Каждый день

– Ты идиот! Ты дурак! Остолоп! Пародия на Бадди Холли! Художник хренов! – резко, прервав Глена, начал кричать я, попутно швыряясь в него бумагой, что в избытке валялась в коморке. – Ты что, ноешь только из–за собственных мыслей! Вы серьезно!

– А что…нет? – испуганно проронил Глен.

– Ох, Ен! Реальность, как бы, сильно отличается от того, что мы у себя в голове придумали. А ты опускаешь руки…просто из–за того, что опускаешь руки? ЧТО?!?! Как вообще можно додуматься до этой бестолковой мысли! Я ожидал лучшего…

– Наверное ты прав…вот! Я даже думать о ней не могу без…нытья, уже все плохо…

– А ты попробуй повернуть свои мысли в другую сторону! Все равно нечего терять! Да и у тебя есть друг Палмер, попроси у него помощи, может быть, он чего подскажет…

Глен задержался у меня тут до вечера, этот маленький разговор перерос в настоящий полноценный диалог, какого не было даже при нашей первой встрече. Рассказал Глен и о Палмере, этот парень рушит все мои понятия по поводу спортсменов. Он играет в футбольной команде, но при этом ярый любитель учебы, отличник и хочет в будущем стать экономистом, отсюда и любовь к математике. Мы также затронули тему и так называемого врага Ена, Уильяма. Вот этот парень удивляет еще больше, чем футболист–отличник. Популярный парень с садистскими наклонностями и с интеллектом выше, чем у многих звезд местного образования. Он умело пользуется своими знаниями, вытаскивает своих друзей из ямы плохих оценок. Редкостный бабник по рассказам Глена, и наглая эгоистичная и холодная машина.

Что же, этот разговор я могу считать одним из самых лучших моментов моей жизни. Мы многое рассказали из своих биографий, хотя в основном, моя биография состояла из смешных моментов в школе, как тот момент, когда Эшли Миллер, ученица 9 класса неудачно попыталась соблазнить учителя по физике, а в итоге фотографии полуобнаженной девушки оказались на руках у половины парней школы. Плюс выговор и неуд, разумеется. Но стоит сказать, она была весьма хороша собой…

Как можно много узнать, спросив человека лишь о его грезах. Мечты говорят сами за человека, словно полный справочник в картотеке ФБР на столе у президента США. Забавный факт.

Глава V. Случайный гость

В нашей старой доброй конституции все кратко и понятно написано, а вот конституции личности или жизни нет. И после этого многие люди задают вопрос, почему люди так сложны? Никак нельзя зафиксировать человека, чтобы было все четко и понятно, а тем более просто. Так не бывает. Можно лишь каждый раз добавлять по статье в ваш один большой закон судьбы. Собственно, эта мысль возникла у меня прямо сейчас. 23 ноября 1999 года показывает календарь, а Фрэнк делает уборку спортивного зала, где я сижу.

– Так держать дружище! – в данный момент я перечитывая конституцию США, которую притащил с собой уборщик и комментирую его работу. – Какого черта ты меня облил! А–а–ай… свою же книгу разбрызгал!!!

Совершенно не ясно, зачем она ему, но она как раз лежит в раскрытом виде, около его куртки и пакетом контейнером для завтрака и глаз тянется пересмотреть. Как вдруг, из-за неудачно попытки достать до ведра шваброй, он обрушивает поток брызг на свою книгу, а вместе с ней и на меня. Заглянув под обложку, я увидел надпись – Законы США. Выбор довольно скучный, ведь есть более интересная литература. А если вспомнить, что Советский союз рассыпался в пух и прах, на полках должна появиться новая русская литература. Но вряд ли руководство школы будет меня слушать. Рассвет уже стучится в окна зала, а значит скоро придут детишки – мои излюбленные книги. Их истории интересны, у каждого она своя, но чем старше они становятся, чем скучнее и однообразнее становятся их секреты, которые я подслушиваю.

Глена еще нет, у них уроки позже начинаются. Чувствую, этот вторник пройдет интересно, вроде как Глен обещал мне сюрприз сделать, об этом еще в понедельник сказал. Вспоминая Ена, я как раз невольно наткнулся на Уильяма.

– Ну, осторожно! Если не видишь, это же не значит, что нет! – кричу я свою крылатую фразу, реагируя на то, как Билл прошел сквозь меня.

Но я услышал, очень интересный разговор и меня тут же потянуло следовать за ним.

– Победа очень скоро будет в моих руках! – сказал с необычным пафосом Уильям. Не сказать, что он и раньше не использовал этот "аристократичный" тон, просто сегодня он был очень сильным и явным. Да и что меня привлекло, он со своими друзьями Анну–Марию обсуждал. Причем не в очень милом и вежливом тоне. Хотя этот разговор показался до смеха противным, я уловил важные для себя знания. Уильям– влюблен в Анну–Марию, но сухо, по сравнению с Гленом. Для него она как достижение и не более. Появление лишь такого соперника как Ен ему дает дополнительный интерес.

– Ой…Вильям…ты не любил похоже никогда по–настоящему! – иронично комментирую я, наблюдая за ним.

– Разве тебе не все равно, что этот Ен в нее втюрился? – спрашивает один из друзей.

– Нет! Абсолютно нет! Ена я даже не рассматриваю как угрозу. Она – королева красоты нашей школы, а я – ее король! – с улыбкой на лице пояснял все это Уильям. И причем с такой иронией он это произнес, дурно бы стало, не будь я собой.

– Какой–то…странный у тебя мотив приятель, откуда в такой голове столько…непонятно чего?! – с удивлением говорю.

Трудно сделать правильный анализ, когда твои данные отрывочные, не имеют четкой предыстории. Даже Глен темнит, я много не знаю, в чем тут посыл их отношений с Ульямом. Но при всем тумане, мне это определенно нравиться, эта игра стоит свеч. Не каждый день сваливается такой шанс играть с судьбами. По крайней мере, не мне…

Только я собрался идти, как увидел, что Уильям направился в другую сторону от своих соратников, прямо к шкафчику. Открыв шкафчик, он достал какую–то штуковину, разглядеть я не успел, да это и не важно. Я обнаружил очень интересную находку, фотографию одной особы. Это была Анна-Мария.

– Ах ты хитрый! Все–таки влюблен! – говорю за спиной я. – но как лицемерно с твоей стороны называть это победой! Какие–то у тебя…не светлые чувства… Или как это говориться…? Ай, не так в принципе важно!

Очень быстро, я понял ошибочность своих первых фраз. Мотивы Уильяма мне стали понятны, спасибо учебникам по психологии для выпускного класса, под редакцией 1990 года. Втюрился, также как Глен и решил не показывать этого, он же "крутой парень" и все–такое. Они не влюбляются, они побеждают. Плюс Ен, сама возможность ее общения с ним его раздражает. Такое было даже у нас, это очень идиотская практика, показывает насколько мы можем быть тупыми в молодости, но тридцать с лишним лет назад не все было так сильно понятно, как сейчас, после целой библиотеки одиноких дней. И сразу понятна неприязнь к Глену, помимо раздражения, он его неосознанно побаивается, видит в нем соперника. Его задевает еще сам факт появления такового, у него не может быть соперников, он же король.

– Времена меняются, а люди по характеру такие же… Дьявол! Как все запущено! – говорю я, глядя на уходящего Уильяма.

Между тем, мне надоели, эти чертовы, бежевые стены. Они меня так нервируют, что я забываю о том факте, что спать не могу – кажется, что кошмары снятся. Дом моих родителей был светло–зеленый, какой он сейчас, я не знаю. За пару десятков лет обстановка может порядком надоесть, но если они из года в год, при ремонте используют одну и ту же краску, одного и того же цвета – это ад.

Я этот запах запомню на всю жизнь, эта ужасная краска пахнет, как и любая краска. Но какие-то особенные оттенки всегда подскажут мне, что это она. Воображения у них, что ли не хватает, я не знаю. Но меня это сильно задевает, я сижу в холе и только об этом и думаю, ибо снаружи – школа чистая, белая, а внутри…сами понимаете. После легкого срыва из-за краски, мне почему–то вспомнился бейсбол и как отец возил меня на игру Янки в Нью–Йорк, когда мне было 10. Тогда они с дядей Луи были дружны. Интересно, что стало с моим отцом, дядей Лу, было бы неплохо найти информацию. Ведь Хейли–шоп то существует.

Как–то забавно, дети скидывают верхнюю одежду, в то время как ты можешь выйти и зимой в том же наряде и ничего не почувствовать. Даже долгая и холодная зима 1975 года не затронула меня, прогуляться вокруг школы мне ничего не мешало. Да и под снегом стоять это такое наслаждение, он помогает отвлечься от последствий наказания – постоянной паники и психоза. Особенно, делать это надо ночью, когда свет фонаря делает снег серебристым. Отличный фон для наших силуэтов…

Так о чем я, надо перестать уже сидеть в холе. Немедленно отправляюсь обратно в свою темницу. А здесь как всегда пусто, слишком тихо, даже криков детей не слышно, тут такая звукоизоляция, что за Фрэнком следить не успеваю. Этого парня мне не хотелось бы травмировать, уж слишком хорошо он делает свою работу, даже гитару мою протер. Правда я думаю, он хочет ее себе забрать, а пусть даже и так, зато он следить за ее частотой.

– Фрэнк блестящи, следить за моим инструментом,…хотя от кого он его чистит? Отпечатков пальцев не оставляю я! Ха–ха! – думаю про себя я, когда беру в руку старую гитару.

Старый усилитель уже давно фонит, но мне не перестает нравиться ее звук. Этот скрежет струн создает ностальгический момент для моего существования. Не судите строго, что я постоянно ностальгирую или грущу, просто заняться тут, простите меня, ну совсем нечем. Да и на моем месте вы поступили бы по–другому? Мой совет, когда за двадцать лет рутинно работы вы начинаете сходить с ума, тащите свою пятую точку в магазин музыкальной ерунды и найдите свою душу в одном из таких кусков дерева с металлической проволокой в комплекте! Либо как Глен, в магазин за красками, кто знает, где ваш талант. Хотя мнения я не поменял, на мой взгляд, музыка все равно была, есть и будет универсальным хобби.

– Everyday – it's a gettin' closer

Goin' faster than a roller coaster

Love like yours will surely come my way

A hey – a hey hey…

Everyday… – взяв гитару, подключив ее к усилителю, я предварительно сделал громкость по тише, но мое легкое пение прервал Глен.

– Что это ты напеваешь?

– Я? Старая песенка Бадди Холли. Хотя меня удивило, что ты не знаешь ее. Я думал, хотя бы такой легкий мотивчик будет вирусом, который трудно выбросить… – держа в руках гитару, говорю я.

– Музыка не мой конек…

– А ты обещал какой–то сюрприз…или снова забыл?

– А! Точно! Слегка забыл секунду. Вот! – Глен указал рукой на огромный кусок холста, завернутый в коричневую ткань, обвязанную бечёвкой.

– Кусок…холста, и? Или ты свистнул картину из музея, и решил похвастаться какой ты ловкий вор? Ой, и правда…что же я, до ближайшего музея километров сорок… – с присущим мне утренним сарказмом, говорю я, продолжая дергать струны гитары, наигрывая какое–то соло.

– И ты считаешь это смешным?

– А кто сказал, что это шутка? У нас и правда, нет музея!

– Он уже лет двадцать как есть!

– У нас…кхм…кхм…есть музей?! – с завышенным голосом и слегка фальшивым удивлением спрашиваю я, дернув вторую струну.

– С 1970 года. Исторический музей округа Винсенс, штат Техас. – серьёзным видом говорит Глен, показывая пальцами в воздухе несуществующую табличку с надписью.

– И что там вообще есть? Портрет Говарда Холланея и рассказ о том, как молодой житель, американский авантюрист с ружьем, женой и детьми в придачу нашел наше озеро? Которое теперь называется озеро Холланей…

– Там вся история нашего города!

– Ты с такой гордой миной рассказываешь про этот музей! Тебя не смущает, что наш город напоминает захолустье, а не исторически важный объект!