О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Да уж, губа у него не дура… Но, с другой стороны, мы уже не можем ему отказать.

– Но ведь, – вмешалась еще одна стукалка, – он может…

– Т-с-с, Би, никогда не стоит вмешиваться и подводить стрелки на часах Дракона.

Би смущенно умолкла, Эй обратилась к Камбру.

– Боюсь, это не самое лучшее, что ты мог пожелать, но, возможно, тебе и повезет… Мы отправляемся через месяц. Собирайся.

И они исчезли.

Камбр протер глаза. Совсем рядом в волшебном трансе все еще пребывали Итис и Белал. Он увидел Руфуса с его подружкой Люкой, и медленно кружащегося с блаженной улыбкой глюка Хамфри, и Топу, танцующего по очереди с каждой из своих жен, и Тойтика, и Месса, и мэра Чоли Тронкла, и своего литературного агента Берри Струпника, танцующего в обнимку с чьей-то рукописью, и даже Трепла… Камбр посмотрел на небо. Ему показалось, что и звезды, очарованные Танцем фей, пляшут вместе со всеми. Он медленно опустился на шелковистую лайку, закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Ему показалось, что он безусловно счастлив.

Глава 8. Как Камбр ездил со стукалками к морю Румусов.

«Стучат, стучат колеса.

Качаясь, мчится трейка,

Вперед, о Камбр, вперед!..»

Немного подумав, сосредоточенно грызя кончик ручки, Камбр вздохнул, отодвинул лист бумаги и выглянул в окно. Мимо проносились желто-серые поля и белые, будто игрушечные, домики, важно проплыла колоколенка святого Гуся и опять поля, домишки, поля, мелькнуло тающей лужицей золота в лучах обжигающе-раскаленного солнца озерцо…

Прошло чуть больше месяца с праздника фей. Стукалки сдержали обещание. На следующий же день Камбр, склонный считать, что ему все привиделось во время волшебного танца, получил конверт с серебряной палочкой – знаком стукалки, билетом на трейрейлинг (в просторечье трейку) и длиннющим списком того, что нужно взять с собой.

Месяц пронесся в лихорадочных сборах, поисках необходимых средств для поездки, улаживании отношений с космодромным начальством и уговаривании Руфуса побыть на время отсутствия Камбра сторожем в космопорте (у того как раз был очередной приступ лени), а также бесплодных поисках Берри Струпника. Тот как на зло куда-то запропал, а без Берри, вернее, без гонорара, который Струпник задолжал Камбру, ехать было никак невозможно…

Но наконец все было улажено, найдено, закуплено и получено. И Камбр теперь сидел на мягком диване в трейке, несущейся на всех парах на восток к морю Румусов, сосредоточенно грыз кончик ручки, глазея в окно на проносившиеся мимо станции, выжженые безжалостным солнцем поля, холмы, поросшие лесом, медленно и важно, будто многогорбые опы, добродушно помахивающие ушами, проплывавшие в отдалении, на еще только угадывающиеся сиреневой ломаной линией у горизонта Зоркие горы, и пытался придумать следующую строчку, попутно осмысливая все произошедшее и предвкушая необыкновенные приключения в будущем. А в том, что приключения будут именно необыкновенными, Камбр нисколько не сомневался.

Надо вам заметить, что Камбр – бывалый путешественник. Он много поездил по Шаре. Бывал в Брюквусе, сплавлялся по Грохоталке, излазил вдоль и поперек Крошистые леса, ходил и в Зоркие горы, и в Туманные, и на море Румусов неоднократно бывал. И не только на море Румусов, но и на море Валек, и даже к Красному океану как-то выбрался. Но со стукалками!.. Нет, с ними Камбр никогда раньше не путешествовал. Сомневаюсь, что кто-либо еще из дуркан вообще мог этим похвастать. И потому-то, а еще от предвкушения чудес, Камбра время от времени кидало в жар и даже начинало потряхивать.

Стукалки – это ведь самые загадочные существа на планете! Конечно, не считая Золотого дракона Рейна. Но Рейн – личность мифическая, неизвестно, существует он на самом деле или является лишь плодом буйного воображения сказочников и мистификаторов, коих на Силизенде пруд пруди, а стукалки-то – вот они, рядом, стоит только встать с дивана и открыть дверь.

Обычно феи путешествовали маленькими группками (впятером, или вшестером), чтобы, как они сами объясняли, не наступать друг другу на пятки. Чужаков (дуркан и разных прочих глюков) в компанию не допускали. Иногда (крайне редко) к стукалкам присоединялись фурии или мороки, их как дальнюю родню терпели, но не более.

На сей раз с Камбром поехали четыре стукалки: старшая – Эй – серьезная и даже немного суровая, Камбр ее слегка побаивался, впрочем, остальные феи тоже; уже знакомая нам Си, нога ее вполне зажила, и она оказалась на редкость приятной собеседницей, самой приятной из всей компании; Ди – вертушка, хохотушка и проказница, неуловимо похожая на зеленую манкушку, что в изобилии водятся в джунглях по всему побережью моря Румусов, и последняя, самая младшая из всей компании, Джей, сильно напоминавшая Эй своей страстью к порядку, да к тому же еще и обладательница весьма острого язычка.

Феи сняли большой отсек в вагоне трейки и быстренько преобразовали его, так что он превратился в компактный и очень уютный домик с кучей комнат. Камбра поселили в одной из них. Кроме него там разместились: большой письменный стол с вращающимся креслом, большой диван, журнальный столик, мягкое кресло, четыре маленьких пуфика вокруг столика и книжный шкаф, забитый книгами сверху донизу. Как все это влезло в малюсенькую комнатушку, было выше Камброва понимания, но, тем не менее, ничего, кроме комфорта, он там не испытывал.

Оставаясь один, Камбр легко мог дотянуться до книжного шкафа, не вставая с дивана или кресла. Когда же приходили стукалки (а они приходили на завтрак, обед и ужин, а по вечерам устраивали чудесные посиделки с музыкой и танцами), комнатка каким-то образом превращалась в просторный зал с глубокими нишами и вычурными колоннами, за которыми угадывались странные тени и слышалось шуршание и поскребывание. Камбр за все путешествие так и не решился посмотреть, что же там такое шуршит.

То одна, то другая фея приходила к нему просто так, поболтать. Это у них называлось «знакомиться поближе» и «налаживать контакты». Тут уж Камбр изо всех сил старался не ударить в грязь лицом и произвести впечатление. Возможно, что-то даже у него и получалось, так как Эй, например, с каждым днем относилась к нему все более благосклонно.

Особенно часто его навещала Си. Они даже подружились, если это слово вообще применимо к отношениям между феями и дурканами. «Ну а почему бы и нет, – думал Камбр, – дружит же он с глюками, тоже весьма экзотическими существами. А Си очень даже милая девчонка, для феи, разумеется».

Частые посещения фей вовсе не означали, что у Камбра не было ни минуты покоя. Он всегда, когда вздумывалось, мог остаться в одиночестве и предаться любимому занятию – миросозерцанию. А что может быть любопытнее, чем мир, проносящийся мимо?..

Они ехали уже третий день. Вчера вечером трейка миновала выбеленный обжигающим солнцем, раскаленный, как печка, Ловис и теперь должна была перевалить через Зоркие горы, чтобы поздно ночью прибыть, наконец, в приморский Клюквин.

В Клюквине нужно было пересесть в кар-бас, доехать до маленькой деревушки Тинки-Ю, а оттуда еще лиг десять прошагать пешком до мыса Печали, места дикого и почти пустынного, если не считать таких же немногочисленных путешественников – любителей диких пляжей – и главной достопримечательности – пустынника Момбара, по слухам, дурканина блаженного и святого.

Трейка влетела в тоннель. Под потолком засветилась бледно-зеленым светом лампа, похожая на гигантского фонарщика. Дверь приоткрылась, и к Камбру заглянула Си.

– Ты один?

– Да, заходи.

Си серебрянкой перетекла в комнатку и уютно устроилась в кресле. Какое-то время она молчала, рассматривая корешки книг в шкафу, и Камбр было решил, что ей просто захотелось посидеть в его обществе, но Си неожиданно оторвалась от созерцания книг и спросила:

– Скажи, почему ты захотел путешествовать с нами? Только честно-честно!

Камбр пожал плечами.

– Никогда не путешествовал с феями. Наверное, приключений захотелось.

– Приключений? – Си откинулась к стене и захохотала, будто колокольчик стеклянный зазвенел. Глядя на нее, и Камбр рассмеялся. Так они веселились некоторое время, наконец, Си, давясь от смеха, выговорила:

– Ты чего… ха-хи… Камбр хохочешь?

– А ты чего?..

– У тебя есть подружка? – внезапно став серьезной, спросила Си.

– Нет, – Камбр пожал плечами, – сейчас нет, да и вообще… я еще об этом не думал.

– Не думал? А пора бы и подумать, – пропела Си, – вот встретишь девушку, влюбишься в нее, а она окажется непра-авильной…

Си смотрела на Камбра, и глаза ее странно мерцали в бледно-зеленоватом свете, льющемся с потолка. Ему даже стало казаться, что она вся начинает мерцать, фигура ее изменяется, вытягивается, лицо расплывается, теряя очертания, а глаза, как раскаленные угли, пылают все ярче и ярче, но тут трейка выскочила из туннеля, и дневной свет рассеял наваждение. В кресле сидела, свернувшись калачиком, маленькая хрупкая стукалка и лукаво улыбалась.

– Что значит неправильной? – Камбр в недоумении уставился на нее.

– Ой, смотри, уже Зоркие горы! – воскликнула Си. – Скоро приедем, пойду скажу! – и маленьким вихрем вылетела за дверь.

Камбр потер лоб, потом посмотрел в окно. Трейка, пыхтя и присвистывая с натуги, ползла в гору. Солнце садилось, превращаясь из раскаленно-белого в громадный бордовый шар, по стеклу заметались лиловые тени. До Клюквина ехать было еще часа четыре, не меньше. Камбр потянулся к шкафу, взял с верхней полки тяжелый в синем с золотом кожаном переплете «Старинный трактат о плетении слов», раскрыл его на закладке и углубился в чтение.

***

Ночной Клюквин встретил их дождем и прохладой. У входа на привокзальную площадь пыльная кошачья пальма, чахлый представитель многочисленного семейства кошачьих пальм (впрочем, в Клюквине все они чахлые, тут им явно не климатит) тянула тонкие дрожащие листья-лапки навстречу дождевым струям. Мимо просеменил, недовольно курлыча, гамбургский петух совершенно дикой расцветки. Напротив щелястой деревянной будки с красивой надписью «МеЖа» толклись водители велодрынов, соток и кар-басов в ожидании пассажиров.

Один вертлявый черненький с длинным носом и оттопыренными ушами, по виду натуральный мабригец, подскочил к Эй, безошибочно вычислив в ней старшую, и пискляво с сильным мабригским акцентом пропел:

– Кыда-кыда-кыда напаравляитес? В Шерстинка, Юма, Клетка, Сольник?..

– В Тинки-Ю.

– Э-э-э, – сдвинув огромную серую в зеленый горошек кепку набок, поцокал языком писклявый, – в Тинкъ-Ю сечас не проидешь, тимано, да и дороку рызмыло-таа. Но исле ты палатаешь, твы соткы нашшаа проидит…

Эй посмотрела на небо.