Каждый день

–Да ты сноб…Если бы знал, где открылся музей…

Со смехом, я посмотрел на моего друга, и мне хотелось задать вопрос – Неужели они восстановили поместье Холланей?

– Нет, в доме Хейли.

– Где? В доме моего отца?!! – с неподдельным и удивленным шоком интересом спрашиваю я.

– Да…о и кстати! Я узнал о твоей семье! Сейчас компанией руководит твой дядя Луи, он то и передал дом в фонд города с целью организации музея.

– Погоди! А мой отец? И какой из дяди Лу бизнесмен! Он музыкант до мозга костей, я думал он сейчас в Нью–Йорке, концерты всякие проводит и все такое… Но чтобы компанией руководить!

– Итан Хейли умер в 1995 году, от сердечного приступа. По словам его брата Льюиса, он так и не смог простить себе потерю сына, то и сказалось на его здоровье еще в далеких 60–ых годах… – Ен читал эту информацию из папки с документами, из газетных вырезок и других источников, откуда он только сумел это выяснить.

Мне стало ужасно грустно и в тоже время интересно, как изменилось все, что я видел. Особенно удивила история моего дяди, который из отвязного музыканта превратился в руководителя фирмы. Но факт смерти моего отца ненадолго выбил меня из колеи, затронув остаток моих эмоций. И хотя, слезы мне по прежнему не знакомы, я могу вообразить, какого это состояние.

– К слову, ты упомянул поместье Холланей…(пауза) там живет твой дядя сейчас! Он его выкупил и отреставрировал и теперь это его дом. Как правило, он здесь зимой живет, а летом он пропадает в Нью–Йорке. – сказал Глен, протягивая в мою сторону фотографию нынешнего вида поместья Холланей.

На фотографии было совершенно новое, чистое и ухоженное здание, совершенно не похожее на то, в котором мы с Гордоном играли в янки и дикси. Большое зеленовато–бежевое поместье с белыми, как редкий техасский снег окнами. На фасаде дома четыре окна и такая же белоснежная дверь. Отдельно можно описать его белые балконы, как бы сошедшие со страниц учебника по истории, когда ты видишь особняки английских дворян. Плюс, от этого дома исходить явная энергия зеленоватых бумажек с портретами отцов основателей США. Хотел бы я провести свои каникулы в этом замечательном доме, скажем на Рождество, пригласив своих друзей и родственников.

– Ого (свистит), сразу видно, дела у моего дяди пошли в гору! Думаю, в данном контексте принято будет называть его поместье Хейли… – удивленно говорю я.

– Мы называем его Хейли–Холланей. Как сам Льюис называет свой дом, понятия никто не имеет. Он редко в последнее время появляется в городе… – поясняет Глен.

– Ты же сказал, что он здесь живет… Или я чего–то не до понял!?

– Жил… в последние месяцы его уже никто не видел, после смерти брата он все чаще пропадает в Нью–Йорке. Поместье пустует, вечно закрытое и темное. В скаутской среде говорят, что там видели призрак отца и сына Хейли, поэтому Льюис не хочет там жить.

– Кстати о легендах? Ты когда–нибудь, обо мне слыша? – задаю вопрос я.

– Нет…до того момента ни о каком призраке я не слышал! – ответил коротко и ясно Глен, хотя он пытался что–то вспомнить. – Я могу поспрашивать у старшего поколения, кого встречу.

– Было бы не плохо! Не интересно существовать, если твои проделки никто не может оценить…

Ен смотрю заинтересовался моим делом. Такое ощущение, что до меня его жизни была настолько скучна и рутина, что теперь он готов играть в детектива ради незнакомого призрака. Что же, с высоты моего мертвого взгляда и правда любая жизнь кажется интересной, даже момент в жизни, когда ты идешь куда–то и чихаешь, кажется мне смешным и интересным. До чего дошел я вы скажите? Может вы и правы.

Ах да, пока мы тут без умолку болтали о моих родственниках, я настолько удивился судьбе моего дяди, что забыл – Глен что-то про сюрприз говорил. А времени до урока осталось не так много, надо быстро спросить!

– Ты там про какой–то сюрприз мне говорил! Надеюсь то, что ты мне дом моего дяди показал и про смерть отца сообщил, не было сюрпризом? – с легкой иронией в голосе спросил я. – Плюс, ты принес мне музыку под названием «Рэп», от которой меня чуть не стошнило! Меня! И стошнило!

– Вот ведь…точно! Я не просто так его притащил! – неожиданно вспомнил что–то Ен, показывая своей рукой на свой завернутый кусок холста.

– Кого, рэп?

Да нет… – иронично отвечает он. – В городе скоро будет конкурс работ по изобразительному искусству, я планирую там участвовать в направлении портрет…

Я опустил глаза полные разочарования, думаю про себя – и что, это и есть сюрприз! Ну, выступит он, ну поймет, что картины рисовать в наше время максимум тянет на похвалу со стороны учителя или мамы, а в худшем случае на клеймо гея. Потому что юноша, рисующий цветочки очень сильно покрыт голубизной, хотя этот термин для меня тоже в новинку.

– Это? Что? Твой сюрприз? – раздраженно спрашиваю я.

– Да нет…я буду писать твой портрет! – с воодушевлением сказал Глен.

– Стоп! Мой…ч-т-о-о-о-о?! Какой к черту потрет…тьфу…портрет!

– А что? В этом году обещали приз, 500 долларов! Пять сотен басков! Дэвид! Это Джек–пот!

– Какой к дьяволу Джек–пот!? Да уж, идеально, деньги поделим пополам… – продолжаю яро иронизировать я.

– Тебе же не нужны деньги? Или ты можешь в магазины ходить?

– Не смешно! Не притворяйся, что ты меня не понял. Повторюсь, какой еще портрет?

– Мне нужен натурщик, кого, в конце концов, рисовать…

– Анну Марию свою рисуй… – перебил Глена я.

– Хорошая шутка, я это запомню. Но мне нужен особенный персонаж, там за креативность дополнительные баллы дают. А тебя гарантированно никто не видел и не увидит. Да ты не переживай, я отлично рисую портреты…увековечим тебя, так сказать, в искусстве.

– Даже не думай, я не собираюсь тебе позировать! Ищи дурака помладше!

– Дэвид, у тебя как будто выбор есть, или мне перестать приходить? Или говорить с тобой перестать?

Меня такие угрозы озадачили. Хотя Глен не самый умный человек, с которым я встречался в жизни, это был хороший ход, ничего сказать даже против, не могу. Оставалось только тихо ворчать, закатывать глаза и ныть сидя на стуле.

– А у меня что, вообще выбора нет? – ною сидя на стуле я.

– Выбор одежды целиком и полностью на тебе… Я тебе доверяю мой друг! – издевательски с сарказмом сказал Глен.

– Да он правда издевается… – думаю про себя.

– Буду писать тебя здесь! Точно! Будешь стоять на фоне пианино! – говорит Глен, поясняя мне свою идею для сюжета будущей картины. – Еще, думаю, будешь в позе Наполеона, как на портретах президентов США или каких–то аристократов…

– А вот и нет… Я все равно не согласен! – я повернулся к Глену спиной и резко, быстрым шагом, направился в угол, делая вид, что мне куда–то надо. Но вскоре, я осознал, что мне идти такой походкой некуда, остановился, развернул голову и продолжил. – Ты можешь угрожать чем угодно! Я только всего видел! Поэтому, твой шантаж неуместен, дорогой мой друг…

Пока у Ена горели глаза от раздражения, я с улыбкой стоял у угла и наблюдал за изменениями настроения юноши, которой что–то тарахтит. Природой его наделило слишком высоким голосом, поэтому его бурчанье напоминало скрипы голосовых связок старой учительницы, которая всю свою жизнь курила. И в самых неожиданных местах я слышал характерные баритональные оттенки.

– Баритональные оттенки? Ч–т–то? Я слишком сильно перечитал книги старика Брауна, уже автоматом выговариваю эти сложные и ненужные термины… – думал про себя.

Пока я ловил себя на мыслях, вокруг меня словно холодом повеяло. И то ли я стал терять зрение, то ли пространство вокруг меня и правда потемнело…

– Доброе утро Дэвид. – до моего слуха дошел очень знакомый приятный бархатный голос. Ангел смерти стоял сзади меня. Я не заметил как громадная фигура с крыльями появилась в каморке.

– Ангел?! Я думал, ты совсем забыл про меня? – оборачиваясь, выкрикнул я.

– В отличие от людей, у нас нет такого качества как «забывание». Вынужден тебя обрадовать, или же расстроить. – Смерть стоял прямо позади Глена, проходя параллельно сквозь него.

– Что это ты веселишься? – мне стало слегка весело при виде застывшего Глена, и я чуть-чуть рассмеялся. Впервые, настоящее хорошее настроение.

– Да просто…он тебя не видит, а я вижу. – отвечаю я.