Каждый день

– Какой…на хрен…игровой клуб?! Ты смеёшься…

– Ну там компьютеры стоят и люди, преимущественно дети, приходят туда чтобы в них поиграть. А некоторые ходят туда прятаться от своих жен, это мне так папа говорил.

– Господи…ты отправил меня в ад! Вместо музыкального магазина тут открыли клуб, чтобы прятаться от своих жен! Дожили…

– Эй! Насчет жен я утрирую!

– А лучше не стало! Ты расстроил меня…

– У нас даже и музыки то толком в городе нет, не самый музыкальный у нас город. Мой отец владел гитарой, она где–то в сарае валяется. Вот и все, а так: наушники и плееры. – разводя руками говорил Глен, попутно осматривая старый контрабас.

– А городок то умирает…

Глен снова стал размахивать руками и слегка виновато смотреть на меня. Он ничего к моему комментарию не добавил. Потом он стоял, положив руку за затылок, обсматривая фортепиано, на котором я сидел.

– А ты, любитель Джона Леннона, что никогда не хотел научиться играть? – убрав руку со своего лба, улыбнувшись, спросил я.

– Да…н–е–е–е–т… Не особо меня тянет на это. Мне нравится лишь его слушать. – отвечает мне Глен

– Ну тут я соглашусь, слушать это приятно… особенно песню про солнце…

– Это Джордж Харрисон…

– А…кто? А–а–а–а…Джуд?

– Это Маккартни…

– Let it be?

– Маккартни… – продолжил с угрюмым выражением лица пояснять мне Глен.

А меня обуял интерес, что из нескольких песен, что он дал мне послушать, только в 2–3 в каждом альбоме пел его любимый Джон Леннон.

– Imagine!? – с надеждой продолжаю спрашивать я.

– А вот это Джон. – с легким воодушевлением сказал Ен.

– Чего это в его группе поет не он?

– Ну…это не совсем его группа…Не то чтобы он лидер…они скорее на равных.

– И все–таки…рокабилли – лучшая музыка! А все остальное лишь жалкая пародия!

– Отста–а–а–нь…сноб старомодный! И где ты только просидел эти тридцать лет!

Чего–то я не понял, ты какого черта мне такую претензию кидаешь? Задаю я в своей голове вопрос Глену. Где я мог еще просидеть, довольно смешной вопрос, который не требует слишком умного ответа.

– Ах да…забыл… – сам отвечает на свой вопрос Глен, видимо, как и я, обдумав все в голове.

На часах наступает время, когда вот–вот уйдет последний ботаник и школа начнет потихоньку закрываться: завершит обход Фрэнк, допишут свои бумажки учителя и докурят последние сигареты наши дорогие футболисты и их дружки хулиганы. И я ловлю себя на мысли, что моему другу, у которого нарушен музыкальный вкус, пора уже домой. Хотя мне должно быть абсолютно до лампочки, но отправить домой хотелось. Плюс ко всему, ему еще дома этот чертов портрет рисовать. Жду не дождусь этого зрелища, портрета старого призрака с гитарой, Дориан Грей не иначе.

– А–а–а–а…Ну…ясно, я тогда…пошел. – Резко и как раз вовремя сам сказал мне Глен.

– Ну что же…удачи тебе, друг мой! Смотри кисточки не потеряй! – прощаюсь я.

На сей раз Глен попрощался еще раз и сегодня не возвращался, стуков не было, и криков я не слышал. Я закрыл за ним дверь, пожелал удачи и попытался снова усесться за гитару, но поздно. Настроение упало на уровень расстроенного старого контрабаса. Для меня мысль, что старый Ив не сохранил свою лавку, выглядит трагичной, а еще хуже мне представляется этот клуб. Ну что же, придётся просить Глена ехать в другой город, слезно умалять его, стоя на коленях, может быть поможет. А до тех пор, придётся мало того, что позировать с расстроенной гитарой, так вообще сам факт игры в модель мне не очень нравится.

Последние лучи солнца еще пробивались сквозь окна спортивного зала, слегка освещая его, создавая блеск яркой краски на полу. Фрэнк сидел в своем «кабинете» и читал книгу по истории американского капитализма, он весьма интеллектуален как всегда. А я прогуливаюсь по своей школе, которая стало моей обителью. Эту мысль я вновь прокручиваю в своей голове каждый вечер и каждую ночь. Но при этом, глядя на закат сквозь душевой спортивной команды, я невольно улыбаюсь, глядя как все–таки этот мир может быть прекрасен. Вряд ли людям, что здесь моются, понравился бы факт наличия невидимого гостя, особенно девушкам.

– Вероятно…в этом что–то есть! – в очередной раз смотрю в окно я.

Такой момент может испортить только Фрэнк, который опять прошел сквозь меня. На него за это я сердится, не могу, также как и привыкнуть к тому, что он– мистер Каннинген. Никогда бы не подумал, что уборщика зовут Фрэнсис Каннинген и что он разбирается во многих темах лучше, чем учителя в мое время.

Глава VI. Эффект ночных огней

На Глена и правда, можно рассчитывать, он настоящий друг, не забыл про меня. Мигом достал мне струны. На вопрос, где он их достал, Ен ответил, что ему помог отец. Тот уехал в большой город ненадолго, по работе и в процессе пребывания купил мне, точнее Глену, ценный товар. Качество у этих струн высокое и результатом я доволен. Но не все было так безоблачно, как мне показалось на первый взгляд.

– Вот сегодня…а нет…нужно еще пару штрихов… Прости!

– Думаю, вот сегодня! Черт…я забыл, нужно еще пару деталей.

– Ну встречай свой…а нет! Прости, это еще совсем не то. – вот такие фразы теперь яслышу постоянно, когда Глен заходит ко мне в каморку. И эти красноречивые объяснения касались портрета.

И главное, я ведь даже не спрашиваю, он сам эту тему начинает, словно нарывается на очередное поучение или грозный взгляд. Может быть, ему захотелось полетать, или он не видел, как я виртуозно играю на огне. Сроки уже поджимают, сегодня 12-ое, а этого, так называемого, произведения искусства до сих пор нет.

Сегодняшний день я встречал с мыслями, что хоть сегодня будет какой-то прогресс. И о чудо, я слышу до боли знакомые неуклюжие шаги, которые все ближе и ближе к моей двери. Глен вошел в мой бункер так, словно уже к себе домой. Он по привычке знает, что дверь для него будет распахнута. Поэтому, входя в комнату, он не обременяет себя словами "привет" или "доброе утро"…

– Вообще, когда заходят, надо говорить добрый день! – упрекнул его я.

– Ой, прости…не вспомнил. – легко и быстро ответил Глен.

– Да ладно… – раздраженно пробурчал я, вспоминая, что хотел спросить. – Ах да! Как твой портрет?

– Слушай…(пауза), он еще не готов.

Мой пристальный взгляд уже сделал дыру в коробке с завтраком Глена, на что он еще не сумел обратить внимание. Он гневной волны с полки упала какая-то старая пластинка.

– Эй…ты чего завис? – стал щелкать пальцами и спрашивать юноша, параллельно проводя другие манипуляции с пальцами. Затем перестав что-то делать, он провел рукой около моего лица и что-то стал смеясь говорить. – Это не те дроиды, которых вы ищите…

– Ч–е–г–о?! – воскликнул я.

– Да расслабься, это из одного фильма… Боже! Ты что сжег мой завтрак!? – издевательским сарказмом пытался привлечь внимание Глен, показывая на свою коробку с едой.

– О чем это ты говоришь! Все претензии насчет завтрака…обычно…вручают женам. Уж прости, но ты не в моем вкусе!

– Ха. Ха. Ха. Это что, твой загробный юмор? Или ты этим шуткам тридцать лет учился?

– Опять насчет призраков остришь! Сколько раз повторять, я не загробная жизнь… Господи, сколько можно еще твердить! И ты…уже съезжаешь с темы! Где портрет, ты, чертов Пикассо!?