нет, Дэлия все равно бы ушла не сегодня, так завтра, не через калитку, так через окно! Хотя, кто знает, что творится в голове у бывшей пациентки психиатрической клиники? Разговаривает, как любая женщина, а потом вдруг делает то, чего никак не должна. Не уходят любовницы от генералов. Не сбегают от сытой, обеспеченной и счастливой жизни. Или нет? Не правильно это все равно. Уж если таких, как Его Превосходство бросают, то, что говорить обо мне? Другие в моем возрасте давно капитанами ходят, а я до сих пор на письма отвечаю в приемной и живу вместе с мальчишками-лейтенантами в чужом доме. Нет, я не жалуюсь, служба, как служба. Тепло, светло и сытно. Мне хватает, а больше стараться не для кого. Аврелия не выныривает из-за спины своего тирана, я ей больше не нужен. На сносях уже, скоро будет у меня племянник. Приеду в увольнительную с цветами и детскими вещами, подержу на руках и все. Спасибо, брат, что приехал, но мне ребенка кормить надо и Квинт не обрадуется, что ты здесь. Не обижайся, пожалуйста.

Куда уж мне? Я все знаю и понимаю. Теперь у Аврелии есть мужчина, а я вроде запасной обоймы с патронами другого калибра. Выбросить жалко и не пригодится больше.

Встаю с кровати и одеваюсь. Светает уже, сколько поспал урывками, больше не получится. Нужно умываться, бриться и в штаб – прикрывать генеральский тыл. Встречи я еще вчера отменил, но с незапланированными визитами и звонками так не получится. Легенда на такой случай стандартная и почти всегда одна и та же. Совещание у Его Превосходства. Затянулось, может быть, к вечеру освободится. Нет, ждать не стоит, скажите мне, я передам. Почту можно отправить, да, как освободится, все посмотрит.

Не успеваю выйти из комнаты, как звенит гарнитура. На планшете высвечивается незнакомый номер. Судя по первым цифрам девятый сектор.

– Слушаю.

– Лейтенант Прим? – звучит высокий голос, – генерал Марк Сципион Мор, у вас в секторе все в порядке? Почему номер Его Превосходства заблокирован?

Морщусь и прикусываю язык. День не задался с самого утра. Генерала Мора совещаниями не обманешь. Для него это тоже стандартное прикрытие запоев. Что ему отвечать? Скажу, что командир болен, а он сам перезвонит, едва я закончу разговор. Хватило вчерашних ночных посиделок с Публием или нет? Хоть беги на третий этаж и подслушивай под дверью, но времени нет, генерал Мор ответа от меня ждет.

– Возможно, это техническая неисправность, что-нибудь передать Его Превосходству?

Марк думает, а, может быть, прогнал мой голос через анализатор и теперь смотрит на результат. Вру или нет?

– Нет, не нужно, – медленно отвечает хозяин девятого сектора, – я наберу номер еще раз. Отбой.

Что-то в его тоне мне не нравится. Не поверил. Точно. Не стоит списывать мерзкое ощущение провала на паранойю. Но, кажется, я опять лезу туда, куда не следует. Хватит с меня! Мое место в приемной и только! Завтракать и на службу. Все!

Глава 3. Утро

Наилий

Проспаться и протрезветь не успеваю. Открываю глаза и вижу, как потолок то прыгает, то закручивается спиралью. Климат-система не включилась, и теперь в воздухе висит пар и кислый запах Шуи. Темно в спальне, рядом кто-то сопит и дышит, а я пытаюсь вспомнить, не напились ли мы вчера с Публием настолько, чтобы я приволок в особняк женщину? Вроде разговоры были не о том. Раздеться до домашних штанов я успел, а что было дальше? Храпит. Вряд ли это женщина. Поворачиваюсь на матрасе, давая объемному датчику повод сработать и выкрутить прозрачность окон на максимум. Лучи светила освещают комнату и спящего рядом со мной Публия. Отлично! Утренние объяснения с капризной красоткой не состоятся.

От Шуи мучает жажда, и я бреду в ванную глотать холодную воду из крана. Долго потом держу голову под струей, но трезвее не становлюсь. Надо было больше пить! Провалялся бы в отключке до вечера, а так, промаявшись кошмарами, буду слоняться по этажу и вздрагивать каждый раз, когда почудится стук женских каблуков по паркету. Не вернется она. Я устал думать, что я сделал не так, в чем виноват. В живых должен был оставить убийц, чуть не задушивших во сне мою любимую женщину? Или что? Если так хотела в город съездить, почему мне не сказала? И Рэм промолчал, что просилась. Когда не нужно лысого соглядатая не заткнешь, а тут поразительная сдержанность. Выключаю воду и вываливаюсь через открытую дверь обратно в спальню. Назо спит, и будить его почти зверство, пусть отдохнет. Телефон я еще вчера отключил, Флавия предупредил, никто не должен беспокоить. Виликусов сегодня тоже не будет, а потому иду на кухню и встаю к плите.

Можно, конечно, достать все, что есть в холодильнике и съесть, но это скучно. Тесто на лепешки я и с закрытыми глазами заведу, а пожарить их много ума не нужно. Смешиваю, как положено, сначала жидкие ингредиенты, а потом засыпаю муку. Солю всегда на глаз, но на белую горку вместо прозрачных кристаллов соли падают три щепотки смеси перцев, красной пылью разлетаясь по чашке. Тьер, надо же было перепутать. Верно говорят, что нет ничего опаснее для пищеварения, чем злой повар. Или пьяный, как в моем случае. Размешиваю тесто ложкой, рисуя цветные узоры. Плевать, пока не пожарю, не узнаю, съедобно или нет. Масло скворчит в сковородке, и от аромата жареной лепешки сводит пустой желудок. Цепляю пальцами раскаленный кругляш прямо из пузырящегося жира и откусываю. Нормально, даже интересно. Дэлии бы понравилось.

Думал, что готовка успокоит, но нет. Адреналин снова подскакивает, жара от плиты не чувствую, озноб бьет. В моем пустом доме теперь всегда будет зима. Инеем ляжет пыль на кожаные диваны, и паутиной, как изморозью, пауки заплетут углы. Так долго искал свою женщину и остался один. Головой в стену буду биться, не поможет. Позову назад – не вернется. Отомстила мне Вселенная за всех, кого в бездну отправил. Теперь сам рад там оказаться.

Публий

Запах жареных лепешек на весь особняк. Понятно, куда делся Наилий. Тру опухшие глаза и щурюсь на циферблат на стене. Первая половина дня, мало мы спали. От слабости шатает даже лежа, а от привкуса Шуи тошнит. Обещал Диане позвонить утром и проспал. Извелась там уже, наверное, сидит с листами в руках и ждет страшных предсказаний о моей смерти. Вешаю гибкую дужку гарнитуры на ухо и набираю номер с планшета.

– Публий! – выкрикивает она в трубку, а я морщусь от громкого голоса.

– Диана, я задержусь, – сравниваю в уме степень опьянения и оставшийся во фляге напиток, – до вечера. Не скучай, сходи в город погулять, карточка в кармане…

Но мудрец взволнованно перебивает:

– С тобой все в порядке? У тебя странный голос.

– Я пьян, милая, – говорю и чувствую, как улыбка растягивает губы, а голос становится ласковым, – мне чуть хуже, чем отлично. Я тоже соскучился с этими сменами, дежурствами бесконечными. Потерпи, я скоро вернусь.

Мудрец вздыхает, и я представляю, как запускает пальцы в кудри, пытаясь разделить тугие пружинки.

– Делай, что должен, – шепчет она, – а я буду ждать. Я люблю тебя, Публий.

– Я тоже тебя люблю, – эхом повторяю и молча слушаю короткие гудки.

Аромат жареного становится резче, оборачиваюсь и вижу Наилия с тарелкой в руках. Губы плотно сжаты, в глазах лихорадочный блеск, а вместо генеральской осанки – понуро опущенные плечи.

– Наилий?

– Уезжай домой, – глухо говорит он, – к любимой женщине. Не надо здесь со мной. Я давно не кадет, стреляться не буду.

Значит, все слышал, и гадай теперь, о чем подумал. Помню, как невыносимо было после трагедии с Флорой смотреть на влюбленные пары в парке, слышать их воркование, видеть, как целуются украдкой. Каждая чужая улыбка ножом резала по незаживающей ране. Напоминание о том, чего у тебя нет, и никогда больше не будет. Это не зависть, а боль.

– Куда я пьяный поеду? – пытаюсь отговориться, но генерал включает «полководца»:

– Я распоряжусь, тебя отвезут и машину к медцентру пригонят.

А он тут остальные комнаты разнесет? По дрожащим пальцам понятно, что ничего не прошло, и внутри по-прежнему клокочет, каким бы спокойным не выглядел. Проклятое интернатское воспитание. Мертвецы разговорчивее. Всю ночь из него слова тянул, как мог, а он о службе, да о службе.

– Наилий, я никуда не поеду, – отвечаю твердо, насколько позволяет заплетающийся от Шуи язык, – ты пить будешь? Садись, сейчас налью. Один собрался все эти лепешки есть?

Упрямее генерала разве что я и Рэм. Наилий наклоняет голову, а я, наоборот, сажусь и вытягиваю спину. Если решит силой вытолкать, будет ему несостоявшаяся драка. Для поединка мы оба слишком пьяны. Но с генералом и, правда, что-то не так. Никогда бы не узнал в этом тихом и раздавленном цзы’дарийце того майора Лара, что прилетел на равнину с горного материка. Зубами выгрызал свое генеральское звание. В спину летело издевательское «горный мальчик», а он всегда держал ее прямо. Неужели сейчас из-за женщины вот так? На самом деле влюбился?

– Уезжай, – тихо повторяет он, – я сам.

– Катись в бездну! Сам он, – дергаюсь и вскакиваю на ноги, едва удержав равновесие. В глазах темнеет, но я успеваю схватиться за тарелку с горячими лепешками. Боль от ожога разгоняет темноту в глазах.

– Садись! – приказываю, окончательно обнаглев. – Поедим и будем убираться. Давно мусор выносил и тряпкой махал, Ваше Превосходство?

Наилий подчиняется, усаживаясь на матрас. Шарюсь в обломках, выискивая, что можно положить на колени вместо стола. По деревянным останкам уже не угадаешь, тумба была или изголовье кровати, но сойдет. В полях есть удобнее, чем в разгромленной спальне генерала. Зато лепешки обязаны быть вкусными. Откусываю первую и чувствую, как от перца на глаза наворачиваются слезы. Икаю и давлюсь, бессмысленно высматривая, чем можно запить, а Его Превосходство вдруг широко улыбается: