Чужие причуды – 3. Свободный роман

– Бог есть Бог!!

Они знали тайну весело жить в этом мире, но их спрашивали о другой.

– Выходит так, в Иудее римляне казнили Бога-сына?

– Какого сына? – парочка удивлялась. – Казнили Бога-отца!

Часть четвертая

Глава первая. Удары капель

Когда Александру Станиславовну спрашивали, что произошло с ее мужем, Шабельская отвечала по-разному: упал с велосипеда, погиб на дуэли, объелся устрицами у Елисеева, вошел в пушкинский мавзолей и позже был найден там бездыханным.

«Богдыханом!» – слышалось генералу Муравьеву-Опоссуму.

– А почему Вронского покойник называл евангельской гадиной? – к вдове приходил следователь.

– Алексей Кириллович, – Шабельская отвечала, – по сути своей искуситель, растворяющий человеческие понятия в законах животного мира: человекочерт!

– Он приносил вам на хранение вещи? – судейский принюхивался.

– Кучу! – однажды, не выдержав, она подтянула сразу несколько чемоданов. – Кучу омерзительных вещей и вонючих предметов. – Вот, полюбуйтесь: использованные шприцы, мешочки с калом, пробитый череп, остатки завтрака, хвост датской собаки!

Похожий на доктора Чехова, но умерший годом раньше, следователь Александр Платонович Энгельгардт насильно помещен был в каменный сосуд и полностью залит медом – с тех пор он ощущал в себе целебные и даже омолаживающие способности: его любили дамы в возрасте.

Живая легенда второго абонемента, он, в силу обстоятельств, был переброшен в третий, где распутывал заковыристый казус, не отдавая новому делу, разумеется, всего себя, но и не опускаясь ниже своего профессионального уровня.

Александре Станиславовне он дал мизинец, та с наслаждением его покусывала. И в самом деле, с каждым его посещением она становилась все привлекательнее.

– Отец, – мурлыкала она, – принял форму сына, чтобы показать, что он вообще не нуждается в потомстве.

О чем бишь он спросил ее?

Его сходство с Антоном Павловичем плавно переходило в тождество, и тогда Александр Платонович дергал себя за бородку, протирал пенснэ, покашливал, хотел сына от Книппер или дочь от Мизиновой, но получал лишь письмо от Левитана или открытку от Потапенко, извещавших его о героической сдаче Севастополя либо о постыдном взятии Ялты.

Шабельская просила его послать за архитектором, но Энгельгардт в Севастополе на бульваре, возле гостиницы Киста, слышал басок Чехова в долгополом пальто и в желтых ботинках. Ветер свистал как настоящий, слышались удары отдельных капель дождя.

– Кто же напал? – один спрашивал другого.

– Тройственная агрессия, – другой отвечал одному: – Англия, Франция, Израиль.

Так выходило – напали на мирных инопланетян (смеялся Пушкин!).

Сюжет для небольшого романа?!

Свет померк, и по полу прокатился померок.

Глава вторая. Справа налево

На смену Суворову и Кутузову пришли Суворин и Кутузин.

Активизировались левиты – их представлял Левитан.

Крым был завален мешочками с калом, пробитыми черепами и остатками завтрака.

Аптекарь Левин из Одессы привез одноразовые шприцы.

Артиллерист-сын Толстого стрелял преимущественно после обеда и, конечно, не из пушки. Лика Мизинова желала Антону Павловичу такого же сына.

Полный желтоватой жидкости Александр Платонович наблюдал, как волны золотистого света быстро несутся по набережной:

– Кажущееся и кажущее чем разнятся?

– Кажущееся, – давно Энгельгардт обдумал, – это дама с питбулем, а кажущее – коричневый монах.

В одном номере все трое жили в гостинице Киста.

Дама была Англия.

Монах был Франция.

Питбуль был Израиль.

Антон Павлович дал отмашку, и Александр Платонович выбросил еду: завтрак был отвратительный и состоял из объедков, приготовленных самым нелепым образом.

Едва заметно Антон Павлович смеялся. Очевидным для него становилось всякое непосредственное созерцание. Он был немного актер, когда писал свои вещи. Впервые Ибсен прочитан был справа налево и открылся безлично. Отраженные волны носились по коридорам.

Суворин и Кутузин – оба под сорок.

Все люди именно этих лет: Левин, Левитан, Лев Львович – сын Толстого.

Заказали обед, вполне приличный.

Приехавшие более похожи были на геральдических, чем на реальных: верный Левин, эгоистический Левитан, луковый Лев Львович.

Огромная масса еще неисполнившихся пророчеств, обманутых надежд, борьба веры и воображения против обыденности утвердили в них ожидание Мессии.

Александру Платоновичу Энгельгардту неловко было объявить, что Мессия – как раз он.

– Мессия – это Несби! – посмеивался Чехов.

Умышленно он позвал двух израильтян, чтобы услышать их возражения.

Левин и Левитан приехали со своими космополитическими привычками и неким прозрением будущего.

Одно будущее уже было построено, но не годилось: паровозный социализм.

Проектировали будущее следующее.