Амброзия

«С удовольствием.»

Глава 3.

Анастасия Рокотянская не высовывала нос из дома третий день. С тех самых пор, как принеслась домой с неожиданно свалившейся на нее красой, так и не отважилась больше выйти на улицу.

Злые! Какие же они все злые! Нет бы порадоваться, так нет, вылили на нее ушат помоев. У Анастасии все еще щекотало в животе при воспоминании о том, как обмирая от смешанного чувства ужаса и восторга, она впервые отняла от груди сложенные руки, шагая по улице, и выставила обтянутые розовой маечкой груди напоказ. Но злые и жестокие люди как всегда все испортили.

«Тьфу, бесстыжая!» – первыми прокомментировали ее дефиле две гнутые бабки, ковылявшие с палками по своим бабским делам, то ли в собес, то ли на почту за пенсией. – «Ни стыда, ни совести. Идет, трясет, точно корова выменем. Хоть бы лифчик надела. Ой, что творится, что творится!»

Бабкины причитания Настю скорее насмешили. Общеизвестно, если старухи говорят, что плохо, значит на самом деле – круто. Что они вообще понимают в жизни?

Потом ее внешний вид заценили две молодые мамашки, пасшие своих чад в песочнице: «Вот ведь корова! Ей бы килограмм десять скинуть, тогда была бы ничего. Я родила, и то худее. А эта словно роту младенцев выкормила.» Тем не менее злорадные молодухи не сводили с Насти завистливых глаз, пока она проходила мимо. Она независимо задрала голову. Очень хотелось сказать им какую-нибудь хитроумную гадость в ответ. Да сразу не сообразила, а потом поздно было.

Но хуже всех были азеры, что торговали арбузами. Эти пялились во все глаза, ничуть не смущаясь, скалились, шарили по ней масляными глазками, причмокивали и подмигивали. Настя почувствовала себя гадко и мерзко, будто оплеванная, слезы сами собой навернулись на глаза. Она скукожилась, прикрыла локтями красу как сумела и бросилась домой практически бегом. Там закуталась в старую безразмерную футболку и безвылазно осела на диване. Раисе Петровне соврала, что приболела. Та не поверила, конечно, но не возражала. Настя частенько выходила вместо нее, когда та хотела уехать на дачу на все выходные.

С матерью Настя поцапалась сегодня с самого утра. Почему не идет на работу?

Сколько Настя себя помнила, с матерью они лаялись всегда. Точнее, мать лаяла на нее, будто собака Баскервилей, а она вяло отбрехивалась. Талдычила вечно: учись, да учись, а то в институт не поступишь, хорошую работу не найдешь, замуж удачно не выйдешь (на дуре без образования, мол, ни один приличный мужчина не женится). По настоянию матери Настя пошла в десятый класс и маялась в школе лишние два года.

Учеба наводила на нее такую тоску, что плакать хотелось. А от мысли, что потом еще и в институте, может быть, 5 лет учиться, хотелось застрелиться. Ближе к концу 11-го класса даже матери стало ясно, что высшее образование дочке не по зубам. Но она не унималась. Не институт, так колледж. Но учиться надо обязательно. Кому надо? Зачем? Далась ей эта учеба? Какие от нее преимущества? Вот мать – закончила медицинское училище. Работает медицинской сестрой в детской поликлинике и всю жизнь копейки считает. Зачем парить мозги столько лет, если денег от этого больше не станет?

Окончив школу, Анастасия почувствовала себя, наконец, свободной. И взбунтовалась. Учиться дальше отказалась наотрез. Сразу после выпускного устроилась в сетевой супермаркет и зажила по-человечески: работа, зарплата, взрослая свободная жизнь. Рюмочная была ее вторым местом работы, пусть непритязательным, но вполне себе доходным. Мать поорала и успокоилась, лишь иногда взрываясь по пустякам. Отцу и вовсе было все равно.

Анастасия и сама не понимала, что с ней происходит. Казалось бы, самая ее заветная, несбыточная мечта сбылась. Да с такой грудью она же будет первой красоткой на районе. Что там на районе? Она такого мужика теперь захомутать может, что девки от зависти лопнут. А сама, между тем, третий день протирает попой диван, поедая овсяное печенье, запивая его сладкой газировкой из баночки с надписью «Амброзия» и бесцельно пялясь в телевизор. Сколько можно! Пусть все ею восхищаются! Настя решительно смяла пустую банку и, оставив на диване кучу крошек (мать снова будет орать), пошла одеваться. Она всем им покажет!

***

«Куприянова Людмила Марковна?» – рявкнула трубка домофона. – «Доставка. Какой этаж?»

Грубый голос сказал и что-то еще, но она не расслышала. Сердце ёкнуло и ушло в пятки в предчувствии недоброго. Два давешних работяги ввалились в дверь, и пока один из них задержался на минутку в прихожей, суя под нос Людмиле какие-то бумаги, второй по-хозяйски проследовал в ванную комнату.

«Вы меня слышите? Гражданка Куприянова?» – привлек к себе внимание первый. – «Ошибочная доставка, говорю, произошла. Где коробка от машинки?»

«На мусорке, разумеется,» – машинально ответила Люся, не сразу осознав смысл услышанного, и тут же всполошилась. – «Как это ошибочная? Позвольте, у меня и документы есть.» И ринулась к ящику в стенке, где хранила документы. В то время как мужики уже выдвинули машинку вперед и откручивали что-то сзади. Бумаги, как на грех, не находились. А ведь лежали сверху, в прозрачном файлике, точно помнила она. Ну что ты будешь делать? Как сквозь землю провалились!

Людмила Марковна металась между ящиком с документами и рабочими, решительно и беспощадно выволакивающими машинку в коридор, что-то заискивающе лепетала, хотя это было ей вовсе не свойственно. Люся вела бы себя иначе, будучи полностью уверенной в своей правоте. Но в том то и штука, что уверенности этой у нее не было. Она тащилась по пятам за рабочими, шлепая домашними тапочками по грязной подъездной лестнице, а потом и по заплеванному асфальту во дворе. Люся уже перестала хватать суровых, как усатые моржи, мужиков за руки, просто зло наблюдала за происходящим. Злилась Людмила Марковна, конечно, не на работяг. Дымилась паром она на непутевого мужа. Попадись ей в эту минуту Васька, свернула бы шею, как куренку, не задумываясь. Но мужа хранили неведомые боги.

Зато под руку попалась какая-то расфуфыренная с утра пораньше девица: в короткой, жесткой джинсовой юбчонке, черной маечке на двух тонких бретельках и на метровых каблучищах. Людмила Марковна глянула на нее с такой ненавистью, что вертихвостку тряхануло вбок будто от удара. Но она тут же вскинула нос и гордо процокала мимо, нарочито покачивая бедрами и шепча сквозь зубы: «Старая, жирная корова! Смотри не лопни от зависти!»

***

Анастасия Рокотянская купалась во внимании, как розовый поросенок в грязной луже. С вожделением, завистью или умилением взирали на нее все, кроме малых детей. Даже подслеповатые старухи спешно надевали очки, чтобы не пропустить этакое явление. Мужики масляно глазели все без исключения, независимо от возраста и степени кобелистости.

До работы Настя добралась почти без приключений и первым на кого напоролась, был Василий, ожидавший открытия любимого заведения на ступенях.

«Мое почтение, барышня,» – схохмил он, заглядывая с верхней ступеньки лестницы в легкомысленный вырез ее маечки и добавил. –«С прибытком что-ли тебя поздравить? Ей-богу, с прибытком. Откуда такое богатство? Раньше то где прятала?»

«Иди ты, балабол. Умываться по утрам надо, не то бы раньше заметил,» – довольно парировала Настя. – «Хватит пялиться. В стриптиз-клуб вон иди, баб разглядывать.»

«А вот скажи, Настюха, чего вы – женщины, тогда заголяетесь? Чтобы на вас потом никто не смотрел? В паранджах бы тогда и ходили, как в диких странах. А то нарядилась во как,» – красноречиво обвел руками в воздухе силуэт Васька. – «А потом – не пялься. Для мужской природы совершенно невозможно не пялиться, если показывают, да еще и бесплатно.»

Получив за последнее замечание сумочкой по спине, развернулся и правда пошел. И вскоре к огромному своему удивлению понял, что идет именно туда, куда и послали – в ночной клуб. Умом то он понимал, что делать там сейчас нечего. Ночные клубы по утрам не работают, на то они и ночные. Центральный вход для посетителей, разумеется, оказался закрыт. Василий, как человек бывалый, завернул за угол и обнаружил распахнутую дверь в кухню. В проеме покачивался толстый зад уборщицы, методично возившей шваброй по углам. Мусорные контейнеры, принадлежащие клубу и огороженные забором, дабы кто чужой не накидал своего мусора, уже были забиты под завязку плотными черными пакетами с пустыми бутылками и отходам кухни.

«Ой, Василий Ефимович!» – с неожиданным почтением проговорила уборщица, напоровшись задом на Ваську. – «Что й то Вы сегодня рано? Вы проходите, проходите. Я сейчас уберу.» И торопливо вытащила ведро с грязной водой наружу.

Подивившись ласковому приему, Васька вошел внутрь, беспрепятственно повилял по пустому лабиринту сверкающей металлом кухни и вышел в зал. При дневном свете он выглядел довольно прозаично и с оттенком легкого запустения: слегка потертые диванчики, танцпол с пустой клеткой, безлюдный бар. Однако бармен был на месте и, как ему по должности положено, натирал бокалы.

К бару Василий приближался с опаской. Денег у него не было ни гроша. Волшебный карман опустел. Сколько ни совал он туда руку – все без толку.

«Доброе утро, Василий Ефимович,» – с профессиональной вежливостью невозмутимо встретил его бармен. – «Чего желаете?»

«А давай виски. Того – с птичкой,» – обнаглел проходимец. Если уж выкинут отсюда взашей, как нищеброда безденежного, то хоть хлебнет напоследок чего получше, рассудил он.

Действуя ловко, точно фокусник, бармен достал квадратный толстостенный стакан, плеснул в него из бутылки на два пальца и громыхнул кубиками льда. Василий сглотнул.

«Может быть Вы желаете в своем кабинете … заняться бухгалтерией?» – предупредительно поинтересовался бармен. – «Я подам, как обычно.»

«Чего?» – переспросил обалдевший Васька и, изумляясь собственной наглости, продолжил. – «А, ну давай. Бери, что там надо и пошли.» Пропустив бармена первым, он, млея, поднялся за ним по узкой лесенке куда-то наверх.

«Вот это подфартило,» – радостно думал он, оглядывая так называемый «свой» кабинет. Бармен (предусмотрительный малый, далеко пойдет), оставив поднос на столике у диванчика, уже удалился. Василий храбро покрутился в кожаном вертящемся кресле, обшарил ящики письменного стола (денег не нашел, только кучу бумаг), облизнулся на запертый сейф, примерил мягкие, пижонского вида туфли, найденные под столом, и переместился на бархатистый вишневый диванчик. Тот стоял таким образом, что в небольшое затемненное окошко перед ним виден был весь зал. Вконец обнаглев, Василий развалился на диване, вылакал виски, загрыз лимончиком и незаметно для себя задремал.

Проснулся уже ближе к вечеру, в полной темноте. За целый день его никто не побеспокоил. Даже истинный хозяин кабинета.

***

Людмила Марковна весь день кружила по дому на манер не кормленного тигра в клетке, поджидая блудного мужа. Тот так и не показался. Люся уже успокоила нервы рюмочкой кагора, килограммом курабье и остатками краковской от завтрака. Слегка полегчало, но не отпустило. Она вымыла руки и уставилась на себя в зеркало. Надо же, даже осунулась от сегодняшнего происшествия. Лицо скорбное, будто у постящейся старухи за праздничным столом, под слегка жабьими глазами змейками разбегались морщинки. Людмила умылась, достала из шкафчика баночку крема и привычными движениями вбила его кончиками пальцев в кожу. Так-то лучше.

***

Настя всегда отчаянно хотела быть модной. Нет, даже не модной, а продвинутой, передовой. Вроде тех женщин, что отважились первыми в мире надеть бикини, или стать врачами, или полететь в космос. Собственная серость, никчемность и незначительность угнетали ее чрезвычайно. Но все значительное уже свершилось. Что сейчас можно сделать такого, чтобы все обалдели? Чтобы ахнули и потеряли дар речи? Умом Настя не блистала, красотой тоже до недавнего времени, да и талантами была обделена. К ее чести, надо сказать, что она полностью осознавала этот факт. Что уже немало.

Ответ нашелся в интернете. Девочка со злым лицом и нездоровыми, слегка выпученными глазами бросала в толпу слова, словно капли воды в раскаленное масло на сковороде. Толпа внимала шипящему яду с тупой готовностью броситься по знаку предводительницы под поезд. Глаза последователей горели фанатизмом, а лица становились похожими на девочкино – злыми и ограниченными. Правда не все. Отдельные граждане, обремененные жизненным опытом, седыми висками и деловыми костюмами, недоуменно переглядывались между собой. Мысль «что я делаю в этом дурдоме?» отчетливо читалась на их лицах. Но умники были в меньшинстве. Остальные смотрели на девочку, как на божество.

Это было тем удивительнее, что несла активистка сущую чепуху, вроде того, чтобы полностью прекратить выбросы углекислого газа в атмосферу и перестать добывать полезные ископаемые. Полезные ископаемые Настю не интересовали от слова совсем. Какое ей до них дело? А вот насчет выбросов углекислого газа, то она еще со школы помнила, что главный загрязнитель окружающей среды – автомобили. Получается, девочка призывает на машинах не ездить и на самолетах не летать? Глупость какая-то. Что же, людям передвигаться на осликах, а летать на воздушных шарах? С точки зрения экологии – безупречно, с точки зрения здравого смысла – полный бред.

Тем не менее, злая девочка была в тренде. Вот бы ей, Насте, стать такой популярной. Чтобы толпа фанатов ходила следом и заглядывала в рот. Черт с ними, с полезными ископаемыми, да и с выбросами углекислого газа тоже. Пусть ни тех, ни других не будет, неважно. Если бы только у нее была толпа готовых на все обожателей.

Настя плюхнула кружки с пивом на стойку перед двумя братками не из постоянных клиентов и дежурно поинтересовалась: «Что-нибудь еще?»

«Конечно,» – серьезно ответил один. – «Вашу улыбку, девушка.»

Настя осклабилась мерзко, словно на приеме у стоматолога: «Так хорошо?»

Парни увяли, взяли кружки и молча удалились за свободный столик.

«Надо же,» – отстраненно подумала девушка. – «Еще вчера я бы кипятком писала, если бы они обратили на меня внимание. Зажралась я, однако. Светленький вроде ничего.»

Оправив фартук, Настя подошла к столику и вполне дружелюбно спросила: «Пепельница не нужна, ребята?»