Пристанище пилигримов

– Да н-е-е-е… Просто будьте осторожнее, а то за этот ход уже трое пьяных потонуло, и все – ночью… Представляете? – миролюбиво ответил охранник, нараспев, с кубанским «ховорком».

– Мене сдаётся, – молвил он, изобразив на своём круглом лице детский испуг, – что их хто-то топить.

– Да мы не будем купаться, – успокоила его Анюта.

– Ну и добре, а то я боюсь утопленников. В прошлый раз Калухин как харкнет: «Бери его за нохи, урод!» А я ни то что прикоснуться, я на него посмотреть боясь. Разбухший весь, серый, на холове водоросли. Ужас какой-то!

– Да что Вы говорите?! – воскликнула Аня и сложила ручки домиком.

Я не мог слушать эту глупую болтовню. Моя мизантропия в тот вечер достигла своего апогея: люди не просто раздражали, а вызывали у меня приступы идиосинкразии; внутри как будто раздувался и опадал тошнотворный склизкий пузырь, сдавливающий моё сердце. В тот момент мне хотелось оторваться от навязчивого преследования Анюты и я очень пожалел, что взял её с собой. Я уходил быстрым шагом, а она торопливо стучала каблуками у меня за спиной и уже издали крикнула охраннику: «Если не вернёмся у утру, вызывайте водолазов!» – и радостно хихикнула.

Я спросил её:

– Как ты будешь спускаться к морю? Там дорога для тебя непроходимая – сплошные камни.

– А пойдём через туннель, – предложила она.

– Это надо километр до «Кубани» тащиться по трассе.

– А мы что… куда-то торопимся? – спросила она с заискивающей улыбкой.

– Ну пошли, – сказал я безразличным тоном.

Когда мы спустились в тёмный туннель, над которым проходило Новороссийское шоссе, Аня сделала вид, что ей очень страшно, и прилипла к моему боку как пиявка. Там на самом деле было жутковато, и приходилось идти практически наощупь. В конце туннеля, со стороны моря, тускло просвечивала луна. Я, как истинный джентльмен, обнял её за талию, – она была очень гибкой, и валики спинных мышц плавно перетекали в очаровательные округлости. В тот момент Аня тарахтела как из пулемёта, и я не мог понять, о чём она говорит, хотя понимал отдельные слова. Обычно я впадаю в это состояние через полчаса общения с любой женщиной: вербальный спам переполняет мою оперативную память, и сознание перечёркивает красное мигающее сообщение «Access denied».

Чудовищная усталость разомкнула мой мозг. Правое и левое полушарие перестали взаимодействовать, и мне показалось, что я нахожусь параллельно в двух разных мирах и в двух разных ипостасях, – неуловимые очертания новой реальности начали проявляться именно в темноте. В тот момент я ещё не знал, что это расстройство психики называется делирием.

Этот процесс вызвал во мне довольно интересные метаморфозы: я начал понимать, что наш мир не материальный и что вокруг нас раскинулась загадочная фата-моргана, сотканная из виртуальной пустоты, а если быть более точным – из волновых возмущений условного пространства. До меня вдруг дошло, что после смерти изменится не место моего пребывания, а функция моего пребывания в этом пространстве. В какой-то момент я подумал: «А ведь я постепенно перехожу в новое качество. Я умираю для этой жизни и рождаюсь для новой. По всей видимости, мне осталось ещё недолго…»

Когда мы выбрались из этого бесконечного туннеля, мерцающая гладь раскинулась перед нашими глазами. Мы постояли какое-то время на возвышенности, вдыхая полной грудью морской прибой, и начали спускаться по каменной лестнице.

А потом я смотрел, как она заходит в море, рассекая бёдрами лунный шлейф. Это было красиво, но не более того… Я не испытал в тот момент сексуального возбуждения, а смотрел на неё глазами патологоанатома: Анечка была для меня всего лишь набором определённых костей и мышечных тканей, а секс уже не являлся для меня сверхзадачей, как для многих мужчин, – я стал человеком, который опроверг основную догму нашего существования и задался вопросом: «К чему эти бессмысленные телодвижения?»

Влечение к женщине – реакция совершенно рефлекторная, не имеющая никакого отношения к осмысленным актам. Гетеросексуальное восприятие мужчины базируется на нескольких мотивационных установках, навязанных нам природой для размножения. Ничего сложного или возвышенного в этом нет, но осмыслить это практически невозможно: почему я должен хотеть именно женщину, а не мужчину или антилопу-гну?

Аня играла со мной, не понимая, что это совершенно бесполезно. Она резвилась, восторженно хохотала, набирала в ладошки воду и подбрасывала над головой.

– Ну что ты там застрял?! Снимай штаны – плыви ко мне! – кричала Анюта; сверху на неё сыпались «бриллианты», и в лунном свете, как на рентгеновском снимке, через кожу просвечивал белый скелет.

– Вода холодная, – отнекивался я, хотя ночка была удивительно тёплой.

И вот она выходит из моря, ломая стройные ножки о каменистое дно, а я в это время сижу на корточках и любуюсь явлением современной Афродиты. Она подходит вплотную – я вижу её гладко выбритый лобок и мокрые ляжки. Она опускается передо мной на колени и целует в губы – мы валимся на камни, которые ощутимо врезаются в мою спину. При этом я чувствую исходящий от неё терпкий запах вожделения в купе с алкогольным амбре. Сочетание этих ароматов возбуждало меня с первых дней половой жизни, но именно в тот момент я испытал отвращение, хотя продолжал по инерции облизывать её скукоженный от холода сосок. Потом я спустился чуть ниже и почувствовал, как натянулись мышцы её живота, – она выгнулась, встала на мостик, и лобок её оказался у меня практически перед носом.

– Поцелуй меня… – сказала она прерывисто, хриплым голосом, переходящим в шёпот, и рука её властно легла на моё чело; кульминационное «туда» растворилось в шуме прибоя.

– Что ты сказала? – спросил я, хотя прекрасно понял, на что она меня подбивает.

– М-м-м-м, – промычала она, словно голодная корова, и крикнула со злостью: – Поцелуй мою киску! Какой же ты глупый!

– Я не глупый, – сказал я, состроив обиженную физиономию. – Я брезгливый. Ко всему прочему в тюрьме мне дали понять, что это западло.

Она тихонько скрежетала зубами, находясь в каком-то невменяемом состоянии.

– Я даже понятия не имею, как это делается, – нудно моросил я, а она вдруг закинула мне ногу на плечо и попросила дрожащим голосом:

– Хватит болтать!

«Не-е-е, так дело не пойдёт», – подумал я, сбрасывая её с небес на землю.

– Что с тобой? – встрепенулась Анюта, когда я отодвинулся от неё и начал смотреть в даль, обхватив колени руками. – Ты что, обиделся? Ну не хочешь делать куни – не делай. Я же не заставляю тебя. Ты такой странный!

Я ничего не ответил.

Моё молчание являлось продолжением той тишины, которая воцарилась в мире. Всё замерло в полном безмолвии: и бледно-голубая луна, и мерцающие звёзды, и невесомые облака над кромкой горизонта, и даже волны на поверхности моря…

Железобетонные сваи и чёрный проржавевший тельфер отбрасывали длинные тени, создавая иллюзию апокалиптического сюжета. Лодочная станция и пляжные постройки напоминали в сумерках оборонительную береговую линию. Рябая штукатурка, казалось, была испещрена пулемётными очередями. Узкие окна с решётками напоминали бойницы.

– Ну что ты всё маешься? – спросила Аня насмешливым тоном.

И вдруг я обратил внимание на одинокий шезлонг, оставленный кем-то на дальнем волнорезе. В ярком свете луны его силуэт был настолько отчётливым, что в какой-то момент я увидел сидящего в нём человека. Он притаился и украдкой наблюдал за нами – периодически выдвигался за край спинки и вновь сливался с ней. «Может, мне просто мерещится?» – подумал я, вглядываясь в даль, и меня начал переполнять безотчётный ужас: всё моё тело покрылось «гусиной» кожей, и сердце ударило в набат.

Со мной нечто подобное уже происходило на море, и случилась эта паническая атака в Абхазии в августе 1992 года. Это случилось ночью, когда я шатался, пьяный, в прибрежной полосе пограничной заставы, недалеко от селения Киндги. Меня вдруг охватил такой ужас, что в глазах потемнело и я чуть не потерял сознание, но в последний момент взял себя в руки и кинулся наутёк. Всю дорогу до посёлка, в котором гуляли и пили мои друзья, я бежал, спотыкаясь и падая в темноте, разбивая в кровь колени и локти, и кто-то преследовал меня до самой калитки. Меня словно гнали оттуда, не пытаясь причинить особого вреда.

Я всегда очень внимательно относился к фатальным знакам. «Что-то опять назревает», – подумал я, вспоминая Абхазию, где нас с другом чуть не ухлопали в зарождающемся геополитическом конфликте. У местного населения к тому моменту стволов было больше, чем лопат, и они были заряжены вековой ненавистью. Над крышами домов, увитых виноградными лозами, поднимался ужас грядущей войны. По извилистому серпантину в маленьком грязном автобусе мы спасались от этого ужаса, а где-то за спиной уже бухала артиллерия и надрывалась реактивная установка «Град», неся разрушения и смерть. Через несколько недель от этого посёлка остались только чёрные руины.

– Что с тобой? – спросила Аня, проведя ладонью по щеке и вглядываясь в моё перевёрнутое от страха лицо.

– Сейчас я понимаю, о чём меня предупреждала Татьяна, – ответил я дрожащим голосом.

– Какая ещё Татьяна? – спросила она. – Ты о чём лопочешь, родной?

– Ты, – я ткнул в неё пальцем, – такая же ведьма! Все вы ведьмочки! Чёрные душонки! Все вы хотите только власти над человеком! Власти! Завладеть его душой, а оболочку выкинуть, как использованный презерватив! Знаю я вас!

– Тебя что, белочка накрыла? Прекращай, Эдуард. Возьми себя в руки. – Она пыталась говорить твёрдо и спокойно, но всё же в конце фразы её голос дрогнул и она начала от меня потихоньку пятиться.

Нелепо раздвинутые ноги и тонкие дрожащие ляжки, слегка потрёпанная промежность и рыхлые асимметричные груди, выпученные глазёнки и глупое выражение лица, – всё это вызвало во мне вспышку неуправляемого гнева. К тому же она позволила усомниться в моей адекватности, а это подстегнуло меня ещё больше: безумцы не любят, когда их подозревают в безумии, – меня просто вырубил этот перепуганный взгляд, подчёркнутый нелепой улыбкой, больше напоминающей оскал.

– Сюда иди, – чуть слышно прошептал я и начал медленно приближаться, словно крадущийся гепард на мягких подушечках.

Она продолжала отползать, но я прихватил её за тонкую голень и потянул на себя – она истошно заорала:

– Хватит меня мучать! Оставь меня в покое!

Я продолжал её тянуть на себя и зловеще улыбался, словно Ганнибал Лектер.

– Отъябись!!! – крикнула она. – Ты меня пугаешь!!!

– Не ори, – ласково попросил я. – Приготовься умирать.