Пристанище пилигримов

– Ладно, Эдуард, не обижайся, – сказал он добродушно. – Иди к девочкам. Вон они уже машут, родимые.

Я выругался матом и пошёл к их столику.

К тому моменту развлекательная программа закончилась и в клубе царил полный бардак, – судя по всему, народ уже был в приличном градусе. Гремела музыка. Человеческое море колыхалось в отражении зеркального потолка, и даже Юрий Романович Агасян в полном воодушевлении выписывал такие коленца, что я был просто удивлён.

– Это кому цветы? – спросила Аня, протягивая ко мне свои тонкие загорелые ручки.

– Тебе, золотце, тебе, – ответил я и небрежно сунул ей букет, приготовленный для жены.

– Ой! Ты такой душка! – совершенно растаяла Анюта, а Ирина метнула в меня хищный взгляд из-под чёрной изогнутой брови, а потом, слегка успокоившись, посмотрела на меня с иронией и снисходительно улыбнулась – «дурачок».

Я отодвинул стул и хотел было присесть, но так и остался стоять, словно вкопанный.

– Что? Не может быть, – бормотал я в полном замешательстве, глядя на дэнс-пол.

Прелестные пастушки Валентина и Ольга отдыхали в компании «волков» из Нижневартовска. Я отсутствовал всего лишь сорок минут, но за это время произошли разительные перемены. Сестрёнок словно подменили: они нажрались и разбушлатились до такой степени, что у меня глаза полезли из орбит. Следующий раз подобный шок я испытал 11 сентября 2001 года, когда смотрел по телеку, как падают американские башни-близнецы.

А в ту ночь я видел, как пьяных сестрёнок волочат по всему залу, лапают грубо, бесцеремонно, будто действие происходит в солдатском борделе. Это были уже не танцы – это была прелюдия к сексу. Валентина целовалась в засос с Олегом, симпатичным белокурым пареньком из «афганской» команды, – его рука методично обрабатывала её пышные ягодицы. Ольгу передавали из рук в руки во время медленного танца, и я видел, как задралась её плиссированная юбка, как показалась толстая розовая ляжка и плотные утягивающие рейтузы. При этом я не заметил на их раскрасневшихся физиономиях даже тени смущения, а напротив, они выражали лишь пьяное и дурашливое «сегодня мы кайфуем». И эти многозначительные взгляды, которыми они обменивались, и эти довольные ухмылки, выползающие непреднамеренно на их сальные одутловатые лица, выражали лишь глубокое удовлетворение происходящим.

Ирина пыталась мне что-то говорить, но я ничего не слышал, а был всецело поглощён этим зрелищем. Отвратительные сцены унижения сестёр возбуждали во мне тошнотворное разочарование: «Что они делают? Словно с цепи сорвались и жгут сегодня по полной, на зло своим надоевшим мужьям и вопреки той скучной, беспросветной жизни, которую они влачат дома», – и одновременно ложилась поверху какая-то безотчётная мстительная радость: «Да гори оно все огнём!»

Я не мог оторваться от этого зрелища, – иногда уродство бывает более привлекательным, чем красота, – девицы, спотыкаясь и ломая каблуки, забираются на сцену и начинают танцевать зажигательный канкан, высоко задирая толстые ляжки и показывая всему миру свои дешёвые труселя, а вокруг толпятся бандиты, глумливо улыбаются, хлопают в ладоши, и на их мордах написано предвкушение.

«Неужели, – подумал я, – эти несчастные дуры не понимают в пьяном угаре, с кем они связались и что им сулит эта ночь?»

– Ты посмотри, как твои девчули разбушлатились, – промурлыкала Аня, внимательно наблюдая за происходящим. – Ну прямо розы – среди навоза.

– Сегодня по рукам пойдут! – восторженно воскликнула Ирина, а я уловил в этих эмоциях некую солидарность, или даже оправдание для себя: мол, не одна я такая, все мы, бабы, шлюхи, но я по сравнению с ними – сущий ангел.

– Эдуард! Не жалко девочек-то? Кто их спаивал? – спросила Аня.

– Спаивал для себя, а танцуют другие, – подхватила Ирина.

Я ничего не ответил – демонстративно отвернулся от них, вспомнил со злорадством, как эти ханжи назидательным тоном и свысока разговаривали со мной, как смотрели на меня удивлёнными цыплячьими глазками… «Не хотели со мной водку пить? – поморщился я. – Так вас сегодня досыта хуями накормят». Мне совершенно не было жалко этих взбесившихся нимфоманок.

Я вспомнил с кривой ухмылкой их аристократические манеры: оттопырив мизинчики, держали бокалы; щипали нарезку, словно райские пташки; цмыкали шампанское – губки трубочкой; мило щебетали о всяких светских глупостях, – и вот на тебе, такая жёсткая порнография в их исполнении. Я пытался их оправдывать: «Все бабы – шлюхи. Все слабы на передок, и уж тем более пьяная звезда себе не хозяйка. Стоит ли кого-то ревновать? Стоит ли оплакивать очередную загубленную душу?» – но мне было обидно за самого себя, за мои наивные иллюзии, за то что я оказался таким глупцом: смешно сказать, но я завидовал их мужьям. Где они сейчас эти мужья? В какой заднице?

Я старался не смотреть туда, но мои соседки восторженно комментировали происходящее:

– О-о-о, куда её понесло? На шест полезла!

– Смотри, крутится! Во даёт!

– Опа! Улетела! Встаём потихоньку! Встаем!

– Опять лезет. А сестрёнка её останавливает. Ловит за ногу! Ты глянь!

Громко хохочут.

– Смотри, охранник пошёл её стаскивать…

– Бардак полный! А эти придурки ржут!

– Да им лишь бы позубоскалить. Как дети малые!

Это была ночь горьких разочарований, и они продолжались: Ирина после жарких объятий под «Seven Second» отправилась в номер с этим толстопятым чудовищем, и я смотрел не отрываясь, прищуренным взглядом, как его клешня сползает у неё по спине и ложится грубыми пальцами прямо на рельефную ягодицу, обтянутую атласным шёлком. Букет хризантем её окончательно добил, а ещё я перестал с ней флиртовать, окутал её арктическим холодом и даже третировал грубыми шутками, выполняя сепаратный сговор с Алексеем, а она смотрела на меня удивлённым взглядом и ничего не могла понять. Загадочная вуаль слетела в одночасье – её лицо стало хищным и злобным, как у стервятницы, губы кривились в неестественной улыбке.

Когда она уходила с этим бандитом, я испытал что-то типа ревности: «Сучка! Могла бы это сделать по-тихому, не так демонстративно. Господи! Как беспринципны люди! Больше всего они бояться остаться не у дел».

Я видел, как сестрёнок по очереди уводят наверх, а через некоторое время и все остальные потянулись вереницей за ними, как свора гиен – на лёгкую добычу.

А ещё я видел, как плакал всеми покинутый председатель, о чём-то разговаривая со своим отражением в огромной бутылке «Jack Daniel’s», а потом глаза его закрылись и голова с треском упала на тарелку. «Ещё одна жертва бессмысленной войны. Сколько их вокруг нас, этих изломанных войною пацанов?» – подумал я.

Вечер был насыщен до предела, но события продолжали развиваться дальше с коллапсирующей частотой.

После того как ушла Ирина, Анюта стала более раскрепощённой: её бледно-голубые глаза светились неприкрытой похотью. В какой-то момент она пыталась расстегнуть мне ширинку под столом, но я вовремя перехватил её руку. Потом она упрямо тащила меня танцевать, но я ссылался на плохое настроение и курил одну сигарету за другой. Действительно, в самый разгар веселья я был темнее тучи. Мне всё обрыдло. Невыносимо хотелось домой – в Нижний Тагил. Жутко соскучился по родителям – прийти к ним в гости, попить чайку, посидеть с ними перед телевизором, поболтать о разных пустяках и остаться на ночь. Мама погладит по головке, как она всегда это делала, с самого раннего детства, – «Спокойной ночи, сынок», – скажет она и погасит свет. Будет тепло и уютно под пуховым одеялом, и тут же сквозь веки забрезжит светлый, радостный сон.

– Ну что такое, Эдичка? Что случилось с моим мальчиком? – сюсюкала Анюта, принимая вид добродушного сочувствия, и тянула, тянула меня за руку к себе.

– Престань меня дёргать! – крикнул я и грубо оттолкнул её.

Краем глаза, с лёгким поворотом головы я отметил, что Андрей за нами пристально наблюдает. Его лицо выражало неприкрытую иронию, а с тонких губ не слазила кривая ухмылка – «Ох, доиграетесь, голубочки! Ох, доиграетесь!» Со стороны, наверно, казалось, что у меня с Анютой завязывается любовная интрижка, хотя по большому счёту так оно и было.

В очередной раз я не пошёл с ней танцевать. Махнув на меня рукой, она начала извиваться прямо у столика под «Everlasting Blink», божественную композицию группы Bent, которая и по сей день является для меня музыкальным символом того времени. В чёрном облегающем платье с одной бретелькой она была похожа на гремучую змею, исполняющую танец под дудук. Платье было длинное, до самого пола, и только высоченные каблуки да обтянутая трикотажем голень подчёркивали бесконечную сексуальность её ног.

Вспышки софитов простреливали её насквозь, и нейлоновая ткань сверкала словно чешуя на изгибах её тела. Светло-русые волосы были закручены в тугую косу и подвязаны тонкой фиолетовой лентой. Очаровательная улыбка подкупала настолько, что Анюта вдруг стала для меня родной и желанной. Она то и дело поворачивалась ко мне спиной, демонстрируя свою маленькую попочку и восхитительный прогиб.

Начиная с приятной хрипотцы и заканчивая идиоматическими оборотами, всё говорило о том, что Аня – типичная бандитская подстилка. Я много их повидал на своём веку; всех этих женщин объединяла одна черта: они ложились только под брутальных самцов и любили получать за это деньги. В тот вечер Аня для разнообразия решила попробовать программиста.

– Пойдем к морю, – предложил я.

Её глаза покрылись маслянистой плёнкой, и она спросила томным голоском:

– Что ты удумал, мерзавец?

– Ничего, – сухо ответил я. – Мне просто надоел этот шалман.

Свежий морской бриз окутал наши тела спасительной прохладой, как только мы покинули ночной клуб, в котором царила удушливая терпкая жара. Когда мы уходили, кабак просто стоял на ушах, и «розовые» малолетки орали из всех динамиков: «Нас не догонят!!!»

Прогулочным шагом мы спустились по платановой аллее, в конце которой находился контрольно-пропускной пункт. Его дверь была приоткрыта, и на асфальт падал жёлтый лучик света, в котором шевелилась чья-то голова, как в камере Обскура. Когда мы проходили мимо, проём раздвинулся и на крыльцо вышел охранник.

– А вас куда понесло, молодые люди? – строго спросил он.

В руке у него шипела и щёлкала рация, а потом раздался знакомый голос: «Девятый! Девятый! Что там за блядство на четвёртом?! Какая-то девка носится по этажу в одних туфельках! Приём». – «Пятый! Это афганцы развлекаются. Каких-то проституток притащили в номер. Приём». – «Сделай замечание! Что за хуйня?! Приём». – «Спасибо за доверие, но я один не пойду. Они пьяные в уматину. Приём».

– Мы решили прогуляться к морю, – ответила Аня.

– А что… у нас комендантский час? – спросил я заносчивым тоном.